5 блистательная поэма в прозе от Амброзия Богоедова!

Роман «Не придумал» уже в своём названии содержит постмодернистскую игру смыслов. С одной стороны, автор кокетливо подстилает себе солому, чтобы не вызвать у читателя завышенных ожиданий. С другой интригует намёком на реальность описанных событий.
Когда же неизбежно попавшийся в ловушку любитель литературы принимается за чтение, его сразу берут за грудки и показывают, кто в доме хозяин. Мат, откровенные сексуальные сцены, алкогольный и наркотический угар… Сам авторский слог, кажется, способен осеменять почтенную публику. Впрочем, большинство описываемых сексуальных практик исключают возможность деторождения…Зато смыслами и впечатлениями автор заражает не хуже использованной наркоманской иглы.
Способный же зрить в корень быстро оценит блестящий слог, сочные метафоры и желчный авторский юмор. Напрашиваются параллели с прозой Уильяма Берроуза, Брета Истона Эллиса и других признанных мастеров жанра литературной психоделики. Но ближайший аналог произведения мы обнаружим скорее в русской прозе. Конечно же речь идёт об исповедальной и хулиганской книге «Москва — Петушки». Форма повествования та же— поэма в прозе. Вместо героя метущийся антигерой. Только в отличие от Венечки Ерофеева ехать ему никуда не надо, он кладёт свою жизнь на алтарь служения Празднику, практически не выходя из собственной «нехорошей квартиры».
Всё-таки современный Петербург имеет несравнимо больший арсенал из ядов и соблазнов, которым Дойч отдаёт себя всего и без остатка. Автор же среди всего этого нарастающего с каждой страницей безумия остаётся трезвым и беспристрастным, не впадая ни в морализаторство, ни в сочинения неуместных панегириков. Даже неизбежная смерть тут воспринимается стоически, как оправданный риск, проходя под «красный смех» имени Егора Летова.
Бешеный темп повествования прерывается только на изящное описание «тонкого мира», где некое астральное существо поглощает источаемое телами своих адептов незримое свечение Праздника. Снующие же по «нехорошей квартире» персонажи напоминают героев прозы Лимонова и раннего Мамлеева. Причём каждый из этих «шатунов» наделён своей яркой индивидуальностью, а не просто описан как очередной безымянный наркоман. Тут и музыканты, и политические радикалы, и юродивые, куда же без них! Над всеми ними языческим божеством возвышается Солнце, каждое утро пробиваясь сквозь неприветливое питерское небо и возвещая о необходимости принесения новых даров культу Праздника.