2

В основе этой книги лежит довольно интересная задумка: взять список наиболее распространенных ошибок русского языка в речи и на письме, а затем упаковать его в набор мнемонических «правил». Каждое из этих правил сопровождено парой параграфов пояснительного текста и оформлено простой каллиграфической открыткой-иллюстрацией в духе книг от 37signals — бестселлер готов! Ведь готов же?

На вопрос «что же могло пойти не так?» отвечает Даниил Хармс:

«Телефон у меня простой — 32-08. Запомнить легко: тридцать два зуба и восемь пальцев.»


Внезапно оказалось, что если десятки поколений педагогов и филологов не смогли за годы практики придумать ничего лучше чем условные «уж замуж невтерпеж» и «без ботинок, без сапог, без носков и без чулок», то вряд ли из ниоткуда возьмутся 120 новых и лаконичных способов запомнить все сложности и исключения русского языка. У авторов получится скорее что-то такое:

— «Граммар-наци будут безутешны, не увидев запятой после "конечно"»;
— «Не все встречают с добродушием слова "пойдем сейчас покушаем"»;
— «Уважаемые сэры, проходите в диспансеры».

Не говоря уже о том, что в книге есть и ряд мнемонических правил помогающих запомнить что можно говорить и так и этак (но зачем?):

— «Один пророк любил творОг. Но бесконечно дорог ему был также твОрог»;
— «Валерия ходит в пиццЕрию, а Мария – всегда в пиццерИю».


Проблема книги в том, что авторы ставят перед собой заведомо неподъемную задачу — и конечно же с треском проваливаются. Треск этот раздается в глупых стишках, в нелепых аналогиях и в неловких попытках упростить свод правил, свести его к какой-то упрощенной искусственной псевдологике. Так, например, «Тиха укрАинская ночь» Пушкина (1828) сначала приводится как пример неправильной орфоэпии, мол, смотрите как давно это было и как устарело — следовательно, нельзя так говорить! То ли дело Мандельштам (1933) с «Татары, узбеки и ненцы, и весь украИнский народ». То есть все логично: ставим ударение на третий слог. Но затем, через каких-то 30 страниц, фрагмент из «Онегина» используется как доказательство того, что «скучно» нужно читать через «ш» — ведь рифмуется оно со словом «душно» (не устарело, не? ведь снова Пушкин?). А потом автор, ссылаясь на очередное стихотворение, и вовсе просит не обращать внимание на ударения — такая вот поэтическая вольность, бывает. Итого: одни и те же стихи в течение книги могут подтверждать, опровергать или никак не влиять на правила.

Или вот такой авторский лайфхак: «В слове новорождённый ударение падает именно на ё. И если не забыть написать эту букву, вопросов не возникнет, даже не захочется произнести неправильное новоро́жденный» — т.е. чтобы запомнить правильное ударение в слове надо лишь… запомнить его правильное написание.

В общем, с таким логическим рядом и с такой мнемоникой невольно каждый раз возникает вопрос: а можно, пожалуйста, по старинке просто взять и запомнить ударение «че́рпать»? Без этих ваших: «запомнить это поможет ситуация с рифмами: когда сомневаетесь, просто вспоминайте о том, что правильный вариант мало с чем рифмуется».


Да, в книге попадаются и хорошие, основанные на этимологии и правилах языка, объяснения, но, к сожалению, на каждую единицу полезной информации приходится с десяток таких недоразумений:

«У жительниц гарема была одна проблема». Или «у жительниц гаремма была одна дилемма». Не помню. Забыл. Помню только что правильный вариант мало с чем рифмуется.