4

Очень и очень неплохо. Без всяких характерных для Диккенса сентиментальных перехлёстов, лишних героев и сюжетных линий (потому что чем-то надо заполнить очередной выпуск очередного журнала, с которым автор в то время сотрудничал). Как результат работы над формой этот роман – безусловный шаг вперёд.

Если коротко о сюжете, то это история об идеальной любви на фоне важных исторических событий. Из собственно политики будет в основном про Великую французскую революцию, но показанную в любимом романтиками духе: колоритные персонажи, страсти-мордасти, эффектные жесты и поступки, а также взбунтовавшийся Париж, в котором грянул всеобщий праздник непослушания. Законы логики и элементарной целесообразности к показанному прилагать бесполезно: отвалятся. Например, нищие и голодные деревенские жители расправляются с ненавистными господами исключительно одним способом – вешают их на фонарях. То есть голь-то голь, всего и имущества, что охапка соломы, а фонарь перед лачугой всегда найдётся. А когда эти же крестьяне поджигают замок маркиза, бесстыдно наживавшегося на их трудах, то они просто стоят неподалёку и смотрят, не пытаясь прихватить что-либо из тамошних богатств или еды, хотя их дети пухнут с голоду. Только суровый эпик! Только хардкор!
Праздник непослушания затягивается, а никаких экономических последствий даже на горизонте не маячит. Никто не сеет, не пашет, не косит, не торгует. Все ходят на митинги, марши солидарности и смотреть, как гильотина рубит головы дворянам и их приспешникам. (Только один парень весь роман как мостил дорогу при старом режиме, так продолжает это делать при новом. Кто ему платит? Или он волонтёр?) И при этом все вдруг начали хорошо питаться и одеваться и вообще жизнь наладилась.

Как вы поняли, к исторической составляющей в «Повести» лучше не присматриваться и вопросов ей не задавать. Тем более, она, к счастью, тут не главное. Однако ж при этом кое-что у автора получилось изобразить до мурашек убедительно (настолько убедительно, что в финале за героев начинаешь действительно переживать) – показать изнутри секту и сектантское мышление. Ведь французские революционеры в «Повести» один в один совпадают с классическим типажом любой религиозной секты. Вроде люди как люди, пока не коснёшься хоть ненароком объекта их поклонения. Тут у них включается шиза, а логика отключается. Причём переход абсолютно не заметен. А самое занятное, что сумасшедшие в «Повести» не считают себя таковыми и даже пытаются имитировать нормальную общественную жизнь: принимают законы, разбирают споры в суде, выписывают документы. И так получится, что главные герои волею судеб окажутся в самом центре этого сектантского параноидального государства, где поклоняются гильотине и даже держат дома её миниатюрные изображения вместо распятия. Так что лучше всего читать «Повесть» как фэнтези, антиутопию или что-то в этом роде.

Главный квест – покинуть Париж живыми, но так чтобы сектанты ничего не заподозрили. Герои, вооружённые только здравым смыслом, против фанатиков, численно во много раз их превосходящих и то и дело незаметно сползающих в фазу полного помешательства – весьма неплохой расклад. Правда, до этого расклада ещё нужно дотерпеть: роман долго, как и полагалось тогда серьёзному историческому жанру, раскачивается.
В «Повести» очень хорошо прописана любовная линия. Редко можно увидеть что-то действительно стоящее в романтическом духе и при этом без пошлых розовых соплей и эксцентричных выходок. Герои наконец-то показывают свою любовь не столько словами, сколько действиями и не устраивают парад образцово-показательных страданий с явным расчётом на публику / читателя.

В целом роман очень «кинематографичен»: достаточно много (для Диккенса) эпизодов, где события происходят при большом стечении народа, на улицах, площадях.

Ну и кое-что напоследок. В «Повести», как и в «Крошке Доррит», весьма спорные переводческие решения (читала в переводе Е.Г. Бекетовой) – попытки «обрусить» английского автора. Лондонцы попадают в дом через сени, они есть даже в большом каменном замке маркиза (ансамбль «Лучинушка» в моей голове всякий раз весело запевал «Ай вы, сени, мои сени, сени новые мои»). Главные герои идиллически беседуют под типично лондонской чинарой («Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя» – проникновенно выводил хор). Маркизы, графы и прочие господа здесь именуются «баре», а копейки в речи героев мешаются с пенни и гинеями.

И второе. Не читайте предисловие Чуковского, не повторяйте моих ошибок: там СПОЙЛЕР!