4 "Быть может, мы сильней как раз тогда, когда мы подземельней"

Борис Зайцев – писатель и переводчик, "один из наиболее уважаемых писателей "старшего" поколения эмиграции". Был в числе кандидатов на Нобелевскую премию 1962-го – в год, когда награду получил Джон Стейнбек.

"Золотой узор", посвящённый жизни в дореволюционной России, вышел в Праге в 1926 году. Образы в нём, особенно несколько финальных сцен, сильно перекликаются с романами Тургенева, чью жизнь и творчество Зайцев пристально изучал, называя его и Чехова "подземно" религиозными писателями. Изучал писатель и феномен русской святости, выказывая глубокий интерес к православию.

В романе на фоне русской революции показана сильная духовная трансформация молодой женщины, от лица которой ведётся повествование. Жизнь её на рубеже веков легка, приятна и беззаботна. Она порхает, будущее светло, безоблачно и обеспечено на много лет вперёд. В мире нарастает беспокойство. В душе Натальи вспыхивает скука, она кидается в омут беспечного веселья и новых впечатлений. В Европе начинается война. Наталья, опомнившись, возвращается в Россию. Она чуть остепенилась, жизнь чуть менее радостная, но по-прежнему "кто-то, до поры до времени, упорно уводил нас от событий. А они шли." Наступает 1917 год, нарастает неопределённость. Герои всё ещё делают попытки отмахнуться от нервной, непонятной атмосферы вокруг, прикрыться беспечным равнодушием.

мы, в молодости, в поглощенности самими нами, мало в жизнь чужую всматривались, в жизнь страны и мира, легкою, нарядной пеною которого мы были. В сущности чего таить: мы выезжали на Марфушах, разных верноподданных старухах, на швейцарах, на официантах в ресторанах, на рабочих на заводе, где отец всем правил — наша жизнь и не могла иною быть, чем легкой и изящной

Но, в конце-концов, реальность полноправно вторгается в их жизнь. Наталья не принимает, но не бунтует, учась жить по-другому и обустраивать быт. И чем неспокойнее вокруг, тем сильнее, взрослее и мудрее она себя чувствует, тем чаще задумывается о Боге. Именно вера помогает, когда наступает катарсис и глубина пережитого горя грозится разрушить всё существование. В эмиграции смирение становится путеводной звездой, причиной, чтобы жить дальше и ещё рьянее следовать намеченному пути.