5

Вот понемногу я и прочла "Легенды Западного побережья". Как-то без шума проскользнули эти три книги, а мне полюбилась нежно, куда сильней и трепетней злоключений и побед Геда-Ястребка. Да, здесь автор не выворачивает душу наизнанку, надеясь узнать, в какой там узор ложатся стежки на изнанке, зато растит её бережно, как цветок, терпеливо ждёт, когда она раскроется и принесёт сладкие плоды. А мне, читательнице, согнувшейся над книгой, как птица над драгоценным яйцом, - ибо невозможно было прерваться – было позволено зоркими чужими глазами смотреть на эти нехитрые истории чужого же мира.

Три истории взросления, истории приятия себя и поиска свободы. Все мы приходим в мир, уже нагруженные тяжёлой ношей: ожидания, наследие, обязанности, собственные способности, а в чём-то и бездарность – дары или проклятия, как уж повернётся судьба. Горячо любимый наследник или маленький раб – все повязаны этими путами. И выбор делает всяк разный: одной, как в "Голосах", улыбается глухой бог удачи, и дар оказывается тем, к чему жадно тянется сердце и что нашёптывают старые стены родного дома. Дар другого, как в "Прозрении", только тревожит и пугает, гонит, как овод Ио, в ослеплении прочь от привычного существования, пока не найдётся, как и ради кого достойно его употребить, – и тогда может стать канвой жизни. Наконец, как в "Проклятом даре", может статься, то, что взлелеял и выхолил в сердце – совсем не тот талант, которого как последней надежды ждали родные, и предстоит мучительно выбирать.

Не менее часто звучит и тема свободы, особенно в этой, третьей книге, и всё больше в виде вопросов, но не ответов. Что это, бесформенный морок, неуловимый, но бередящий душу, лишающий покоя, или она впрямь нужна человеку, как хлеб? Извне она или внутри, должна быть осознана или нет, позволяет уступки или не прощает, свободным ли стал человеком, к примеру, взбунтовавшийся и сам ставший хозяином раб? А полоумный отшельник в своём пещерном владении? А отвернувшееся от остального мира, живущее в полудрёме племя? Бродит среди них кругами скиталец, ищущий место, где почувствует себя человеком среди людей, и не покидает его по-разному звучащая для раба, для угнетённого, для ослушавшегося, но одна и та же, связывающая их, проходящая сквозь все три книги песня:

Как во тьме ночи зимней
Глаза наши света жаждут,
Как в оковах смертного хлада
Наше сердце к теплу стремится,
Так, ослепнув, шевельнуться не смея,
К тебе наши души взывают:
Стань нам светом, огнем и жизнью,
Долгожданная наша свобода!

Моей любимой из этой троицы так, пожалуй, и останется «Голоса», самая добрая и милосердная, где солнечный приморский город красив даже полуразрушенный, а его удивительной мягкости и одновременно упорства народ несломлен, даже завоёванный. И всё же не зря, я чувствую, собраны эти три столь разные истории воедино, и не зря все трое встретятся под крышей дома, полного – о, как приятно об этом думать – книг и любви.