Больше рецензий

Kelderek

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

17 ноября 2020 г. 07:16

831

3 Проза эгоиста

Начать придется издалека.

Проблема текущего момента заключается в том, что многие перестали различать между собой хорошую и плохую литературу. Не ту, которая нравится или нет (нравиться может и плохая, а не нравиться - хорошая), а объективно годную, такую, которая вообще могла бы быть определена как литература и стать предметом обсуждения, а не насмешек.

В этом смешении «хорошо» и «нравится» - уже показатель кризиса. Между тем, критерии хорошести существует и их никто не отменял, просто от них все отучились: язык, стиль, объемность, убедительность образов (желательно система, а не свальный грех), фактическая и психологическая достоверность, логика, мастерство сюжетостроения и композиции, гармоничность и яркость, глубина изобразительности. Все это выстроено в определенной последовательности. И, для примера, забегая вперед, можно сказать: в книге важно не искусство графики, а наличие мышления. Важно не только как ты изображаешь то или это, но и зачем ты это делаешь, о чем это должно говорить.

Но мы о книге Былинского.

Автор уверяет, что это хорошая литература и нечто небывалое.

Первое еще нуждается в доказательстве. Далее мы еще порассуждаем по этому поводу.

Второе, мягко говоря, несколько не соответствует действительности. Ну да. В точности также никто, конечно не писал. Но это ж не значит, что перед нами, вот так, прям сразу, текст, вышедший из головы Зевса.

Все уже было. И это тоже.

Можно аргументировать просто от классики – Былинский написал современную версию «Робинзона». Там была почти маринистика, здесь почти фантастика. Интонационно здесь опять «Рождественская песнь в прозе», не по взлету, а чисто тематически, душа проснулась. Можно вспомнить классику фантастическую (поскольку фантдопущение в книге Былинского играет важную роль) – был такой роман Д. Стюарта «Земля без людей». Или вот, еще «Лангольеры» были. Тоже про самолет и мир без людей. Какой-то Кинг написал.

То есть книга легко становится в ряд, который можно при желании продолжать и продолжать. Писали и говорили многие. Это не плохо, не хорошо. Просто констатация факта. И, кстати, тоже признак литературы. Графомания не имеет ни роду, ни племени. Она оригинальна и неповторима в своей бездарности, или слепом и уникальном по своей неумелости, копировании.

В рецензиях положено давать общее представление о содержании книги. Сделаем это и мы.

Живет в 2023 году такой парень, возраста Христа, по имени Алексей Гаршин. Очень полезный работник манагерского сословия. Неожиданно его охватывает приступ острого отвращения к людям (такой синдром по Достоевскому – человечество, может, и люблю, а человека нет, до тошноты и потери здоровья). Почти болезнь. Раз так, нужно лечение. Лучше санаторно-курортное. Полное одиночество. Никаких контактов. Все исключено. В силу определенных, но невыясненных обстоятельств одиночество затягивается. В результате автору предоставляется возможность широко развернуться в рамках темы «Горе одному», дабы убедить читателя в радостях обратного.

Роман большой темы, гуманистической направленности. Актуальной мысли. Но, о чем?

«Все исключено» Былинского следует отнести к категории современной интеллектуальной прозы, книг, где сюжет лишь повод для того, чтобы автору и читателю погрузиться в рассмотрение различных аспектов той или иной проблемы.

Самое печальное в такого рода прозе заключено в ироничности ее названия. Интеллектуализм в данном случае не принимает характер рассуждения, размышления или поиска. Интеллектуальность – чисто статусный маркер, для тех, кто считает себя умными людьми, размышляющими над предельными вопросами бытия. Не более того. Нынешний интеллектуализм чаще всего имеет характер не научения, а поучения. Поучение может быть экзотеричным и туманным, завуалированным, тайнодействием в области фактов или смыслов. Не для простых умов. Чувствуешь: автор написал нечто жутко умное, но уловить в чем ум, так и не можешь, хотя энциклопедизм ошеломляет.

Поучение может быть прямым и явным, когда у автора на руках все ответы, и он, если присмотреться внимательно, проводит с читателем что-то вроде экскурсии. Такие книги грузят читателя скорее моральными оценками, чем авторской образованностью, давят эмоционально. Роман Былинского принадлежит к текстам второго рода. Он знает ответ и ведет читательскую паству за собой.

Мышление не самая сильная часть романа Былинского. Вся книга держится на пафосе и соответствующей ему изобразительности. Ну да, все зримо и сбито подчас довольно крепко. Но если для первой трети романа, когда читателя надо просто вводить в мир книги, показывать что тут и как, ее достаточно, то далее, когда требуется мысль, текст умирает и на долю читателя остается страниц 350 сменяющих друг друга словесных картинок, за которыми ничего, за которыми пустота и… скука.

Роман начат, и неплохо – мы заинтригованы, но не имеет ни логического развития, ни конца.

Но вернемся к мысли, вернее проблеме с ней. Она запечатлена уже в эффектном, но бессмысленном заглавии.

«Все исключено».

Но исключить все невозможно. Всегда что-нибудь да останется. Мыши, как в эпосе одной из наших северных народностей (они есть и здесь). Бог. Природа. Пустота. Ничто, которое в сравнении с твоей полнотой бытия все равно нечто, иное (развить в романе можно было и эту тему – нелюбовь не к человечеству, а к Другому).

Я не могу понять, что же было исключено.

Дело в том, что в романе Былинского остается даже то самое ненавидимое героем Гаршиным человечество. Не в прямом, конечно, виде, а в форме, как писали некогда в коллективных марксистских монографиях, опредмеченной человеческой деятельности. Гаршин, также как и Робинзон, совсем не одинок. Его окружает человеческая цивилизация, кричащая даже сквозь предметный мир о своей индивидуальности. И обезличивает, стирает эту запечатленную индивидуальность, проходит мимо нее, не герой, а писатель Валерий Былинский.

Сохранив материальную основу для существования своего персонажа (людей нет, а бутерброды и кальвадос остались), сделав его неуязвимым, Былинский упростил себе задачу (поговорим о духовном) но при этом лишил смысла весь текст. Более того столкнулся с противоречием еще одного рода. Автор слишком земной, слишком плотский в своем мировоззрении, он прошел мимо главного и очевидного аргумента в пользу того, «почему человеку нужен человек»: да, потому что мы друг без друга сдохнем. Не способны существовать в одиночку материально. Это хоть раз в жизни осознавал любой столкнувшийся с неприятностями житейского толка и мечтавший для решения трудностей «найти кого-то».

Чувство тоски Гаршина непонятно. Ведь в его распоряжении все продукты человеческого труда, и даже лучшие собеседники. Открыв книгу, он, как тот самый Мюнхгаузен, может побеседовать с любой знаменитостью на выбор, услышать, увидеть кого угодно и в каком угодно количестве. И даже поделиться этим с другими людьми (что он и делает, когда ведет свой дневник, скупо цитируемый в тексте автором-диктатором).

Пропала любовь к человеку.

Но так она в делах, а не в словах и не надуманных мистико-поэтических финалах. А у героя с делами плохо. Поэтому Гаршин не Робинзон. Избавив его от материальных лишений, Былинский, скорее поневоле, продемонстрировал героя, проделавшего путь от труженика, преображающего среду (в этом сила героя Дефо), до личности, остающейся паразитом и после мирового катаклизма. Здесь Былинский не одинок: во всех играх и фильмах, книгах постапокалиптического содержания (у Гаршина тут тоже постапокалипсис) человечество выживает за счет паразитизма, собирательства (туалетная бумага, сигареты и прочий храм), оно не желает снова лезть на вершину.

Главный вопрос современности: нужно ли современному человеку общение? Способен ли он к общению? Зачем ему другой? Может, и впрямь без другого лучше? А тошнота от пустого перетирания слов, усталость от назойливого пространственного примыкания к другим телам мясу – нормальная человеческая реакция? А может, он создан только для болтовни? Глядя вокруг, верится в то, что без нее он не выживет. Жить без общения, без разговора в гадамеровском смысле (серьезного содержательного), без другого он уже давно привык.

«Все исключено» - живой пример произошедшего.

Действительно ли без других при тепличных условиях, нарисованных Былинским, человека ждет прозрение? Доступна ли человеку тоска?

Все эти вопросы не заданы. В романе нет по существу никакого разговора, никакой проблемы и никакой трагедии. Она, как бы такая бутафорская, сценическая, литературно-архаичная.

Ну да, самолет не садится. А зачем? Нас и тут в безлюдном мире неплохо кормят. «Хочешь - пирожное, хочешь - мороженое!» Разве соцсетийное бытие, ковидальные реалии не подтверждают обратное, тому о чем пытается говорить Былинский. Нам комфортно друг без друга. Мы друг с другом не хотим дышать одним воздухом.

Роман на фоне происходящего выглядит не только невнятным, неубедительным, но и устаревшим.

Хорошая книга – практически всегда победа автора над собой.

Валерий Былинский себя побеждать не стал. Наоборот, развернулся во всю мощь. Получилось не размышление над предметом, а субъективная пристрастная, пафосная книга. Портрет автора во весь рост. Заслонил собой даже единственного героя. Кто такой Гаршин, каков он, что с ним случилось, как он дошел до жизни такой? Мы так и не узнаем. Куча страниц потрачена не на его историю, а на невнятные воспоминания и блуждания по исключенному, но не пустому миру.

Выходит история героя не главное? Равно, как и история его незадавшейся любви с Верой, которая, ни с того, ни с сего, как ком на голову, сваливается в финале на голову читателю.

Хороша ли эта книга? Наверное, она стоит близко к литературе, похожа нее больше, чем то, что издается и якобы гремит сегодня. Но стоять ближе - не велика заслуга. Надо быть. Автор говорит о том, что написал ту книгу, какую хотел. Возможно, все так и есть. Но это не та книга, которую хотелось бы видеть в итоге. Она должна была иной, лучше. И то, что про другие обычно приходится говорить, что их вообще не должно существовать – слабое утешение и вовсе не комплимент. Когда автор побеждает книгу, когда перед нами эгоистическая проза, призывающая к любви человечество – это крушение здравого смысла, это поражение для литературы.