5 Спойлер Непревзойденно!

Эту поражающую своей глубиной пьесу можно охарактеризовать смело и однозначно - потрясающе!

Бывают произведения, рецензии на которые льются сразу по завершении прочтения, легко, без пауз на обдумывание. Бывают и такие, после коих настигает исступление, смысловая громада с вкраплениями многочисленных отсылок придавливает заплывшую праздным бездумьем голову, приказывая очнуться и осмыслить, ибо существовать также, как и "до", невозможно. Последняя, третья категория, самая страшная. Она не просто нарушает покой, заставляя шагать по впивающимся осколкам разлетевшейся вдребезги зоны комфорта, но пробуждает ото сна. "Бродского сна". Об этом речь и пойдет далее.

С первых страниц становится ясно, что легко не будет. Смысловое спектр ветвится с момента описания места пребывания главных героев. Живут они в причудливой, модернизированной по последнему слову техники "Башне", в помещении на самой макушке (над облаками, даже не имея возможности узнать непосредственно, что за погода стоит над городом), которое "нечто среднее между однокомнатной квартирой и кабиной космического корабля". Лифт, доставляющий все блага цивилизации "вверх" по запросу; мусоропровод, для избавления от хлама в условиях ограниченного пространства; проецируемая в объеме виртуальная реальность с различными прогулочными местами по расписанию; меню из разносолов, повторяющееся раз в 243 года: "у них там всегда что-нибудь такое - деликатесы - чтоб желудок действовал - ни разу не было, чтоб не захотелось - это чтоб мы жили дольше - сколько сижу, ни разу еще запора не было, да-а-а, компьютер". Один минус: камеры слежения с тонко настроенным ИИ, контролирующим весь этот сложный процесс.

Несмотря на пожизненное заточение, герои существуют в более чем комфортных условиях, лишенные недостатка разве что в пространстве (о чем далее). Не болит голова о хлебе насущном, любые материальные потребности утоляются с лихвой. Отмеченное наводит на мысль о футуристической и антиутопической концепциях произведения, так как, с одной стороны, под компьютером подразумевается колоссальный технический прогресс, решающий основные проблематики мирской жизни. При этом он обезличен. Герои его не мифологизируют, не возводят в ранг "сакрального", "божественного", но просто упоминают вскользь. Это очевидное творение человека, созданное и с того момента создающее автономно, при содействии Претора, как "оператора". При желании можно усмотреть клерикальные элементы, но я предпочел бы на них не зацикливаться, хотя и отсылки к писанию игнорировать трудно.

С другой стороны, герои подневольны с легкой отмашки империалиста-диктатора Тиберия. За ними не было замечено прегрешений, а заточение - воля неумолимой статистики. Дело в том, что "во все времена под замком находится примерно 6,7 процента на каждое поколение < ... > Но Тиберий пошел еще дальше. Эти самые 6,7 процента он сократил до 3-х процентов. Потому что у них там разные срока в ходу были. У христиан, например, червонец популярен был; четвертак тоже. В общем, Тиберий вывел среднее арифметическое и, отменив смертную казнь, издал указ, по которому мы все...". Эдакий "Сартровский ад", но не потому, что "Ад - это другие", хотя сокамерников и напрягает присутствие друг друга на протяжении пьесы (противоположности не притягиваются, а скорее рушат семьи). Просто человек, как писал экзистенциалист, "обречен на свободу", которая, пусть и ограничена, но есть всегда, ведь система несовершенна (потому и побег от нее невозможен). И где ее в конечном итоге больше: в тесной камере, обеспеченной передовыми средствами к существованию; на "воле", где будничные дрязги напрягают ноги в поисках пропитания и заставляют отречься от "самости" в пользу социальности; или может лишь в своем собственном разуме, как говорил Эпикур? Проблема свободы и выбора в принципе проходит красной нитью по всему произведению и решают ее герои по-разному.

Элементами упомянутого футуризма и антиутопизма являются также и тончайшие параллели, метафоры и аналогии, попадающиеся буквально в каждой строке. От Нобелевского лауреата не ждешь меньшего и Бродский преуспевает как человек, прекрасно ориентирующийся в реалиях советского пространства, ставившего на колени всех выдающихся людей, а потому, нехотя даровавшего сильнейшую школу жизни; так и в роли блестящего знатока античной культуры. Боюсь, что без, пусть и частичного ознакомления со знаменитым "списком Бродского", составленного для иностранных студентов эрудиции ради, браться за поэму не имеет ни малейшего смысла. Но, с каждым открытым для себя миром бессмертной классики, произведение явится с совершенно иного угла, даруя неописуемый восторг. Здесь и Библейский "вечный жид" Агасфер, и сатира на советско-отечественное жестко регламентированное право с тоталитарной вертикалью, ориентированной на статистику, а любое отстаивание прав личности походит на конское ржание в сенате; распущенность партократии под демократическими лозунгами, хотя "весь Рим замешан на водопроводе и тем он замечателен, что количество воды постоянно. Все дело в системе фильтров...". Получается, что отсутствие необходимости экономить "воду" (а быть может и человечески ресурс), сильно экономит время, ведь по известной формуле "время = вода" (или как там было?). Прекрасный вопрос: "Бывают ли вообще чиновники, в чьем роду, или же они сами, не сидели или не сажали?" И ведь в самый неподходящий момент, когда слово "пожизненно" начинает иметь смысл. Сюда же можно добавить историю с голосованиями, где "Я бы, конечно, был "за". Неважно даже, за что. А кто-нибудь был бы "против". Какая разница? На то и демократия". А бюрократический рай, в котором персонажам известных анекдотов, Изе и Мойше, был заказан путь в ВУЗы, особенно технические:

Туллий. Одно утешение: дети в люди выйдут. ([Пауза.]) Сына-то как назвали?
Публий. Октавианом.
Туллий. Звучит... Быть ему претором. Или сенатором. Может, даже консулом станет. А то, глядишь, и принцепсом. Красивое имя -- залог успеха, полдела. Молодец был Тиберий, когда запретил святцы. Ну какой принцепс из Федота? Или хуже того - Стэнли? Это же курам на смех. То ли дело - Октавиан! Так же хорошо, как Тиберий. Я своего старшего Тиберием назвал.
Публий. А младшего?
Туллий. Тоже Тиберием. И среднего...

Прим. Еще понравилась отсылка с Горацием, который

"воздвиг себе монумент
превосходящий медь".

У нас похожий пошел дальше и "памятник себе воздвиг нерукотворный"

Сюда же стоит добавить многочисленных поэтов, полит. деятелей, невероятное количество затронутых философских дискурсов... всего, пожалуй, не перечислить. В это нужно только вникать!

Углубившись в сюжет становится ясно, что и сама башня - это метафора, эдакий символ противопоставления концентрированного времени - пространству, "черная дыра" наизнанку. Прослеживается скорее антагонизм Эйнштейновской классической модели. Координаты существуют в противоположности друг другу, взаимозаменяясь: "тюрьма есть недостаток пространства, возмещенный избытком времени...". А ведь действительно, когда у человека избыток пространства, имеется в виду "к существованию", времени на охват целого мира, не говоря о Вселенной, вдруг становится чертовски мало. И наоборот, что в полной мере ощущают узники.

Таким образом, где-то во втором веке "после нашей эры", античная колыбель цивилизации сливается с Москвой, точнее с "идеей" Москвы. Башня сильно походит на Останкинскую, деспотичный вождь руководствуется все-теми же методами "уникального пути", о чем писал Акунин, рассматривая ордынский политический строй; явно напрашивается мысль о "нерезиновой, как третьем Риме", с маниакальным рвением к расширению границ во всех возможных направлениях координатных осей, ведь:

Публий (задумчиво). Что ни говори, большой человек был Тиберий… Где бы мы все были, если бы он Империю не придумал…
Туллий. …и столицу бы в Рим не переименовал…Гнили бы понемногу. Задворки Европы.

Да и башня все-таки телевизионная... плюс ресторан.

Герои также с изюминкой. Туллий Варрон хоть и представлял плебисцит, но все же являлся римлянином, с характерным духом и патриотизмом, сдерживающихся разве что эталонной стоической выучкой, в лучших традициях учителя Эпиктета. Его подход - "бесстрастное созерцание". Он во всей полноте, соответственно истинному философу, ощутил незначительность бытия, и не видя смысла распыляться, ищет разумный компромисс между идейным, еще имеющем цель, существованием и неокончательным "выходом" - "Задача Рима - слиться со Временем. Вот в чем смысл жизни. Избавиться от сантиментов!". Туллий ни к чему не привязан, а компенсацию Временем считает справедливой формой бытия, с коей согласен. Он не ищет разнообразия, скорее наоборот - монотонности, потому что сущность Рима "все доводить до логического конца". Свобода таким образом возможна лишь в парадоксе - избавившись от ее необходимости.

Публий Марцел был сыном легата из провинции, а значит не гражданин, варвар, не только по происхождению, но и по существу. Менее эрудирован, зависим от страстей, падок на мирское, что лишь отягощает его положение. Бродский блестяще это показывает на протяжении всей пьесы.

Четко обозначить сюжетную линию будет, если не невозможно, то крайне затруднительно. Как было сказано выше, имеются антиутопические черты в лучших традициях "Мы" Замятина с примесью "Дивного мира" Хаксли и "Первому игроку приготовиться" Эрнеста Клайна. Внешний мир посадил безвинных людей пожизненно, без права на апелляцию и в принципе - выбора. Но выбор, а точнее его необходимость - это такая же несвобода, заставляющая, буквально на всех уровнях, человека, как элемента социальной и психофизиологической, систем, его осуществить. Плюс вечные дрязги, несправедливости и ужасы застенок отдают приоритет комфортабельной камере. Технологический прогресс привел к утрате смысла заботиться о чем-либо. Компьютер все делает сам. Чем не "утопичный сон" в наставшем "технологическом раю"? Обесценивание человеческого естества с полной утратой стимулов. Отсюда и таблетки, снотворное, как акт побега в подлинную, еще ничем не запятнанную жизнь. Во сне субъектность удивительным образом сливается с бессознательным, утрачивается счет времени и пространственной ориентации. И никакого вмешательства. Особенную роль снам отводил еще психоанализ Фрейда и Юнга. Если наяву мечты материализовались, но не принесли желаемого счастья, то выход, как известно, есть, но человека всегда пугает неизвестность. В этой связи люди религиозные и натерпевшиеся от суровой жизни в безусловном плюсе: если время богатого тает в условиях доступного пространства и вариаций на его тему, а расставаться с добром не хочется, то муки нищего награждаются в лучшем мире, без горестей о возможных утратах чего-либо мирского. Либо просто пользоваться таблетками. Сон ради сна. В этой футурологической связи, мечты "овеществились", но принесли с собой лишь пустоту и бесцельность.

Хотя, возможно, башня вовсе не Останкинская, но Вавилонская и люди смогли приблизиться к богам, а сны не призваны подменить неутешительную реальность. Тогда к чему снотворное? Неужто затем, что человек всегда недоволен? А может быть рай в ближнем и поэтому Публий так боялся остаться один, как в приведенной истории книги Массимо Пильюччи "Как быть стоиком", где самой жестокой пыткой вьетконговцев был одиночный карцер длиною в годы?

Пусть каждый решит для себя, перечитывая этот шедевр снова и снова. Есть произведения с многочисленными "бесами в деталях", допускающие самые вариативные трактовки и тем они ценнее.

Ведь хуже "сна Бродского" может быть только "сон разума".

P.S. Стоит добавить, что пьесу проще воспринимать после книг Пелевина и какого-нибудь "Голубого сала" Сорокина, как по части диалогов, так и сложносочиненного сюжета.