3 «-Я ведь чувствую, что танцевала сегодня плохо. Если публика не умеет отличать хорошее от плохого, то зачем тогда балерине предъявлять к себе высокие требования?!»

Анна Павлова заставляет напрячься практически с первых строк, когда без всяких пояснений указывается на тот факт, что она меняет свое отчество (Матвеевна) на Павловна. Балетные училища в те времена числились за императорским двором и балерины были чем-то вроде развлекательного кабаре для царской семьи. Так продолжалось до 1893 года, когда состоялся последний «царский» спектакль. Николай II считал присутствие на ученических спектаклях скучным и ненужным делом. Интересно читать о том, как была организована учеба в этих училищах. Девушек и мальчиков постоянно охраняли друг от друга дежурные и классные дамы. Сама Анна Павлова была настолько миниатюрной, что ее считали слабее других воспитанниц. Все были уверены, что ей необходимо дополнительное питание и в лазарете ей выписали рыбий жир, который было необходимо принимать ежедневно трижды в день. Тон в балетных танцах задавали, на удивление, итальянки. Идеалом считалась Пьерина Леньяни, которая могла выполнить целых 32 фуэте. Но русским балеринам внушалось, что у них свой путь, путь без всяких «виртуозностей». И Павлова в итоге достигла своей славы не делая никаких особенных трюков. Не могла она щегольнуть и фуэте. Более того, в двух турах ее приходилось подталкивать, так как она не могла вращаться самостоятельно! Но снова в дело вмешивается чудо в лице хвалебной статьи в журнале «Нива», автором которой был редактор журнала Светлов. Хрупкая Павлова привлекла его внимание. Когда в училище проходил выпуск, то словно специально в Петербург приехала с гастролями западная танцорка Мария Джури, которая спокойно могла крутить серии фуэте. Наши балерины не могли крутить фуэте, но зато они были сильны в мимике и могли «живописать душевные движения». И стала Анна Павлова артисткой Мариинского театра, причем минуя кордебалет. Ее зачислили сразу корифейкой. Ее начинает обучать сам Петипа, которого пригласили в Императорский театр из Парижа, где тот танцевал в Парижской опере. Балеты при царских дворах приводили к негласному соревнованию между правителями разных стран. В этом соревновании они были вынуждены тратить огромные средства. Интересно, что расцвет русского балета в России начался с приглашения в Петербург балетмейстера Шарля Дидло, который проработал в России более тридцати лет и произвел переворот в хореографии. Именно он отменил парики, башмаки с пряжками, шиньоны и мушки. Николай I отдал предпочтение балету и не пропускал ни одного представления. После Дидло все пошло на спад, а высший свет увлекся итальянской оперой. Когда отменили крепостное право, то исчезли и помещичьи театры, дававшие приток артистов в столичные театры. В конце 19 века и Европа утратила качественный балет, где из него делали клоунаду. Петербургский балет спасло от развала то, что в него не проникла итальянская школа. Но Петипа был не угоден руководству театра и его начинают понемногу выживать. Павлова, не имея физических возможностей станцевать сложный танец, пыталась обмануть Петипа своими вариациями. Но эти недостатки потом, снова чудесным образом, стали ее достижениями. Она стала первой балериной в реформированном русском балете. Почти все первые опыты новых постановок прошли при ее участии в качестве главной исполнительницы! Она также начала распространять моду на короткую юбочку (тю-тю), которую считала идеальным костюмом танцовщицы. Юбка превратила балетный танец в школьный танец, без возможности применения вдохновения. Потом Павлова получает роль «Жизель». Сколько бы ни писали хвалебные отзывы про танцы Павловой, но между строк явно читается, что главной причиной ее успеха была именно ее миниатюрность. Благодаря ее фигуре, Жизель превращалась из девушки в маленькую девочку и эффект ее обмана плохим юношей усиливался в несколько раз. Далеко не всем нравилась эта «изюминка», но вовремя появился сам Толстой с его утверждением, что «если бы гениальное произведение могло быть сразу всеми понято, оно уже не было бы гениальным». Во время событий кровавого воскресенья Павлова танцевала «Жизель», а потом русский балет присоединяется к всеобщей политической забастовке. Линия раздора проходит между танцорами. Павлова, и почему-то это не удивляет, попадает в забастовочный комитет. А ведь ее только что перевели в разряд балерин. А потом часть труппы подписывает петицию о лояльности власти. Раздор в труппе усиливается. Один из танцоров не выдерживает психологического напряжения и совершает то, чего так ждали люди вроде Павловой - самоубийство. Павлова твердой рукой прикрепляет к траурному венку ленту с провокационной фразой: «Вновь объединенная балетная группа – первой жертве на заре свободного искусства». И расцветает балет «по-новому». Танцы отходят максимально далеко от классики, но становятся максимально ближе к простым и диким танцам. Юноши перестают танцевать на пальцах, а скачут, как звери и кувыркаются. Балерина становится лишь одним и элементов балета. В этом и была основная заслуга Павловой, за это ей и присвоили негласную славу балерины, решившейся на «самоотречение». Вскоре отказываются и от выворотных ног, и от пуантов, и от пируэтов, арабесков и антраша. А потом начали танцевать без трико. Правда, на императорской сцене нельзя было так, но артистки начали рисовать на трико пальцы, розовые ногти, румянить колени и пятки… Вакханалия началась и с музыкой для балета. Пьесы превращают в вальс и делаю танец специально для Павловой. И становится Анна Павлова примой-балериной и платят ей три тысячи рублей в год. Вскоре она отправляется в турне. Спонсором турне выступил финский промышленник Карл Фацер. Считается, что именно эти поездки Павловой сделали русский балет экспортным товаром. Павлова едет в Америку. А потом и в Лондон. Ее имя было настолько раскрученным, что залы набивались битком. Словно специально Мариинский театр обвиняет ее в нарушении контракта и разрывает с ней связи. Павлова переходит на гастрольный режим. Она постоянно то в Лондоне, то в Париже. Танцевала она без всякой системы. И постоянно жаловалась на то, что ее никто не любит. Впрочем, и она никого не любила. Она не могла обходиться без восхвалений и похвал. Когда в Германии ей не поаплодировали зрители, то она расплакалась. В Лондоне она открывает школу русского балета. Она долго очень гордится собой, пока не узнает, что в Англии преподавателем балета может стать любой, кто пожелает. Она называет это преступлением и начинает скучать о русском зрителе. Вероятно, потому, что в России балерины получают правительственную дотацию и не зависят от кассы и сборов. В 1912 году она появилась на Петербургской сцене, но платили ей как гастролерше – по количеству станцованных спектаклей. И она снова отправляется в турне по странам запада. Ее труппа уже состоит почти только из англичан и поляков. Павлова грустит из-за того, что в ее родном театре хозяйкой репертуара остается Кшесинская. Саму же Павлову поставили в глинковской опере Жизнь за царя» в четвертую пару. Павловой приходится завоевывать зрителя уже в Мексике. Она поддерживает искусство Айседоры Дункан и ее античным костюмом. Впрочем, сама Павлова не танцевала без трико. Сама открывшая путь к упрощению искусства, Павлова делает вид, что она не имеет к этому никакого отношения. Но в Нью-Йорке охотно принимает правила новой игры в балет, когда артисткам красили губы черной краской, а танцы шли при красном свете. Все это прикрывалось именем «русский балет». Со своей труппой Павлова могла посетить 70 городов за четыре месяца. Была она и в Японии, где перенимала искусство театра Кабуки. Она нисколько не жалела о брошенной родине, но Япония поразила ее тем, что там она ничего не могла выбросить. « - Знаете, Алджи, в этой стране нет ничего, что можно было бы выбросить!» Фокина, который сделал ей имя и под чьи сочинения она танцевала, Павлова даже не указала в афишах. А когда она сама умерла, то англичане сказали, что вместе с ней умерло и русское искусство…
Противовесом Павловой является Екатерина Гельцер. Впрочем, и эта балерина получила популярность благодаря участию в балетных постановках-недоразумениях, типа сценической экранизации произведений Флобера. Эти балетные постановки подготавливали русскую публику к событиям 1917 года, демонстрировали захват пьяными воинами императорского дворца. Потом этот балет («Саламбо») не будет больше ставится, а декорации к нему таинственным образом сгорят. Поедет Гельцер и в Лондон, где для коронации Георга V будет участвовать в идиотической постановке, где артистки местных кабаре будут скакать на сцене вместе с русскими балеринами. В Лондоне Гельцер поразит тот факт, что англичанам платят сдельно, за каждое выступление. А потом начнется вакханалия большевиков и узду правления русским балетом возьмет в свои руки Луначарский. Екатирина Гельцер откажется эмигрировать в Германию и проведет остаток жизни в России. В отличие от Павловой, она всегда смотрела на жизнь глазами реалиста. Реализм был и ее творческим путем…