5 О наслажденье скользить по краю…

С некоторых пор искусство стало безумием…

Живые картины. Люди, чьи тела и лица выкрашены белилами, по которым вьются прихотливые узоры, мы наблюдаем их на улицах всех мировых столиц, в парках и супермаркетах. На них глазеют скучающие туристы, указывают пальцем прохожие, маленькие дети подбегают, чтобы потрогать, не веря, что это не статуя, что она или он – живые. А рядом обязательно ящичек для монеток, если положишь монетку, фигура раскланяется или присядет в реверансе или проделает несколько танцевальных па. Что это? Заработок? Конечно! Искусство? Наверное. Насмешка над человеческой сущностью? А вот это, как поглядеть!

И Хосе Карлос Сомоса, испанский писатель, автор замечательных «Афинских убийств, или Пещеры идей» , как человек, несомненно знакомый с современным искусством – поглядел. И написал роман о футуристическом мире искусства, где отобразил практически нашу реальность, лишь проэкстраполировав современные тенденции перфомансов и интерактивных художественных выставок, соединив с нарастающей страстью публики к экспериментам над своим телом в виде туннелей, пирсингов, железа, целых картин тату на себе и модификациями своего тела практически уже, как арт объекта.

Разбросанные по тексту даты говорят о том, что события происходят в 2000-х годах, то есть до написания книги, а автор является как бы летописцем произошедших событий. Но, судя по всему, нарисованный им мир всё же не воплотился, наш мир миновал развилку во времени, когда мог двинуться таким путем. А может, автор просто поспешил с датами?

Этот вид искусства был назван гипердраматизмом. Художники стали использовать для своих произведений живых людей вместо холста и дерева. Они не только расписывали свой «холст» красками, он моделировали позу и мимику модели, сопровождая по необходимости свои картины музыкой и запахами. В зависимости от таланта, получался либо шедевр, который оценивался в миллионы долларов, либо достаточно проходная работа. Эти «картины» покупали на аукционах, выставляли в домах и парках, правда контракт определял, сколько времени живая «картина» должна стоять в определенной позе у владельца в саду или в жилище. Если картина оказывалась востребованной, то делались более дешевые «копии».
Для «холстов» существовали школы, где обучали искусству долгой неподвижности, способности подавлять свои естественные надобности и полностью подчиняться замыслу художника (грунтовке). А если их приглашали на работу кто-то из признанных гениев, им очень хорошо платили. Молодежь мечтала стать «холстом», зная, что если они станут шедевром, то будут стоить миллионы. И все жертвы стоят этого, особенно если их пригласят в знаменитый Фонд Бруно ван Тисха.

Но у этого искусства была и темная сторона - подсознательная, а иногда и сознательная эйфория от факта владения живым телом человека. … именно в тени, в полумраке, в глубине и таится то, что придает остроту нашим чувствам. И хотя истинные ценители гипердраматизма заявляли, что не видят в «картинах» живых людей, пока те на «работе», это возвышало владельца в собственных глазах. Кроме того, менее удачливые модели работали предметами интерьера, столами, пепельницами, креслами. В рабовладельческих обществах раба хоть в туалет отпускали. Существовали также всякие «грязные» перфомансы, где от «полотна» могла потребоваться интерактивность любого рода, запрошенная заказчиком.

В романе две сюжетные линии – одна про Клару Рейес, профессиональную картину, заветная мечта которой – быть приглашенной для создания «шедевра». Другая - про убийство молоденькой модели Аннек, которая уже стала «шедевром» знаменитого Бруно ван Тисха и тело которой нашли в лесу, растерзанное маньяком. И по оставленному маньяком письму понятно, что на этом он не остановится. Бруно ван Тисх – гений гипердраматизма, его картины стоят баснословных денег, его имя давно уже брэнд, на который работает целая художественная индустрия. Готовится юбилейная персональная выставка «Рембрант», где ван Тисх выставит свои работы, переосмысливающие шедевры этого мастера. И все его сотрудники сильно озабочены, чтобы на выставке не разразился какой-нибудь скандал, поэтому расследование поручают Эйприл Вуд и Лотару Босху, сотрудникам службы безопасности Фонда. Но убийства «картин» мастера продолжаются и становится понятно, что цель маньяка – сорвать выставку.

Имена моделей и художников, названия агентств и выставочных площадок на читателя высыпаются залпом, причем предполагается, что он сам должен разобраться, что есть здесь название картины, фонда, галереи или художника. Самое удивительное, что это очень быстро создает «эффект присутствия» и сюжет захватывает тебя какой-то своей извращенной красотой и эстетикой. И от этого как-то не по себе.

Не все в этом безумном мире принимают гипердраматизм. Существуют организации, с разной степенью активности борющиеся против фетишизации искусства, против соседства эстетики с низменными страстями, скрытыми под видом профессиональных оценок живых картин.

Доктор Атьенса придерживался глупого мнения, будто гипердраматическое искусство — одна из форм легализованного сексуального рабства, проституция XXI века. Ему казалось неслыханным, что кто-то может купить голого несовершеннолетнего с окрашенным телом, чтобы выставлять его у себя дома.

Ценность человеческой жизни обращается в ничто, когда на кону стоят миллионы долларов, интересы медиа- корпораций и художественных фондов. Не потому ли стала возможной прощальная гастроль гениального Бруно ван Тисха и усилия сотрудников его фонда? И только то, что среди них оказался не сильно эстетствующий бывший коп Лотар Босх (какая ирония))), дало возможность прервать эту жуткую цепочку. Впрочем, надолго ли?