1

И я, между прочим, вполне за них счастлива.
За них. Таких влюбленных, нет слов.
Ну таких влюбленных, что тошнит.
Блевать, если честно, хочется — таких влюбленных.

Вообще Картер мне бы и в голову читать не пришло. Так просто вышло. Временами хочется какого-то очень треша, чтобы внятно видеть черту между тем, что мне нравится, и тем, что нет. Обычно я беру какой-нибудь псевдонаучный нон-фикшн: о женщинах, образовании и всем таком прочем.
А вот к Картер я оказалась совсем неподготовлена.
Поэтому лулзов словить не удалось: вместо этого мне хотелось вырвать себе глаза, разучиться читать, стереть память или просто поплакать кровавыми слезами.
Но читать все же пришлось.

Итак, чем радует читателя Анджела Картер:

Анджела Картер создает девочек-мерисьюшечек и знает много всяких слов. Она знает сказки Шарля Перро и даже несколько других сказок. Она знает, кто такие Дебюсси, Гюисманс, Гюстав Моро и прочие всякие возвышенные имена.
Если убрать из любой из сказок Анджелы Картер финтифлюшки, сюжета в них почти не останется. То есть, даже сказочного почти не останется. Это печально.

Анджела Картер умеет вводить в ступор своей метафоричностью:
Вот это отрывок из ее сказки, наполненной "рашен экзотик":

Когда мы уезжали из России, мы владели тучными землями, синими лесами, где бродили медведи и дикие кабаны, крепостными крестьянами, пшеничными полями, фермами, у нас были любимые мною лошади, белые ночи прохладного лета, фейерверки северного сияния.

Разве не в погоне за таким чудом приехали мы сюда из страны медведей и звездопадов?

А вот так она развлекается, описывая разные штуки:

густым и водянистым вкусом

в зеленых, как агат, глазах

Последнее вынесло особенно. Я-то всю жизнь думала, что агат черный. Но я пошла и спросила у гугла, и гугл сказал мне, что агат - он всякий. Он может быть синий, зеленый. желтый, черный, многослойный. Словом, если вам когда-нибудь нужно будет сравнить какой-то цвет с красивым камешком - выбирайте агат, не прогадаете.

Вот так выглядят суровые девочки Анджелы Картер:

Зверь хотел вцепиться ей в горло, как делают все волки, но девочка с размаху ударила отцовским ножом и отрубила ей правую переднюю лапу.

Вот так вот - с костью, с сухожилиями. Чик ножиком - и нету лапы.

...она — дочь богатого чайного плантатора — надевала с тех давних, лихих времен в Индокитае. Моя неукротимая мама, с ее орлиным носом… ну какая другая студентка консерватории могла бы похвастать, что ее мать когда-то дала отпор своре китайских пиратов, ухаживала за больными в деревнях во время чумного поветрия, своей рукой застрелила тигра-людоеда — и все это будучи моложе моих нынешних лет

Анджела Картер не следит за тем, как именно рассказывает историю. Она перескакивает с одного типа повествования на другой, иногда даже не затрудняя себя тем, чтобы начать новое предложение.
Понятно, что когда переписываешь известные сюжеты, цеплять нужно новой точкой зрения и тем, как ты это делаешь.
Вот Картер - она делает ставку именно на то, как она рассказывает. Но вместо "как" у нее получается - "сколько красивых вещей вокруг героев". И вещей этих ну просто чересчур много. Так много, что читая очередное, якобы взывающее к синестезийным ощущениям, перечисление или описание, я держала себя в тонусе только цитатой из Горалик, которую вынесла в эпиграф. Это как сладкая вата - воздушно и миленько, но на деле просто жженый сахар.

На самом деле больше всего это напоминает знаете, серию фанфичеков какой-нибудь юной рафинированной девы, которая впихивает много красивых слов и вещей и рассчитывает, что это покроет сюжетные баги.
Но нет, не покроет.

Но самом деле, пока я читала этот сборник, я была уверена, что весь тираж стоило бы сжечь и оставить только один экземпляр - поместив его в палату мер и весов под грифом - ужасная-ужасная-ужасная-книга.

Но когда я ее дочитала я вижу еще одну причину, по которой она должна существовать.
Этот сборник - настоящий клондайк для всех, жаждущих испытать себя на поле феминистической литературной критики: тут есть девушки, которые открывают свою настоящую сущность, девушки, которые становятся женщинами, девушки, которые не дают себя поймать и все такое прочее.

Словом, это идеальная книга для литературной аутопсии.
И ничего более.