Томас Лиготти появился в моей жизни совершенно случайно, благодаря одному сообщению, которое я вполне мог и пропустить. Первые его работы, с которыми мне довелось свести знакомство — сборники рассказов «Песни мёртвого сновидца» и «Тератограф». Они поразили меня возмутительной оккультностью и мерзким присутствием странного. Самым тщательнейщим образом вчитываясь в текст, я старался не обращать внимания на внимательный взгляд чёрных, непроницаемых глаз, буравящий мою спину, стоило повернуться спиной к зеркалу или тёмному углу. Тогда я почти ощутил холодное прикосновение длинных, костяных пальцев странного, но оно так и не коснулось меня.

Прошло время.

Сейчас мне кажется, что ловушка, в которую я попал, была расставлена давным-давно, существом куда более опасным и изменчивым, чем нам представляется. Оно мимикрирует под творчество американского писателя, втискивает себя в силуэты букв и ждёт, терпеливое как паук, пока в его сети не попадётся очередная беззаботная мушка-читатель.

«Ноктуарий» и «Театр Гротеска» — не сборники рассказов в привычном понимании. Это липкие, удушающие сеты, не отпускающие до той поры, пока взгляд не скользнёт по последней точке. И чернота её, будьте уверены, захватит вас, если вы отмечены хотя бы малейшей печатью воображения, если вы когда-либо терялись во снах или отчётливо видели фигуры, которых не существовало и не могло существовать. Погрузившись в извечную тьму, я слушаю скрежет таинственных машин и дыхание невозможных созданий и проклинаю тот день, когда открыл книгу. Но уже поздно.

Уже слишком поздно.