4.5

И всё-таки Чарская чудесна! После замечательной "Княжны Джавахи" я была очень разочарована "Сибирочкой", став с настороженностью относиться к другим произведениям автора. И как же хорошо, что следующей книгой я взяла именно "Записки институтки"! Чтение оказалось невероятно приятным, милым и уютным. При этом я понимаю, что институтский быт в реальности вовсе не был таким идеализированным, но, читая Чарскую, как же хочется в это верить! (Смотрю на количество восклицательных знаков в этом абзаце и понимаю, что экзальтированность героинь передалась и мне, хех.)

Прочитав три книги Чарской, я сделала несколько выводов относительно её творчества. Во-первых, лучше всего ей, похоже, удавалось писать от первого лица. Сразу же напрашивается сравнение с "Сибирочкой", написанной от лица третьего. Слог там очень сильно отдаёт детскостью, каким-то сюсюканьем, а различные экзальтированные восклицания в речи автора не позволяют воспринимать всё происходящее всерьёз. Кроме того, герои там получились совершенно картонными. Здесь же всё для меня вновь встало на свои места: и героини кажутся живыми, настоящими детьми, и слог в устах маленькой девочки смотрится органично, и отсутствие взгляда автора на происходящее только в плюс. А во-вторых, я решила, что в первую очередь буду ориентироваться на "бытовые", а не на "приключенческие" книги Чарской. Остросюжетность первой половины "Сибирочки" мне совершенно не понравилась, показавшись очень неестественной. А вот про обычную жизнь без головокружительных приключений, про простые детские горести и радости у Лидии Алексеевны, на мой вкус, получалось писать очень хорошо и действительно увлекательно. И ооочень мило!

Также хочется отметить, что в книге довольно много забавного. При этом Чарская всё это явно забавным не предполагала, но по прошествии более 100 лет читать такое без улыбки совершенно невозможно. Вот, например, очень повеселивший меня отрывок, характеризующий институтские нравы:

– Видишь ли, Галочка, у нас ученицы младших классов называются «младшими», а те, которые в последних классах, – это «старшие». Мы, младшие, «обожаем» старших. Это уже так принято у нас в институте. Каждая из младших выбирает себе «душку», подходит к ней здороваться по утрам, гуляет по праздникам с ней в зале, угощает конфетами и знакомит со своими родными во время приема, когда допускают родных на свидание. Вензель «душки» вырезывается перочинным ножом на «тируаре» (пюпитре), а некоторые выцарапывают его булавкой на руке или пишут чернилами ее номер, потому что каждая из нас в институте записана под известным номером. А иногда имя «душки» пишется на стенах и окнах… Для «душки», чтобы быть достойной ходить с ней, нужно сделать что-нибудь особенное, совершить, например, какой-нибудь подвиг: или сбегать ночью на церковную паперть, или съесть большой кусок мела, – да мало ли чем можно проявить свою стойкость и смелость.

Или вот ещё более забавный фрагмент, рассказывающий о посещении института Александром III и императрицей. По всей видимости, Чарская хотела внушить своим юным читателям верноподданические чувства, и, наверно, не одна маленькая девочка в начале XX века роняла слезы умиления, читая эту главу. Мне же она показалась самой смешной во всей книге.

Тут уже, пренебрегая всеми условными правилами, которым безропотно подчинялись в другое время, мы бросились всем институтом к Монаршей Чете и, окружив ее, двинулись вместе с нею к выходу. Напрасно начальство уговаривало нас опомниться и собраться в пары, напрасно грозило всевозможными наказаниями, – мы, послушные в другое время, теперь отказывались повиноваться. Мы бежали с тем же оглушительным «ура!» по коридорам и лестницам и, дойдя до прихожей, вырвали из рук высокого внушительного гайдука соболью ротонду Императрицы и форменное пальто Государя с барашковым воротником и накинули их на царственные плечи наших гостей.
Потом мы надели теплые меховые калоши на миниатюрные ножки Царицы и уже готовились проделать то же и с Государем, но он вовремя предупредил нас, отвлекая наше внимание брошенным в воздух носовым платком. Какая-то счастливица поймала платок, но кто-то тотчас же вырвал его у нее из рук, и затем небольшой шелковый платок Государя был тут же разорван на массу кусков и дружно разделен «на память» между старшими.
– А нам папироски, Ваше Величество! – запищали голоса маленьких, видевших, что Государь стал закуривать.
– Ах вы, малыши, вас и забыли! – засмеялся он и мигом опустошил золотой портсигар, раздав все папиросы маленьким.

Напоследок отмечу, что религиозность в "Записках институтки" совершенно не раздражает, хотя ей уделено довольно большое внимание (есть даже целая глава, посвящённая празднованию начала великого поста). Что в "Княжне Джавахе", что здесь это выглядит не как навязывание автором своих идей читателю, а скорее как примета, органичная черта времени.

Таким образом, прочитав "Записки институтки", я поняла, что, скорее всего, смогу найти в творчестве Чарской определённое количество действительно "моих" книг. Пускай время от времени я буду натыкаться на всяких "Сибирочек", но это того стоит.