4

О боже, какая очаровательная ахинея! Давно я не получала такого низменного удовольствия. Низменного, потому что вот это вот все нисколько не интеллектуально, не литературно, не философично, а удовольствия, потому что мне, простой в душе девчонке, сложно не получить кайф от такой свистопляски.

Положа руку на сердце, скажите, вы когда-нибудь смотрели телеканала "Русский роман"? Ну или душераздирающие шедевры телеканала "Россия-1", транслируемые после вечернего выпуска новостей? А может вы застали еще то время, когда бал на нашем телевидении правили исключительно латиноамериканские сериалы? Или при словосочетании "телевизионные страсти" вы вспоминаете аж индийское кино и зиту с гитой? Какой бы из этих вариантов вы ни выбрали, вам сюда - в гости к Всеволоду Крестовскому и его душераздирающему детищу, роману "Петербургские трущобы".

Ощущение сериального дежавю не покидало меня ни на минуту. Она была прекрасна и невинна душой и телом, ее соблазнил светский угодник, она родила, но ребенка украли, и она пошла по наклонной. И так несколько раз, между прочим. Линия с украденным/потерянным/покинутым ребенком явно полюбилась В.В. Крестовскому, и он использовал ее и в хвост и в гриву. Ну или она была прекрасна и добродетельна, но ее опоил и изнасиловал светский угодник, а когда она возмутилась, ее же и упекли в тюрьму. А дома у окошка плачут ангелоподобные детки. Про мексиканских продюсеров и Болливуд я не скажу, но наши телевизионщики роман Крестовского из рук не выпускают. Ну и коронное "спустя двадцать лет они встретились: Я твой брат! А я твоя мать!! А я не умерла!!!" Ну просто прелесть какая чушь.

Но не стоит забывать, что книга писалась в 19 веке, и писалась она с оглядкой на всю русскую классику, на столпов ее, которые в ту пору еще были живы. Поэтому не сюжетом единым, а жаль. Книга называется "Петербургские трущобы" не просто так. Именно трущобы эти в ней изображены с поражающей воображение детальностью. Мир воров и убийц, картежников и аферистов, нищих и юродивых, ночлежек и публичных домов предстает перед нами во всей своей красе. Все человеческие пороки, слабости, грехи проходят перед нами чередой. Особое внимание уделяет автор публичным домам и пороку, именуемому им Развратом, именно так, с большой буквы. Признаюсь, я даже заподозрила господина Крестовского в нездоровом интересе ко всему, что связано с сексом, ибо к нему он все время возвращался. Какое бы общество он ни описывал, от самого высокого и светского до самого низменного и пролетарского, в нем львиную долю занимают проститутки. Всевозможные куртизанки, "камелии", балерины, высокосветские развратницы, работницы панели, "веселых домов", вконец опустившиеся создания, продающие свое тело за кусок хлеба и рюмку водки - тема продажной любви и падших женщин не дает автору покоя. Но надо отдать ему должное - хоть иногда он и перебарщивает, но показать темную сторону Петербурга у него получается преотлично.

Безусловно, в свое время роман считался "острой социалкой", и мог бы считаться таковой и сейчас, если бы автор уделил больше внимания не жутким описаниям трущоб, а психологическим портретам своих персонажей. Им присуща та самая картонность, которой часто страдает пресловутая "острая социалка". Они совершают поступки, которые приводят их в ту или иную ситуацию, но которые бы никогда не совершили реальные люди в реальной жизни. Из-за этого им сложно сочувствовать, их воспринимаешь не как живых людей, а как занятных уродцев, выкидывающих коленца на потребу публики. Как те самые уроды-инвалиды, которых поженили в ночлежке, чтобы поржать и выпить, а заодно обчистить карманы других выпивающих. Вот и наши герои совершают странные телодвижения, не поддающиеся никакому логическому объяснению. Они идут на панель или отправляются ночью кататься на лодке с подозрительными личностями исключительно потому, что так решил писатель, а не по собственному почину.

Если подводить итог, то перед нами яркие описания преступного мира Петербурга середины 19 века, сшитые между собой белыми нитками бредового сюжета. Примечательно, но бред этот достигает таких высот, когда от него совершенно невозможно оторваться.