3.5 Снова в школу (революция отменяется)

Когда мне нужно указать кому-нибудь верную дорогу, я стабильно подвисаю на неуловимые нетренированным глазом три четверти секунды. Правильно! Для того, чтобы вспомнить, какая из моих рук одесную, а которая, наоборот, ошую, нужно представить себе нематериальный карандаш и вообразить, как я им пишу (что конкретно пишу — лучше не воображать, а то в отведенное время не уложусь) — но обычно укладываюсь, и тогда: «Да-да, конечно, пройдите два квартала, за светофором направо, пять остановок по прямой и будет вам счастье…» Уф! Пишу я правой рукой, оказывается. Не то чтобы редкая проблема, и не то чтобы все, кому она близка, совсем уж кретины, отличать которых удобно было бы по пучкам сена-соломы, притороченным к конечностям на манер манжет. Ничего похожего, конечно, всюду ложные знаки: во-первых, это вообще не проблема, если самосвалом не управлять, во-вторых, живых людей, отличающих сено от соломы сперва найдите, в-третьих, это ж - гласит легенда - даже похвально, когда правая рука не ведает, что творит левая, ну и в-последних, пишу я вообще не так, как представляю: а попеременно то указательным одной, то безымянным другой, нажимая на шифт большим пальцем той руки, которую не отлежала — лёжа ж. И остаётся у меня только один со всех сторон надёжный способ ориентироваться на местности: моё сердце бьётся слева. Links zwo drei vier! – чтоб наверняка. И чтобы обильное слюноотделение, вызванное гвоздём, который товарищ Hermanarich заколотил прям в центр мозга (см. последнее предложение — ну или целиком почитайте, большого вреда не будет - там такое умное всё), не помешало мне продолжить плести прозрачные аллюзии, не нарушающие гомогенности одномерного восприятия (гвоздь не мешает), пойду-ка что-нибудь потреблю срочно.

Если задержусь, можете ещё и мультик посмотреть.

Ну что, мамкины бунтари, папкины конформисты, садитесь поближе в кружок, сейчас вам тётя Женя про базис и надстройку рассказывать станет. Да ладно, чего испугались? Не буду-не буду, потому что если буду — никаких утешительных призов не хватит: ни для тех, кто лучше меня про марксизм знает, ни для тех, кто не знает и боится спросить у тех, кто знает лучше меня, ни для тех, кто и знать не хочет, но всё равно боится. Что я, нелюдь совсем? - у меня и призов-то нету. Но кое о чем, чего нету в книжке Маркузе, сказать всё-таки придётся… Каждому соотечественнику, очарованному сепией и игрой Евстигнеева, весьма показательно дорог и близок образ проф. Преображенского с его непререкаемыми максимами про сомнительную пользу для пищеварения советских газет, разруху в головах и правильную закуску, а уж эту блистательную интонацию печально-брезгливо-устало поверх пенсне и бухарского халата: «Да, я не люблю пролетариат» - кто только не пытался повторить, в куда менее подходящих декорациях. С профессором более-менее ясно, а вот что имел в виду продавец китайских айфонов, равно безуспешно пытавшийся интонировать и вспоминать как с латинского будет proletarius (что-то там недочеловеческое, в пролёте, такое ему мерещилось)? А вот то и имел: краснорожего завистливого хама с дешёвым пивасом, который если под дверь не насрёт, то владимирский централ по-любому в качестве рингтона установит, консультанта Зину за жопу схватит и уйдёт довольный на Киселёва в трениках семками плеваться (ну, не Киселёв, конечно, в трениках — пролетарий). И соотносить себя с подобным «биомусором» мальчику, расправляющему плечи в розовой рубашке, да с перспективой карьерного роста в дружном коллективе атлантов, совершенно не интересно. Юноша, конечно, карикатурный, и раскрашивать его можно как угодно — хоть фрихендом татуировать, хоть подкрученные усы приделать, хоть майку с Че Геварой — суть не поменяется: лишенный средств производства наёмный убийца работник, бесперебойно эксплуатируемый капиталом — пролетарий и есть, как и абсолютное большинство, живущих «в аду, сотворенном человеком для человека» - как и те, кто по каким-то причинам ускользнул от внимания «общества всеобщего благоденствия», за счёт угнетения которых это иллюзорное общество и функционирует худо-бедно (толсто-богато). Сам мальчик, вероятно, стыдливо относит себя к «креативному классу» - но таковой существует разве что как волнующая мечта примкнуть к сонму «успешных» людей да посматривать на прочих граждан с прекрасных глянцевых обложек, сбыча которой гарантирована примерно в той же степени, что и выигрыш в спортлото. «По-марксистски» говоря, сытые пролетарии и мелкие буржуи отчаянно хотят стать буржуями покрупнее — вот и вся тебе борьба классов. А Маркс, он пускай и дальше танго-макабр для монументального индустриального рабочего и его железобетонной подруги сочиняет, на мотив «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем..»

А вот для этого, дети, для осмысления ненаступившего «затем» после несостоявшегося обрушения , что делать и кто виноват, если капитализм не изменил ни своей живодёрской сути, ни избавился от потенциально взрывоопасного основного противоречия, но никого это особо не волнует, и так норм, не взорвётся, особенно если противопоставлять деструктивной и репрессивной функции «общества изобилия», «новому тоталитаризму», множественные интеллектуальные и не очень субкультурки — марксистские секты школы и существуют, в частности неомарксист фрейдистского толка Маркузе — из франкфуртской общеобразовательной. Очень грустная детская книжка у него получилась, вдохновляющая. Но мальчику, который придя домой, узнает, например, что с одной стороны помер глава корпорации тетра пак, гена, отвечающего за гомосексуальность не существует, а одеться как Райан Рейнольдс в ближайшем стоке — плёвое дело, а с другой — в Гренландии льда натаяло страшные мегатонны, там глад, тут мор, то задымление, то подтопление, то хлопок, а вот ещё книжку про Руанду случайно прочёл, проникся антропологическим тоской, полез выяснять разницу между тутси и хуту, но по дороге скачал первый сезон «Эйфории» - всё это никак не затрагивает дальнейшее функционирование ни мальчика (хоть он и компенсировал кое-как ещё один безысходно рабский день), ни «пролетария» в трениках, ни общества в целом — поздно ему читать эту книжку, он стар, он устал, ему всегда хотелось, чтоб Бендер уехал, «Великий отказ» не для него . В лучшем случае в рюкзачок сложит (если студент-гуманитарий) и продекламирует под настроение:

«Преодоление «катастрофы человеческой сущности» должно происходить не путем модернизации внешних политических и экономических условий, но путем изменения внутреннего сознания человека.»

Хотя, черт его знает, может и додумается внезапно, что под брусчаткой пляж.

- Минуточку! Какие ещё дети?! - возопит кто-нибудь (руку поднимите) — откуда этот молокосос вообще цитату выцепил? Я вот старый-больной-человек-ничего-не-понял, у меня другая есть. Там вообще опять галльское болото зауми — ни к одной революции ни пришьёшь-ни пристегнёшь. Немец, говорите? Щас, про Шекспира с Бальзаком, про Баха с Гегелем при необратимом переходе из двухмерного мира вот в этот вот:

«...входя в жизнь как классики они перестают быть собой, они лишаются своей антагонистической силы, того остранения, которое создавало измерение их истины»

Опять, блин, «остранение»?! Что я теперь в своём одномерном мире Тредиаковским не состоянии качественно насладиться?

Остыньте, выпейте корвалолу, никто у вас Хераскова не отнимет, не о том речь — и вообще никакого бы, например, этого вашего Пелевина не было б, ни в одном из его агрегатно-кондитерских состояний без Маркузе с Бодрияром, без Ролана нашего Барта с Ги каким-нибудь Дебором (в лёгких касаниях у него французский умник полностью обнажившись до презерватива (иначе дискурса не выйдет) заставляет французскую же проститутку надеть оранжевый жилет, а потом французские полицейские пытаются выяснить не было ли это идеей его русского гостя, который вообще ни при чём и полностью одетый храм Разума ищет там и сям. Так себе рецензия на неомарксистов для дп, Виктор Олегович) — и не потому, что ему передразнивать было б некого, а потому что попросту некуда было б вкатывать свою расписную тележку с тортами и нетортами: ленточка не перерезана, постмодернистская поляна не только не закрыта уже, но и не открыта даже, пацаны не в курсе. Вот благодать бы была: «И не надоть, на сказках Пушкина жили и проживем…» Конечно, Пушкин тот ещё солнечный сказочник — и сейчас живем: мало ему было злодейски убиенного Моцарта и кровавых мальчиков в глазах, так ещё и русский бунт этот - бессмысленный и беспощадный, Боже упаси. С хренов ли он бессмысленный-то? Но все равно упаси, пожалуйста, а то у меня ипотека и горячую воду только раз в год отключают, по расписанию.

Детям, в отличие от нас с вами, нравятся всякие умные слова, дети должны понять, во всяком случае те, которые задают правильные вопросы и ждут на них ответов. Не на деревню ж дедушке Маркузе свои опусы писал? (дедушка вообще несознательный — у него корова), не для того, чтоб Адорно с Беньямином было о чём подумать на досуге — для детей травить жестоко, но ведь надо же что-то с ними делать, потому что кто если не.. И тут дети такие: ой да из пустого в порожнее, ой скока можна, чё за нудятина, мне это в жизни не пригодится, звонок уже был… Садитесь: всем 2, звонок для учителя.

Если прислушаться, сердце вот оно, по-прежнему слева, бьётся ровно, readernumbertwo большое спасибо за каминаут: Маркузе вышел, наконец, из шкафа, где почти склеился уже десятилетней пылью с А. Кожевым и вот этим шедевром «Деньги. Крушение политики (сборник)» Мишель Сюриа Кожева не отдам, а за «Деньгами» можете подъезжать в течение недели, кому надо (Спб, самовывоз, состояние — ни разу не открыта, никем) Есть у меня призы, оказывается.