4.5 Хоронить нельзя спасти

А медицина и не бывает лёгкой. Что уж говорить о юном враче, брошенном в глухоманьевской больнице на растерзание деревенщин. И кому как не Булгакову, побывавшему в его шкуре, об этом знать? Семь рассказов из сборника приоткрывают завесу над чувствами и мыслями такого героя. И это действительно герой во всех смыслах. Окажись я на его месте, пришла бы в ужас, — с другой стороны, во время чтения мне порой казалось, что провести операцию на живом человеке ничуть не труднее, чем сохранить самообладание и ни в кого не врезаться, когда на тебя орёт и брызжет слюной взбешённый инструктор по вождению. Впрочем, не будем о прошлом. Давайте лучше поговорим про истории, отвлечённые от опыта большинства из нас. Истории эти — бело-кроваво-жёлтые, со смертельными и не очень исходами, выдуманные и основанные на реальных событиях, правдивые до мурашек по коже.
Мимоходом и словно бы лишь тенью стетоскопа Булгаков касается вопросов, (всё ещё?) самых важных для начинающего спасителя. Это книжные знания и самообладание, которые могут спасти чью-то жизнь, это просвещение народа и выкорчёвывание из него тёмных суеверий, это простая вероятность не успеть, не заметить — и не спасти, которая может выпасть на долю любого. Это, в конце концов, человечность.

И юмор, конечно. Вы же не думаете, что если вас привезут на скорой в травму с лампочкой во рту (или где-то ещё), то врачи из деликатности не станут обсуждать этот случай и потешаться над незадачливым экспериментатором между собой? Станут, и ещё как. И к себе врачи тоже могут относиться с юмором. Но, признаюсь, когда меня во время чтения не тошнило, я очень забавлялась происходящим. Например, как ГГ описывал свой утренний туалет перед выходом на улицу:

Одевание было непростое: брюки и блуза, валенки, сверх блузы кожаная куртка, потом пальто, а сверху баранья шуба, шапка, сумка, в ней кофеин, камфара, морфий, адреналин, торзионные пинцеты, стерильный материал, шприц, зонд, браунинг, папиросы, спички, часы, стетоскоп.

Особенно понравился браунинг в экипировке доктора. И как оказалось, ценная для спасения жизней вещица! К слову о спасении жизней. Помните: про тошноту я не шутила. Перед или во время обеда рассказы лучше не читайте — здоровее будете.

«Полотенце с петухом» и «Стальное горло»
Первые два рассказа, сдаётся мне, произрастают из одного корня, у них даже начало похожее: неопытного врача обуревают всяческие страхи, и тут привозят умирающую красивую девочку, и ему приходится бороться за её жизнь. За их жизни.
Тема рассказов — страх. Герой не уверен в себе и сомневается, правильный ли выбрал путь. Он вовсе не готов назвать себя доктором, и ему страшно, что кто-то через его неопытность умрёт прямо на операционном столе.
Возможно, именно этот страх помогает ему выйти из ступора и начать действовать. Чрезвычайная ситуация мобилизует все силы героя, и ему удаётся спасти пациентов. И, в конечном счёте, эти рассказы оказываются не про медицину как таковую, а про байки об умельстве доктора, которые пошли гулять среди народа. Кровавое месиво раздробленных ног превращается в вышитого красного петуха на белоснежном полотенце, а спасённая от удушья девочка будто бы обзаводится стальным горлом. Горазды же люди на выдумки.

«Крещение поворотом»
Пока был суд да дело, ампутации с прочими операциями, я сочувствовала главному герою. И тут вдруг сбылся главный потаённый страх новоиспечённого врача: привезли роженицу «с поперечным положением плода». Из одной только женской солидарности я примерила на себя ситуацию — и ужаснулась. Ты лежишь, практически умираешь, а врач, на которого вся надежда, не знает, что с тобой делать. У главного героя есть оправдание неопытностью, но мёртвых это вряд ли утешит. Поэтому не рассказ — а жуть жуткая, как для меня, читательницы, так и для юного врача.
Самое важное в рассказе то, что опыт ценится на вес золота, и если нет своего, то надо искать чужой. Даже чтение может спасти жизнь, ведь не обладая минимальными теоретическими знаниями, врач ничего не сможет сделать. А обладая — сможет, и всякий теоретик будет крещён как практик.

«Вьюга»
Познакомившись ближе с буднями юного врача, я наравне с ним оценила все прелести вьюги. Никто не ломится, все сидят по хатам. Впрочем, прав гражданин доктор, вьюга хороша ровно до тех пор, пока не надо куда-то ехать. Тогда она уже не хороша, наоборот, сущее проклятие.
Этот рассказ треплет нервы так же, как и прочие, но причина другая: мало того, что врач с возницей который час блуждали во вьюге, так ещё и волки кусали их за пятки. Экшн с погоней и стрельбой по-русски. Адреналиновый рассказ. И плевать, что современный человек и волков видел только на картинках, а зимой из тёплого салона авто ни за какие коврижки на свете носа не высунет. Но есть в этом рассказе что-то такое, чем проникаешься. Может быть — яркое описание, как адреналин подхлёстывает героя? Ведь очень часто, когда мы читаем подробно описанную физиологическую реакцию (от страха до возбуждения, то есть от ужасов до эротики), мы и сами начинаем испытывать схожие ощущения. Как врач Булгаков знал в этом толк. Интересно, не поэтому ли из врачей получаются хорошие писатели? Из врачебной практики всегда наберётся тонна сюжетов, а уж описания и вовсе не оставляют от читательского самообладания камня на камне.

«Звёздная сыпь»
Рассказ о том, о чём в приличном обществе нельзя было говорить. И ладно бы в приличном обществе, так и простой люд о сифилисе ни сном ни духом: ну язва, ну сыпь, ну горло болит, ну помазался шесть дней чёрной мазью и всё прошло, ну вернулся через годик да дохтуру, прописал тот серую мазь, помазался, а толку никакого, лучше бы горло закапал чем-сть, так нет, раздевает, окаянный, а как на дворе зима, да какая госпитулизацыя, свят-свят-свят, дома детки некормленые, дела несделанные, жена неё… Эээ… В общем, главного героя настолько поразила глубина народной неосведомлённости, что он взялся нести просвещение в массы (совсем как Булгаков): организовал венерологический стационар, стал объяснять людям, что с ними и с их невнимательными носами станется — такое и Варваре не снилось, — и люди поверили (тут всегда есть некий элемент веры, ничего не попишешь, с чего-то же надо начинать) и стали покладистей лечиться.
Познавательный рассказ. И сравнения у автора интересные.

«Тьма египетская»
Посреди бесконечного потока больных юный врач с медперсоналом устроили себе небольшой сабантуйчик. Что вы, гражданин доктор, мы ни в коем случае вас не осуждаем. Хорошо уже то, что вы не спились в своей глуши.
Собравшись вместе, под стаканный огонь разведённого спирта и треск голландкой печки, стали они травить байки о разных пациентах. Булгаков не с пустого насмешничал, он хотел хорошенько высмеять заблуждения и «темноту» людскую, чтобы этот самый люд не совал роженицам в рот волосы, а в матку — сахар, не лечил рак припарками и не накладывал на переломы листья подорожника. Это даже не чёрный юмор — никто не умер (почти), но от него всё равно как-то удушающе печально, потому что образованному человеку очень тяжело бороться с мракобесием. Только и остаётся, что горько смеяться.

«Пропавший глаз»
Рассказал юный врач и о своих ошибках. Вернее, поделился опытом о том, что медицина — это такая область человеческого знания, в которой невозможно стать достаточно опытным. Учиться, учиться и ещё раз покорно учиться — вот что поможет в спасении жизней.
Ещё это история о том, что в жизни невероятно везучего ГГ порой случались и неудачи. От этого истории юного врача стали ещё сильнее похожи на истории знаменитого лондонского сыщика. Вылитый Шерлок Холмс — даже по его собственным словам. Некоторые аналогии в череде рассказов и впрямь прослеживаются: разбор дела, расследование, операция по спасению. При чём, как и у Конан-Дойля, рассказы об интуитивном везении и опытном мастерстве рано или поздно должны были закончиться рассказом о неудачах.
Но медицина — не сыщицкое дело, даже если и то, и другое выдумываешь на бумаге. Поэтому Булгаков смог часть врачебных неудач завершить счастливым (или комичным) концом. Впрочем, это же литература, а не реальная жизнь.

«Морфий»
И, наконец, последнее произведение в книге. «Морфий» хотя и относится к медицинской практике Булгакова, всё же явно выбивается из общего строя «Записок юного врача». Поэтому его иногда включают, иногда не включают в сборник — на вкус составителей. Даже сами «Записки» выделяют в один цикл условно, а уж «Морфий» под эти условия никогда и ни под каким соусом не подходил. Что закономерно, ведь зависимость от морфия — в большей степени психическое расстройство, чем физическое недомогание. Недаром Поляков то и дело попадал в загребущие лапы психиатров. А «Записки» больше о физических заболеваниях — кого угодно, но не главного героя.
Сегодня мы (более чем) прекрасно осведомлены, что такое «зависимость» и с чем её едят, а также пьют, принимают, колют, играют, читают, преследуют и т.д. И всё равно «Морфий» — это повесть, которую должен прочесть каждый. Самое интересное в нём даже не то, как герой подсаживается на наркотик, а то, как исподволь, незаметно меняется его психика — в тексте это хорошо видно. А сам он этого не замечает, это-то и пугает.

Записи доктора Полякова напомнили мне, как лет в 14 я пережила схожий опыт: уходила в мир иллюзий, избегала общения, предпочитая любому человеку одиночество, огрызалась и злилась, если не получала желаемого, была нервной, не спала ночами и всеми правдами и неправдами выгрызала у реальности право наслаждаться своей зависимостью. Зависимостью от книг, естественно. Клянусь, симптомы были почти такими же, как у Полякова-морфиениста. Если бы у меня внезапно закончились книги и не было бы законного способа их достать, я бы тоже опустилась до воровства. Слава богу, что книги — это не запрещённый «наркотик», их можно купить, взять в библиотеке, одолжить у друга или… украсть у правообладателя, но это уже совсем другая история. Наркоманом же быть намного хуже. Дорогие читатели, проследите за тем, на что подсядут ваши дети, — сделайте правильный выбор.