5 Во все поэтические тяжкие

Все романы Сальникова укрыты вуалью магического реализма, но он совершенно особого сорта, близкого и понятного особенно тем, кто вырос среди реализма хрущевок и бочкового кваса на разлив. Вот тогда романы Сальникова, какими бы чудаковатыми искажениями они не обладали, будут потряхивать читателя током узнавания и родства.

Мир «Опосредованно» отличается от нашего только тем, что сила слова имеет в нем вполне конкретный, не фигуральный характер. Стихи - не все, но тем не менее - оказывают на людей наркотическое воздействие и преследуются законом за написание и распространение. Ни от каждого стиха наступает приход, а те, от которых наступает, называют стишками. Правильная классика стерильна и безвредна, как и мертвая графомания. Наркотиком - литрой - становится текст, в котором есть нерв, есть искра. В нашем мире мы тоже можем чувствовать этот особый пульс настоящих слов, читая разное - от романов до постов в соцсетях, а жажда хорошего текста - отголоски ломки - и здесь знакома каждому читателю.

Лена жила обычной жизнью, в обычной квартире с бабушкой и мамой. В школе была нелюдима, но никогда этим особо не тяготилась. На одноклассниц, дразнивших ее за наряды собственного пошива, не обижалась, как не обижаются на назойливых, но в целом безобидных мошек. Лена четко распланировала свою жизнь: не пить, не курить, первая брачная ночь, карьера женщины-математика. В рамках этих простых целей ей было комфортно, как и в бежевом кардигане с ромбами и большими синими пуговицами, за который ее не раз травили в школе. Подсаживаться на стишки она не планировала. На уроках литературы, когда рассказывали о тлетворном влиянии поэзии, о коллективном наркотическом безумии греков и римлян, о средневековых поэтических сектах, с обязательными примерами из жизни знакомых, которые увлеклись литрой и закончили свой земной путь в канаве, Лена была невнимательна, потому то считала, что это не имеет к ней никакого отношения. А дальше, как это часто бывает, всё произошло по стечению нескольких случайностей и обстоятельств, и Лена сначала попробовала стишок, приход от которого сдвинул ось ее мира, а потом обнаружила в себе незаконное (10 лет лишения свободы, если что) призвание к созданию мощной литры.

Лене пришлось стать двойным агентом между видимой повседневностью и своей потребностью в преступном творчестве. Будь это кто-то другой - не Сальников - и Лена через 10 лет уже стала бы крупнейшей в стране владелицей литропритона с толстыми папками компромата на всех чиновников, авторитетов города и их детей. Таланта у нее хватило бы. Но Сальников все-таки остается в плоскости более вероятной, бытовой системы координат, и Лена становится учительницей математики с семейными неурядицами, которая вынуждена приспосабливаться к своей стихозависимости, чтобы родственники не раскрыли ее тайну. И в этом кроется вся мрачноватая, но и уютная ироничность романа. «Опосредованно» тоже становится тем самым бежевым кардиганом, который с виду может показаться таким неказистым, но на самом деле удобный и какой-то даже утешительно-успокаивающий.

Совмещать семью и творчество, или любую другую потребность в личном пространстве и деятельности, это трудный акробатический номер соблюдения баланса, который приходится поддерживать с переменным успехом между своими желаниями, нуждами домашних, своим временем, силами и чувством вины, но научившись балансировать между этими стихиями, есть шанс стать адептом быта и заставить их не противостоять, а помогать друг другу. И, конечно, особая “начинка” романа кроется в разговорах на кухнях, на скамейках в парках, по телефонам о природе творчества, магии речи и таланта подбирать нужные слова в правильном порядке.

Лично для меня роман «Опосредованно», слова которого до сих пор отдаются во мне гулким резонансом, стал той самой литрой, тем приходом, который не отпускает вот уже несколько дней. В мире Сальникова приходов от прозы не бывает, зато в нашем от его прозы - точно есть.

Прочитано в Книжном бункере