4

Удивительным образом лучшие описания быта римской армии в художественной литературе принадлежат перу британских авторов. Хотя почему удивительно: представители одной империи другую поймут, тем более что живут на ее осколках. Итальянских авторов тянет в величие (привет вам, авторы от Джованьоли до Манфреди), а вот у британцев получается отлично схватить повседневность, а что больше ассоциируется с повседневностью, чем армейский быт, когда если не мы-идем-по-Африке, то разбивание лагеря, копание канав от забора до обеда да постройка дорог? Вот так и выходит, что от Киплинга до Сатклифф, от Линдси Дэвис до Саймона Скэрроу - все молодцы.

Адриан Голдсуорти, отличный историк, любящий и прытко пишущим пером описывающий имперский период (и не только), уже делал шаг в сторону в художественную литературу: его цикл про британские войска в Испании в 1808 году и дальше не так чтобы блистает оригинальностью (привет стрелку Шарпу!), но вполне развлекателен.
Тут же у нас - Адрианов Вал до собственно появления Адрианова Вала.
98 год нашей эры, богами и местным легатом забытый военный лагерь, над которым прибито имя II Легиона, давно уже переведенного в другие края, и лично центурионом Титом Флавием Фероксом написанное слово "Сиракузы" (никто не знает, почему - но спрашивать не решаются). Ферокс отличается умеренным алкоголизмом с неумеренными запоями, героической биографией и патологическим стремлением к правде. Еще он - один из лучших следопытов среди римлян а все потому, что по рождению он - из бриттов. Его дед сложил оружие перед Римом, и маленький Ферокс получил имя в честь тогдашнего императора, римское гражданство, обучение в Лугдунуме и перспективную армейскую карьеру, которая каким-то образом семь лет тому назад забросила его близко к этой самой Виндоланде, армейскому посту на краю Империи. Осталось только пить, вспоминать былое, собирать слухи и чувствовать, что вот-вот что-то случится.
Собственно, и случилось: появление банды то ли бесстрашных грабителей, то ли друидов (все в татуировках, часть - германцы, ведут себя так, будто бессмертные) и два трупа на заре ознаменовали только начало неприятностей Ферокса и его подчиненных.

Приключенческий сюжет, когда он написан специалистом по именно этой проблематике, расцветает дополнительными сведениями и оказывается настолько точно вписан в исторический контекст, что придраться не к чему (я придира, мне важно). Тут внезапно не возникает в тексте Англия в I в. н.э., как у классика мировой литературы Фейхтвангера; герои не начинают пользоваться нехарактерной для эпохи амуницией, как у бога богов Ридли Скотта; нет, тут все выписано аутентично. Но не это, конечно, главное достоинство книги.

А главное достоинство - в описании римской армии как плавильного тигля с одной стороны и места, где позволяется сохранить свою национальную и религиозную идентичность - с другой. Тут фракиец на стене лагеря молится своему богу - и одновременно подсчитывает, сколько ему осталось отслужить до получения гражданства; батавы гордятся своей воинской доблестью на фоне родственных племен - но говорят о себе как о солдатах Рима в первую очередь. Удивительным образом затесавшийся в собранных с окраин империи рекрутов италик не упускает шансов напомнить всем, что он-то из центра мира, а остальные (вполне миролюбиво) с разными акцентами желают ему поскорее сломать себе шею. Замиренные силуры и бриганты не вызывают у властей никакого желания немедленно их "цивилизовать" - наоборот, местная знать сама стремится быть похожей на римлян, всё по доброй воле и без всякого принуждения.

Принуждение становится важным при сборе налогов; собственно, вопрос денег и защиты - два краеугольных камня отношений Рима с провинциями. И Ферокс, как персонаж, одновременно олицетворяющий и то, и другое, оказывается местами между молотом и наковальней - когда куда страшнее невовремя сообщить об угрозе и прослыть паникером, нежели броситься в погоню со всех ног в одиночку (что он и делает, спасая красотку-блондинку - куда ж без красотки-блондинки, сенаторской дочки, в любом рассказе про героических римских центурионов, пусть и пьющих).

И у Голдсуорти в итоге отличное бытоописание, прерывающееся иногда героическими подвигами Ферокса, его приятеля ("никакой ты мне не приятель, это просто руки не дошли тебя убить") Виндекса, одноглазого батава Лонгина ("интересно, половину батавов зовут Лонгинами - это потому, что половина идет в армию?") и даже красавицы-блондинки Сульпиции Лепидины; и если б не прерывалось - да не было бы хуже.