5

1920 год, Петербург. Холод, голод. Она ест свою единственную за день еду – пшенную кашу – стараясь растянуть ее на подольше. Но он торопит – скорее, скорее, это предельно важно! Оставив недоеденной кашу, она быстро выходит из-за стола, в прихожей, не глядя в зеркало, натягивает шубку, торопливо нахлобучивает шапку... А он –

хотя он и спешит, все же останавливается перед зеркалом и обеими руками, как архимандрит митру, возлагает на себя свою ушастую оленью шапку.

Он – Николай Гумилев. Она – юная Ирина Одоевцева, его преданная, обожающая ученица. Нет, она не наивная дурочка:

Сколько раз мне приходилось видеть, как он самодовольно любуется своим отражением в зеркале и я все же всегда изумляюсь этому.

Но она умеет больше, чем не видеть противоречий – общепринято надуманных – между эгоизмом и гениальностью, самодовольством и героизмом, талантом и жестокостью. Она умеет больше, чем видеть и понимать. Она продолжает:

Должно быть его глаза видят не совсем то, что мои. Как бы мне хотелось хоть на мгновенье увидеть мир его глазами.

Вдуматься только. Голод. Ей не дают доесть кашу – и тратят эти же секунды на зеркало. "Как бы мне хотелось хоть на мгновенье увидеть мир его глазами".

Вот за это умение, за этот талант – ей открывали душу Гумилев, Белый, Мандельштам и многие, многие другие.

Такие книги нужно читать, даже если не интересует поэзия, тем более воспоминания о давно умерших поэтах. Самая большая ценность в тексте – сама Одоевцева. Как звоночек-напоминание о том, какими бывают люди. Как они чувствуют и живут.

Она не ошиблась, кстати, в этом своем "увидеть мир его глазами" - даже в этом конкретном эпизоде не ошиблась. Он торопил ее на панихиду, которую заказал по Лермонтову - в день рождения поэта. В церкви - кроме священника и церковных старушек - их было двое.