4

Лев Александрович Власов

В клаустрофобическом нутре подводной лодки есть своя черная дыра планеты клаустрофобии – это машинное отделение. Там находятся почти наглухо замурованные пятеро человек: четыре матроса и их командир. Командир – это как раз Лев Власов. «Если что случится – хлынет ли вода в отсек, вспыхнет ли пожар, -- мы должны справиться своими силами. Справиться или погибнуть. Покинуть отсек мы не можем: через раскрытую дверь переборки вода ли, огонь распространятся по всему кораблю. Мы скорее умрем, чем пойдем на это. Закон морского братства нарушать никому не позволено.» Но в данной книге больше вызывает интерес, на первый взгляд, второстепенное описание автором процесса мобилизации подводников в момент начала ВОВ. Как описывалось в большинстве источников начало войны? Все бегут в военкомат, и всех зачисляют в ряды борцов с фашизмом. Но, оказывается, это касалось лишь гражданского населения, так называемой «пушечной массы», неподготовленной к боевым действиям. Охотно брали юношей и девушек из гражданской молодежи. А вот как дело обстояло с военными. Причем с военными редкой и узкой специальности, в данном случае – с подводниками. Повестку о мобилизации Власову вручили лишь 19 августа. Потом его отправили в воинский лагерь, где были собраны моряки, призванные из запаса. «Нас несколько раз переписывали, разбивали на группы по месту прежней службы, по флотским специальностям, а потом остригли наголо тупыми машинками и одели в красноармейское обмундирование». В то время, как под Вязьмой уже шли тяжелые бои, резервистов из лагеря посадили на поезд и отправили в глубокий тыл. Когда люди начали возмущаться, то ответ был прост, как суть фашизма: «вот, мол, прогоним фашистов, в наши руки вместе с другими трофеями попадут и подводные лодки, тогда-то мы и пригодимся.» Не знаешь даже, можно ли верить автору или нет, настолько дикими выглядят подобные объяснения. Дальше – больше. Выдали резервистам одну винтовку на отделение и день за днем заставляли проходить «одиночную подготовку молодого бойца». А все они, напомню, были военными со стажем и специальностями. В сентябре 1941 года их переодевают во флотское обмундирование и направляют в дивизион подводных лодок. Правда, дивизион считался таковым лишь по бумагам, а на самом деле находился в тылу, далеко от фронта. Власов получает назначение на новую подлодку «С – 104». Лодка еще достраивалась. В конце октября, когда лодка была готова, и экипаж начал ее опробовать на каком-то водоеме, внезапно поступил приказ: снять оба перископа и аккумуляторную батарею для отправки на действующий фронт! Взамен же, на все лодки дивизиона выделили одну аккумуляторную батарею, которую стали поочередно устанавливать на лодки, чтобы провести швартовые и ходовые испытания. Это была уже середина 1942 года…
«А по берегу брели люди, которых война изгнала из родных мест. Поток беженцев все рос.»
Боевым кораблем «С-104» стала лишь 27 сентября 1942 года. «Но путь в море был для нас еще закрыт». Тогда, видимо для того, чтобы хоть как-то погасить бьющее через край неудовольствие моряков, их начинают поголовно принимать в партию, дабы легче было принуждать к соблюдению «подвига послушания» и следованию правилу «приказ-есть приказ». Одновременно, их накачивали ненавистью к немецким захватчикам, но продолжали держать на коротком поводке, словно караульных псов. Отмашка поступила в 1943 году, когда в войне наметился Сталинградский перелом. Лодку стали готовить к переходам по рекам и для этого начали максимально облегчать ее. Каким образом? Все просто: «освободились от всего твердого балласта, сняли пушки, запасные части и прочее имущество – оно последует по железной дороге.» Как только реки очистились ото льда, лодка отправилась в путь и к лету была в Архангельске. Снова начались учения. Лишь в сентябре подлодка отправилась в свой первый боевой поход. Ну как боевой, просто прибыли в Баренцово море.
Начиная с этого момента, Лев Власов принимается методично капать читателю на мозги по поводу якобы неприемлемого поведения и чуть ли не патологического невезения командира корабля. Лодка попала под налет немецкой авиации и ей снова предстоял ремонт. И снова, в который раз отрабатывалась организация службы, «тренировались на боевых постах, тщательно проверяли материальную часть». Власов ловко вставляет между делом фразы о том, что миллионы людей сражаются на фронтах, а его лодка все бездействует. Вот только вину за это он без колебаний взваливает на командира. Шаблон сильно напоминает засаленную методичку про «плохого царя» или «тирана-диктатора», которого надо сменить и будет все ОК. А еще это напоминает логику сторонников всяких современных «народных революций», когда тираном называют того, кого вешают на площади прилюдно, а «демократом» - того, кто сам вешает людей на той же площади. Власов так настойчиво твердит о несоответствии капитана Михаила Ивановича Никифорова своей должности, что уже после третьего упоминания это начинает выглядеть подозрительно. А когда посмотришь информацию о Никифорове, находящуюся в свободном доступе, то получается, что все отрицательные характеристики этого человека приводятся только со ссылкой именно на мемуары Власова. На сайте ВМФ, где можно найти фотографии капитанов подводных лодок, фотография именно Никифорова почему-то отсутствует. Давайте же взглянем, в каких грехах обвинил Власов своего «неудачливого» капитана.
1. Во время погрузки резиновых мешков с дистиллированной водой, один из мешков лопнул, и вода вылилась на матросов. Те разозлились и швырнули остатки мешка в трюм. В походе, после зарядки батарей, лодка начала погружение, но сквозь неплотно закрытый люк, начала поступать вода. Крышке люка мешала закрыться оправа от бинокля. Когда включили насос для выкачки воды, он не качал, а работал вхолостую. Потом оказалось, что патрубки были забиты остатками резинового мешка. Интересно, что Власов негодует по поводу командира и совсем не упоминает о том, что следить за чистотой трюма и вообще на корабле – это прямая обязанность боцмана. «Все промокли и основательно продрогли. Только боцман Васильев, сидевший у штурвалов горизонтальных рулей, сумел высоко поднять ноги, обутые в валенки, и остался сухим.
2. Когда поступил приказ взять с собой два баллона с кислородом, матросы принесли баллоны в шестой отсек и положили на палубу, наспех привязав к станинам. При крене лодки возникла опасность, что баллоны покатятся и взорвутся. Пришлось Власову кинуться грудью на баллоны и держать их. Герой? Безусловно, но что мешало закрепить ему их? Желание подставить капитана. После мемуаров Щедрина, который описывает свою команду, как действующий целый и единый механизм по ухаживанию за подлодкой, возмущения Власова вызывают, мягко сказать, недоумение.
3. Проблема с аккумуляторной батареей, которая выделяет водород.
4. Четвертое обвинение – пьянство. «И на этот раз выход в море задержали на три часа из-за того, что Никифоров был крепко навеселе». Странно, однако, что, если это и происходило регулярно, то происходило при попустительстве остальных членов команды и в первую очередь комиссара.
Но не могли страдания Власова длиться бесконечно, настал праздник и на его улице. Ненавистного командира убрали и прислали нового. Он, по мнению Власова и многих членов команды, был настоящий «человечище!» Первое, что сделал новый капитан, так это приказал Власову и инженер-механикам запереться на сутки во втором аккумуляторном отсеке и понаблюдать за батареей. И вот, тот самый Власов, который сам заявлял о выделении батареей водорода, вдруг «прозревает» и пишет: «Мы и не подозревали, что аккумуляторы так бурно выделяют водород. Приговор был единодушный: батарею на слом!» Так и хочется крикнуть «Ура! Слава новому командиру!» Ну а еще, команда начала обожествлять нового капитана за то, что тот «спускался в центральный пост, усаживался на разножке прямо под открытым люком и просил принести ему перекусить. Пока кок бежал на камбуз, капитан 3 ранга закрывал глаза и сразу засыпал. Сон продолжался минут десять-пятнадцать.» Да ведь это же сам товарищ Штирлиц, спящий в машине в ожидании пастора Шлага. Надо было капитану еще на льду в хоккей поиграть или на коньках покататься и, вообще, экипаж бы обезумел от счастья. А в остальном, Власов пишет, что ничего не поменялось: «7 мая мы вернулись в Полярное, так и не увидев ни одного вражеского судна. Снова ремонт, снова подготовка к походу». Но никто уже не говорит про отсутствие удачи. Вот такая вот «солженицынщина». А спустя еще какое-то время после прибытия нового «демократичного» капитана», на лодке начинают ощущаться последствия этой самой «демократии». Прогорел компенсатор газоотвода левого двигателя. «Мимо дизеля страшно стало ходить: дым, искры бьют в лицо. Подойдя к опасному месту, мы приседаем, закрываем глаза и броском в переборочную дверь. Во время работы дизелей мотористы задыхаются в дыму». При всплытии, мотористы раньше времени открыли клинкеты газоотводов, и двигатель залило забортной водой. Удача? Несомненно! Вот только Власов не радуется. Он просто констатирует, что лодка идет под одним дизелем, а балласт продувает аварийным способом. А вот как он описывает внутреннее состояние лодки: «Сейчас просто страшно спускаться вниз, в отсеки, заполненные смесью всяких запахов, исходящих от аккумуляторов, дизелей, камбуза, грязных трюмов, помойных ведер, немытых человеческих тел, заношенной одежды.» Читаешь эти фразы и подсознательно ждешь, когда же наконец Власов не выдержит и сделает нужный вывод: а то ли дело на немецких подлодках! Чистота ведь, поди, идеальная! В отношениях с подчиненными, Власов придерживается такого же алогического подхода: виноватому пряник, а невинному в глаз. Пришлось ему как-то наказывать грубого и непослушного матроса. Долго думал Власов, как наказать подлеца и придумал: «тогда я приказал провинившемуся покинуть отсек». Смысл наказания был в том, что «товарищам придется теперь выполнять не только свою, но и его работу. Это всего тяжелее, когда из-за тебя другим страдать приходится». Вот такой вот поворот! К концу своих мемуаров, глаз Власова видит только плохое и описания соответствующие: «командир начал вымеривать циркулем расстояния на основательно засаленной карте…»; в седьмом отсеке команда на электрогрелке печет картошку; матрос Берендаков заливает чаем электротехнические журналы… В общем, настоящая демократическая лодка. И тут вдруг вражеский корабль появился. И заметил искры, летящие из газоотвода лодки. И выпустил по нашей лодке торпеду. А наши торпедисты что-то сделали не так, и одна торпеда самопроизвольно вышла из аппарата. Да что говорить, когда лодка возвращалась в порт, то носовая пушка отказала и не могла выстрелить. Пробовали стрельнуть из зенитки, но и та отказала. Власов подсказывает читателю причину: «…ругаю комендоров: ведь за весь поход им ни разу не удалось побывать у пушек, проверить их.»
Вот такая вот война, вот такие вот странные боевые действия. Конечно, были на счету лодки и потопленные суда противника и жаренные поросята, да только, по описанию самого Льва Власова, на медаль «За победу над Германией», которую вручили экипажу, эти подвиги явно не тянут. А история с отстранением Михаила Ивановича Никифорова с должности командира подводной лодки и вовсе покрыта мраком…