3.5

Более тёплая и человечная, чем "Щенки" (крутейшие, но трудные для восприятия в силу своей принципиальной нечеловеческой грубости) - а оттого потенциально и более впечатляющая. Но, увы, не сложилось.

Зальцмановский способ обращения с "потоком сознания" почему-то больше всего напоминает Фолкнера (и пронзительно яркие пейзажно-бытовые зарисовки - тоже!) Но по сути это, конечно, совсем не Фолкнер, а нечто гораздо более мистически-галлюциногенное (те же маркесборхескортасар со своими подчеркнуто-условными мирами кажутся на этом фоне довольно умеренными). Это я, конечно, наспойлерила: один из самых ошеломляющих моментов "Средней Азии" - это когда в насыщенное бытовыми деталями пространство колониального "реалистического" романа вдруг вторгается - или, точнее, входит естественно и без стука - мифическое или сновидческое начало.

Немножко сбивают это возвышенное настроение зальцмановские среднеазиатские дневники, исполненные его характерной мизантропии и белой гетеросексуальной мужчинности (простите за штамп, но от его отношения к сотрудницам-женщинам и местным жителям так и разит этим самым). Правда, он там совсем молодой - мальчишка, считай.