Серия книг «Имена» — 5 книг

«...Сохрани мою печальную историю...» — с этими словами обратилась к своему дневнику изголодавшаяся девочка-блокадница.

Мы знаем «взрослые» свидетельства чудовищного, до конца не изученного явления, которое называется Ленинградской блокадой: «Воспоминания» Д. С. Лихачева, «Записки блокадного человека» Л. Я. Гинзбург, «Блокадный дневник» Г. А. Князева, «Воспоминания о блокаде» В. М. Глинки и многие другие. Но «детских» свидетельств мало. По ошеломительности воздействия можно назвать одно: дневник Юры Рябинкина, приведенный в «ленинградском Евангелии» — «Блокадной книге» Д. Гранина и А. Адамовича.

И вот теперь — дневник Лены Мухиной.

В самое страшное, смертное время, когда стремительно рушились нормы морали, когда гибель близких стала обыденностью, Лена внимательно фиксирует приметы блокадного быта, пытается осмыслить свои поступки и душевные движения.

В начале блокадной зимы Лена мечтала написать вместе с подругой книгу, «которую хотелось бы прочесть, но которой, к сожалению, не существует».

Эта книга — существует. И является свидетельством того, что в самое бесчеловечное время люди пытались сохранить свою человеческую сущность. Именно это сегодня дарит нам надежду.

Дневник подготовлен к изданию сотрудниками Санкт-Петербургского института истории РАН. Вступительная статья д.ф.н., профессора Сергея Ярова.

«...Сохрани мою печальную историю...» — с этими словами обратилась к своему дневнику изголодавшаяся девочка-блокадница.

Мы знаем «взрослые» свидетельства чудовищного, до конца…

Ольгу Берггольц называли "ленинградской Мадонной", она была "голосом Города" почти все девятьсот блокадных дней. "В истории Ленинградской эпопеи она стала символом, воплощением героизма блокадной трагедии. Ее чтили, как чтут блаженных, святых" (Д.Гранин). По дневникам, прозе и стихам О.Берггольц, проследив перипетии судьбы поэта, можно понять, что происходило с нашей страной в довоенные, военные и послевоенные годы.
Берггольц - поэт огромной лирической и гражданской силы. Своей судьбой она дает невероятный пример патриотизма - понятия, так дискредитированного в наше время.
К столетию поэта издательство "Азбука" подготовило книгу "Ольга. Запретный дневник", в которую вошли ошеломляющей откровенности и силы дневники 1939-1949 годов, письма, отрывки из второй, так и не дописанной части книги "Дневные звезды", избранные стихотворения и поэмы, а также впервые представлены материалы следственного дела О.Берггольц, которое считалось утерянным и стало доступно лишь осенью 2009 года. Публикуемые материалы сопровождены комментарием.
В книгу включены малоизвестные и ранее не известные фотографии и документы из Российского государственного архива литературы и искусства, из Пушкинского Дома (ИРЛИ РАН), Российской национальной библиотеки, Центрального государственного архива литературы и искусства Санкт-Петербурга, из Музея Дома Радио. Также публикуются письма к отцу, предоставленные для этого издания Рукописным отделом Пушкинского Дома. Впервые читатели увидят верстку книги "Узел" с авторской и цензурной правкой (архив Н. Банк в РНБ). Впервые в этом издании представлены фотографии уникальных вещей, хранящихся в семье наследников. В книгу включены также воспоминания об О.Берггольц.

Ольгу Берггольц называли "ленинградской Мадонной", она была "голосом Города" почти все девятьсот блокадных дней. "В истории Ленинградской эпопеи она стала символом, воплощением…

Это первая и пока единственная книга, которая дает серьезный опыт понимания творчества и личности Сергея Довлатова.
Вспышка интереса к творчеству С.Довлатова, даже его поклонникам казавшаяся поначалу странной и преходящей, превратилась в ровное горение. За двадцать лет непрерывных переизданий в общем-то небольшого "литературного наследия" простодушный Рассказчик превратился в современного классика, последнего культурного героя советской эпохи.
Мемуары и псевдомемуары "о Сереже" можно измерять уже не страницами, а килограммами. Вот-вот выйдет биография в серии "ЖЗЛ" - чуть позднее, чем Бродского, Солженицына, Окуджавы, но раньше, чем Трифонова, Венедикта Ерофеева и многих других замечательных людей из литературного мира последних трех десятилетий.
"Обидеть Довлатова легко, а понять - трудно".
Возможно, опыт понимания, предложенный в этой книге, покажется кому-то менее занимательным, чем подробности несостоявшегося романа или справка о количестве выпитого в "нашей компании". Но чтение и понимание - высший род уважения к пишущему человеку.

Это первая и пока единственная книга, которая дает серьезный опыт понимания творчества и личности Сергея Довлатова.
Вспышка интереса к творчеству С.Довлатова, даже его…

Чеслав Милош считается сегодня одним из величайших польских поэтов; по мнению Иосифа Бродского, дружившего с Милошем, это, может быть, самый великий поэт XX века. В 1980 году Милошу, "который с бесстрашным ясновидением показал незащищенность человека в мире, раздираемом конфликтами", присудили Нобелевскую премию.
До конца жизни Чеслав Милош сохранял энергию и упорство, оставался поразительно трудолюбивым и плодовитым поэтом. В статье к настоящему изданию литовский поэт, литературовед, эссеист Томас Венцлова главной чертой Милоша называет "аппетит к жизни, с которым сочеталась горькая мудрость, чувство дистанции, понимание иерархии явлений. Как Гоголь и Достоевский, - пишет Венцлова, - он ощущал, что мир лежит во зле и полон страдания; но, как Мицкевич в "Пане Тадеуше", умел видеть и передавать бесконечную привлекательность бытия. Сущностью поэзии для него было осмысление слова "есть" (единственного слова, которое определяет Бога). Зрелого и позднего Милоша не без оснований сопоставляют с Гете". Представленные в настоящем издании последние поэтические книги Милоша - "Второе пространство" (2002) и "Орфей и Эвридика" (2003), перевод которых выполнен Анатолием Ройтманом, служат тому самым ярким доказательством.

Чеслав Милош считается сегодня одним из величайших польских поэтов; по мнению Иосифа Бродского, дружившего с Милошем, это, может быть, самый великий поэт XX века. В 1980 году…

Впервые в мировой книгоиздательской практике в одном томе выходят воспоминания Нобелевского лауреата, классика мировой литературы Кнута Гамсуна и его жены Марии. Они рассказывают о сложном периоде в жизни супругов - об аресте в 1945 году, заключении Марии в тюрьму, а Кнута - в психиатрическую клинику, суде над Гамсуном и Великой любви.
"Выпустив "По заросшим тропинкам", - писал их сын Туре Гамсун, - отец сказал свое последнее слово как писатель. Поставленная им точка была звездой в его долгой литературной жизни и борьбе".
Мария Гамсун была актрисой и писательницей. В 20-30-е годы она издала два сборника стихов и целый ряд книг для детей, которые были переведены на шведский, датский, немецкий, английский, финский и некоторые другие языки. За свое творчество для детей Мария Гамсун получила в 1957 году премию Министерства по делам культуры и церкви Норвегии.

Впервые в мировой книгоиздательской практике в одном томе выходят воспоминания Нобелевского лауреата, классика мировой литературы Кнута Гамсуна и его жены Марии. Они рассказывают…