Революции пожирают детей. Не только своих, но и чужих. Им не важен их возраст и быт. Революции ненасытны, как Хронос. Но, в отличие от злобного греческого монстра, камень не проглотят. Им нужна теплая дымящаяся плоть и кровь. Много крови! Чтобы ею можно было залить
"Прекрасный Париж ...новые улицы, - площадь лучистой Звезды, широкие бульвары Османа и Малерба, обсаженные каштанами,парадный проспект Оперы со строениями, еще покрытыми лесами, куда нетерпеливые торговцы уже свозили свои диковинны - меха, кружева и ценные каменья.
Те, у кого из золота все, что только можно, кто считает, что поймал Бога за бороду, и ключи от Рая , считай, в кармане, никогда не видит тех, кто обедает, расстелив тряпку или газету, прямо на мостовой. Да и то не каждый день Так было, и, к сожалению, будет, пока наша старушка Земля, продолжит наматывать круги вокруг своей оси, к которой её однажды кто-то привязал, как слепую лошадь.
Не приведи Господь жить во времена великийх потрясений! Особенно, когда тебе от роду четыре года, и разноцветные мыльные пузыри гораздо интереснее стреляющих пушек и всего остального, что с этим связано. Но ты все равно настоящий коммунар! А значит для прекраснейшей из женщин, прекраснейшего из городов, Габриель де Бонивэ, ты, едва родившись, уже ненавистен.
Этот крохотный рассказ Ильи Эренбурга, из цикла "13 трубок", безжалостен, как плеть. Со вего размаху он бъёт куда-то под дых. И ты сгибаешься пополам и не можешь глотнуть воздуха. Это катарсис катарсиса, Хлёсткие слова писатель словно бросает в лоснящиеся от пота и удовольствия сытые лица.
Пленника-инсургента Поля Ру, которому было четыре года от роду, солдатынациональной армии повели в завоеванный Париж. Еще в северных предместьяхотстреливались, погибая, блузники, а в кварталах Елисейских полей, Оперы и вновом квартале лучистой Звезды люди уже веселились. Был лучший месяц - май,цвели каштаны широких бульваров. а под ними, вкруг мраморных столиков кофеен, франты пили рубиновые настойки и женщины беспечно улыбались. Когдамимо них проводили крохотного коммунара, они кричали, чтобы им выдали его.
Безусловно, Илья Эренбург здесь продолжает великую тему Достоевского, о слезе ребёнка. Но если Фёдор Михайлович своё повествование строит на Евангельских постулатах, то Эренбург поднимает глаза к Небу, взывает и бросает им вызов. Он почти открыто срашивает: "Господи, если ты равнодушно взираешь с Небес своих на подобное, то есть ли ты на самом деле?! Не миф ли ты, придуманный людьми, чтобы оправдаться перед самими собой в своих неисчислимых грехах?"
Далее спор с Достоевским продолжается и Эренбург разрушает еще один миф, возведённый великим русским сумасшедшим гуманистом. Красота не спасёт мир. Зачастую, красота походит на фарфоровую сатуэтку, внутри которой только пустота. Вот он, корень зла! Пустота способна выползти на поверхнсть и поглотить собой всё, весь мир! Самое страшное, что именно пустота, облачённая в прекрасную оболочку выражаясь современным языком, заточена на самые страшные преступления.
Крошечный полуголодный мальчик пускал мыльные пузыри. И внезапно прекраснейшая женщина Парижа поняла, что она-то на самом деле и есть мыльный пузырь! И лопнет, ничего за собой не оставив, кроме щипания в глазах, если одна из капель в них попадёт. Увы, но капля оказалась свинцовой пулей, оставившей на грязной рубашонке малыша крохотную красную дырочку...
Мы часто употребляем этот засаленный штамп, что у войны не женское лицо. Илья Эренбург срывает маску с ничего не представляющей из себя сытой толпы. а под ней - лишь голый череп. Ибо тупая безжалостная сытось - это и есть лик Зверя, имя которому Смерть.
Прочтите этот рассказ. И псмотрите малоизвестный фильм-спектакль, снятый Главной редакцией литературно-драматических программ советского телевидения в 1977 г. Правда, выпущена лента была только спустя 10 лет. Да и сейчас о ней мало кто вспоминает. Догадываетесь, почему? Еще раз прочтите то, что Ваша покорная слуга изволила написать.
