Финалист «Большой книги» прошлого года, роман «Собаки Европы» был изначально написан на белорусском. Автор книги собственноручно перевёл его на русский (что и позволило ему претендовать на «Большую книгу») и вышел к русскоязычной аудитории. В этом романе переплетаются несколько историй — о выдуманном языке, о затерянной деревеньке будущего, о бабке-ведунье из настоящего магического прошлого и другие, — но все они так или иначе связаны с родной для автора Республикой Беларусь. Дмитрий lapadom Гасин расспросил Ольгерда Бахаревича, зачем русским читателям знакомиться с таким большим и, не скроем, мудрёным романом о соседней стране.
Примечание: по-русски правильно писать название страны Белоруссия и производные от неё через «о». При этом сам Ольгерд Бахаревич и многие русскоязычные белорусы пишут свою страну и производные через «а». Уважая его пожелания, в ответных репликах Ольгерда мы пишем «беларусский», «по-беларусски» и т. д. Во всём остальном тексте пишем в соответствии со словарём.
Вот роман «Собаки Европы» — зачем его читать русскоязычному читателю? Кроме, конечно, получения большого удовольствия от композиции, стилистических находок, выдумок — там очень много всего. И всё-таки — главная причина какова?
Ольгерд Бахаревич: Я думаю, что удовольствие и наслаждение — это как раз главное, ради чего мы вообще читаем книги. Поэтому, наверно, именно ради удовольствия и наслаждения. Но кроме того, конечно же, можно получить кое-какую информацию, открыть для себя новые неизведанные земли, например Беларусь. Открыть для себя её язык, её тайны, её историю… Для чего ещё? Ну, наверно, для того чтобы задуматься, где мы все живём, как мы взаимодействуем друг с другом. И даже чуть-чуть испугаться — потому что страх, как я думаю, тоже очень важен. Страх пробуждает в нас мысль.
Значит, «прочитать, чтобы испугаться»? Я догадываюсь, чего именно. В «Собаках Европы» описано недалёкое будущее — и это будущее очень не нравится мне и многим другим читателям. Одна из историй происходит в Европе, в отдельном — я правильно понимаю? — государстве Берлин, которое не является Германией, и на территории соседних славянских стран, которые отделены «стратегическим лесом», железным занавесом и живут там очень своеобразной жизнью. Это самая фантастичная часть романа.
ОБ: Да, эта история происходит в Берлине, но нет, это не отдельная страна. Просто во времена, о которых я пишу, для людей окончательно стала главной их локальная идентичность. То есть уже не национальность и не нация имеют значение, а именно город, где ты живёшь. Скажем так, малая родина.
Как интересно: это совершенно не похоже на то, как мы сейчас себя идентифицируем по национальности.
ОБ: Да, не похоже, но я думаю, что весь мир именно к этому и идёт — и даже сейчас всё больше и больше людей на вопрос «Кто вы?» отвечают: «Я берлинец», «Я минчанин», «Я москвич», «Я петербуржец», «Я варшавяк». Я думаю, что как раз в этом мой роман в каком-то смысле провидческий. Но в смысле политики, может быть, и нет — и я надеюсь, что нет. Вообще я считаю, что верить писателям и литературе, на основе художественных произведений угадывать, каким будет будущее, — занятие довольно бессмысленное. Лучше просто расслабиться и получать удовольствие. И лучше всего выходит, когда писатели ошибаются.
Ещё один вопрос. В романе есть замечательный эпизод с бабкой-ведуньей, с той самой лесной волшебницей, которую часто описывали в литературе. Это имеет какие-то жизненные основы — или чистая выдумка от начала до конца?
ОБ: Я думаю, что есть такие бабки-шептуньи — у нас в Беларуси несколько лет назад даже вышла книга о таких вот старых женщинах, которые живут в лесу и занимаются этим всем. Но я не столько хотел рассказать о таком явлении — шептуньи, — сколько заставить людей подумать о язычестве. Что означают всякие эзотерические вещи в наше время, время интернета и новых высоких технологий? Мне кажется, от язычества, от веры в потустороннее веет какой-то угрозой для культуры. Потому что сейчас мы живём в такое время, когда правые силы пытаются найти опору в язычестве. «Это именно наше, — говорят они, — исконное». Спредвечное, говоря по-беларусски. И если мы будем этому всему уделять слишком много внимания, мы можем забыть о том, что соединяет культуру. Я считаю, что европейскую культуру всё-таки соединяет в одно целое христианство. Соединяет и несёт очень хороший посыл любви к ближнему, единения. Христианство — это что-то наднациональное. А язычество — оно всегда возвращает нас к каким-то страшным корням, к этим корчам, которые торчат из земли. Мне кажется, что беларусы, например, — это люди, очень глубоко вросшие ногами в землю, вросшие в неё сердцами и душой. Наверное, это было когда-то хорошо, но в нашем, современном мире значительно лучше, если мы будем вырывать себя из этой земли и идти туда, в большой открытый мир. Если будем осознавать себя частью этого большого мира. Эти корни слишком долго нас держали за ноги и не давали нам думать, не давали нам критически мыслить.
Я думаю, этому стоит поучиться любой нации, не только белорусской.
ОБ: Совершенно согласен.
