Книжка Александра Подрабинека "Третья жизнь" (Москва. ООО "Сам Полиграфист". 2022) вызвала у меня смешанные чувства. Александр Подрабинек - это бывший диссидент советских времен, который был дважды осужден за антисоветскую деятельность, но похоже, хотя советская система давно умерла, Подрабинек до настоящего времени так и продолжает ощущать себя диссидентом с таким, я бы сказал, сектантским сознанием. И это относится не только к последнему десятилетию, но и к 1990-м годам.
Подрабинек как во времена существования советской системы, так и сейчас, относился и относится к очень радикальной части оппозиционного движения (но это ненасильственное сопротивление). Он всегда выступал резко против сотрудничества правозащитников и бывших диссидентов с любой властью, которая существовала в СССР, а потом и в России.
Все эти его взгляды ярко прослеживаются в книге, которая вообще мне показалась эклектичной. Дело в том, что отдельные ее главы представляют собой воспоминания Подрабинека о произошедших с ним событиях, его жизни и деятельности после освобождения из мест лишения свободы в начале 1980-х годов, причем они не носят последовательного характера. Он достаточно подробно и последовательно описывает свою жизнь в городе Киржач Владимирской области вплоть до начала 1990-х годов, но потом повествование ведется отрывочно и разорвано, иногда вообще без хронологии, с провалами во времени. Приводятся какие-то отдельные случаи либо периоды деятельности в жизни автора, например время, когда он был редактором газеты "Экспресс-Хроника". Хронология, когда она есть, нарушается. По какой-то причине целый раздел посвящен поездкам Подрабинека на Кубу и его отношениям с кубинскими диссидентами.
Эти части книги, где автор повествует о своей жизни, перемежаются отдельными главами, наполненными его личными рассуждениями общего характера о политическом положении в России, о судьбе диссидентского движения, о том, почему не удалось построить демократию, а также главами, посвященными оценкам отдельных политических деятелей и диссидентов, которые также наполнены общими рассуждениями. По ходу чтения складывается впечатление, что главы были написаны в разное время и по разным поводам, то есть книга не писалась специально и последовательно, а потом просто разновременно написанное свели воедино, но отредактировали плохо, поэтому нередко встречаются утверждения автора, которые противоречат или во всяком случае не соответствуют его же собственным утверждениям в других главах книги.
Из-за всего этого, хотя сам текст читается легко, информация усваивается тяжеловато.
Подрабинек много рассуждает о диссидентском движении и его судьбе, а также о причинах, по которым в России возродился авторитаризм, а возможности для демократии были упущены. Однако выводы его, откровенно говоря, не впечатляют и нередко отдают то политическим инфантилизмом, то конспирологией.
Он считает, что решение многих диссидентов, как он это называет, встроиться во власть было убийственным и провальным, в результате чего рухнула нравственная опора демократического движения. Он обвиняет таких диссидентов и представителей демократического движения в соглашательстве и политической целесообразности, в том, что они шли на компромисс. По его мнению, если бы этого не было, то диссиденты создали бы политическую силу, способную оппонировать власти и взять эту власть у партноменклатуры, когда наступят необходимые условия.
Вроде бы все логично и красиво, только вот Подрабинек под встраиванием во власть понимает абсолютно любое сотрудничество с ней, то есть если диссидент участвует в выборах в какой-нибудь представительный орган (Съезд народных депутатов или Верховный совет), даже местный (местные советы), а тем более становится депутатом, он встраивается во власть и перестает быть оппозицией в понимании Подрабинека. То есть оппозиция в его понимании, это только те, кто в деятельности органов власти не участвуют совсем и нужные решения через них проводить не пытаются, а, видимо, только воздействуют на власть при помощи каких-то публичных акций протеста и распространением информации. Иными словами это те, кто против существующей власти и с ней не имеет никаких политических связей. Это и есть такой инфантильный максимализм. Сейчас такую оппозицию принято называть несистемной, только нынешняя несистемная оппозиция не отказывается участвовать в выборах и идти во власть, но ей всячески незаконно в этом препятствуют, а Подрабинек считает, что это надо было делать самим.
Все это при том, что политологи, занимающиеся авторитарными режимами, в подавляющем своем большинстве считают, что лишение власти такого режима происходит гораздо безболезненнее и легче в случае, когда представители оппозиции составляют часть правящего класса, а некоторые и вовсе считают, что свержение авторитарного режима невозможно, если правящий класс не расколот. Если взять нынешний российский авторитарный режим, он как раз и препятствует оппозиции участвовать в выборах, поскольку опасается, что, пройдя во власть, она сможет его уничтожить.
Подрабинек сокрушается, что в России диссидентская оппозиция так и не состоялась и демократическое движение угасло, не превратившись в политическую силу, как было в Польше и Чехии, однако и в Польше, и в Чехии представители демократического движения участвовали в выборах, то есть по Подрабинеку встроились во власть (в Польше так вообще еще когда коммунистическая ПОРП вполне себе обладала всей властью) и именно поэтому ее получили.
Отсюда выборы Съезда народных депутатов СССР весной 1989 году Подрабинек оценивает отрицательно и считает декоративными, полагая, что это была реализация некого плана партноменклатуры по допущению к власти тех, кого она считала приемлемыми попутчиками и рождению иллюзии демократии и плюрализма с целью создания из бывших диссидентов и демократически настроенных лидеров управляемой оппозиции и лишения непримиримой демократической оппозиции шансов на успех. Тут уже, конечно, явная конспирология проступает. Кстати, была на тот момент в СССР непримиримая оппозиция, по крайней мере, чтобы ее кто-то заметил, это еще вопрос.
Вообще в оценке перестройки у Подрабинека много конспирологических салазок. По его мнению перестройку специально устроила партноменклатура, чтобы избавиться от отжившей идеологии, но сохранить власть и получить собственность для обеспечения безбедной жизни, что им и удалось. Зримо представляю себе совещающуюся партноменклатуру, которая вырабатывает такой план. В общем это такой "план Даллеса" наоборот, чистая конспирология. И Подрабинека не смущает, что огромное количество партноменклатуры проклинали и проклинают Горбачева и перестройку.
При прочтении книги создается впечатление, что Подрабинек похоже постарался привести множество случаев как-то негативно характеризующих бывших диссидентов или вообще каких-то известных людей, таким образом давая оценку этим людям. Причем нередко они и упомянуты в книге только в связи с авторской негативной оценкой.
Это такой сбор и обнародование компромата в понимании автора. Вероятно, он считает, что до массового круга читателей надо довести эти сведения, причем касаются они событий, имевших место тридцать - сорок лет назад, а многие их участники совершенно никому не известны, к тому же часть из них умерла. Правильно ли так поступать - я не знаю. В каких-то случаях из приведенных А. Подрабинеком, думаю, что правильно, а в других есть серьезные сомнения в этом.
Подрабинек очень стойко вел себя, когда к нему применялись политические репрессии в советский период, и не шел ни на какие компромиссы с советской властью, за что подвергался жестокому обращению в местах лишения свободы, но и оценивая других диссидентов он предъявляет к ним такие же требования, поэтому тех, кто либо по малодушию, либо не выдержав издевательств и такого жестокого обращения, либо по каким-то иным причинам (внедренных госбезопасностью агентов я здесь не беру) давал признательные показания, сдавал товарищей, признавал вину и каялся, начинал сотрудничать с советской властью, он рассматривает как предателей и врагов, особо не выбирая выражений в их оценке. Негативно он оценивает и тех, кто стал сотрудничать с властью уже в период перестройки, хотя предателями и врагами их не считает или точнее, считает не всех.
Так, например, он упоминает священника Александра Меня в связи с делом "раскаявшегося" диссидента Бориса Развеева, который назвал много имен, в том числе религиозных диссидентов. "Раскаяние" это было опубликовано в газете "Труд" и через некоторое время А. Мень прислал в редакцию покаянное письмо, где также выражал глубокое сожаление о своих ошибках, которые привели к тому, что часть его прихожан оказались виновными в противообщественных поступках. Потом А. Мень по просьбе КГБ уговаривал некоторых прихожан также направить покаянные письма.
В книге от автора досталось многим. В этом качестве там фигурируют Ю. Щекочихин, Е. Гайдар, Б. Окуджава, диссиденты Л. Алексеева, Ю. Орлов, Г, Якунин, С. Ковалев. Отдельные главы посвящены Б. Ельцину и М. Горбачеву и носят они общий характер оценки их личностей и деятельности. В отношении этих глав я в большей части с оценкой Подрабинека согласен, хотя и не во всем. В отношении Б. Ельцина, например, у него допускаются некоторые совершенно недоказанные ничем утверждения о его причастности к преследованию диссидентов и смерти одного из них в лагере. Цепь рассуждений Подрабинека такова. Как он считает, уголовное дело в советский период за антисоветскую деятельность могло быть возбуждено только с согласия первого секретаря обкома КПСС, в Свердловской области за время секретарства там Ельцина было осуждено несколько человек за антисоветскую деятельность, значит он давал согласие на возбуждение дела, а поскольку один из них потом умер в колонии, Ельцин причастен и к этому. Это все. Существовал ли такой порядок дачи согласия - вопрос спорный. Никаких советских актов, его устанавливающих, Подрабинек не приводит и не ссылается, да в общем-то их и нет. Я вообще первый раз встречаю упоминание о таком порядке, тем более, чтобы первый секретарь обкома КПСС давал согласие КГБ, а не милиции (такие дела именно оно расследовало) на возбуждение дела о распространении какой-то информации (книжки или рукописи), что очень сомнительно, поскольку управления КГБ в общем местным секретарям не подчинялись. Однако, даже если предположить, что было нечто подобное, то следовало бы уточнить секретарь какого уровня давал согласия и в данных конкретных случаях, указанных Подрабинеком, кто именно согласие давал, поскольку это мог быть и другой человек, например, замещающий первого секретаря. Но такие подробности Подрабинека не интересуют, поскольку нарушают его картину мира.
В книге описан такой случай. В 1986 году Подрабинек и еще несколько его единомышленников решили обратиться персонально к деятелям искусства и культуры, чтобы они подписали составленное обращение на имя Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева с просьбой о полной амнистии политзаключенным. В книге приведен список тех людей, которым были направлены письма с просьбой подписать обращение (это все очень известные в советское время актеры, режиссеры, писатели, сценаристы, искусствоведы, поэты и композиторы). Из более чем ста человек инициаторы получили отклик от пяти, из которых согласился подписать обращение только один. Это Юрий Норштейн, режиссер-мультипликатор, создавший мультфильм "Ежик в тумане". Еще четыре либо объясняли причины, по которым не могут подписать, либо, прямо не отказываясь, нагоняли туман, либо просто уведомили, что получили письмо. Все остальные никак не отреагировали и не ответили. Этот случай, достоверность которого никаких сомнений не вызывает, безусловно, является отличной иллюстрацией нравственного уровня советской (а потом и постсоветской) творческой интеллигенции. Так что, чего сейчас удивляться ее общественной глухоте и конформизму. Однако надо сказать, что приведение списка представителей этой интеллигенции, которым направлялось письмо, не совсем корректно, поскольку неясно все ли эти люди получили письмо. Конечно, получило большинство, но кто-то мог и не получить, и во всяком случае автору надо было бы оговориться об этом, чего он не сделал.
Достаточно много места в книге отведено воспоминаниям Подрабинека о А.Д. Сахарове и Е.Г. Боннер и отношений с ними, которые были достаточно сложными. Подрабинек много критикует Сахарова и Боннер, что, кстати, сейчас встречается достаточно редко, так как А.Д. Сахаров все-таки стал нравственным авторитетом у достаточно большой части общества. Он прямо пишет, что не был восторженным поклонником Сахарова, поскольку считает, что тот придерживался стратегии компромиссов с действующей советской властью, а его деятельность была созвучна ожиданиям Горбачева и его окружения, то есть как бы вполне их устраивала.
Так, Подрабинек осуждает Сахарова за то, что он уговаривал находившихся в местах лишения свободы и ссылке диссидентов написать заявления с просьбой о помиловании. В начале перестройки советская власть приняла решение избавиться от политических заключенных как явления, но решила сделать это не путем объявления амнистии, а путем индивидуального помилования каждого. Такой способ был, видимо, избран с целью избегнуть огласки и медийного эффекта. О политической амнистии стала бы писать мировая пресса, а советская власть вообще отрицала наличие политзаключенных. Индивидуальное помилование проходит скрытно на протяжении долго времени, секретными указами. Но советская власть решила, что политзаключенные должны выполнить ряд условий, в том числе индивидуально каждый написать заявление с соответствующей просьбой и там признать вину и обещать не заниматься антисоветской деятельностью. Видимо, советская власть таким образом пыталась унизить политзаключенных, как бы продемонстрировав, что они просят ее о снисхождении, осознали и раскаялись. Часть политзаключенных такие заявления писать отказалась. Их стали уговаривать, при этом количество условий постепенно снижалось (общественно-политическая ситуация в стране менялась). Уговаривать отказавшихся стали и освободившиеся диссиденты. Не многие согласились написать о признании вины и обещании не вести ту или иную деятельность, но в заявлениях стали просто просить о помиловании либо без указания причин либо по состоянию здоровья. Время шло и последних политзаключенных, которые наотрез отказались писать любое заявление, освободили уже так, но пробыли они в местах лишения свободы и ссылках примерно на год дольше, чем остальные. Так вот А.Д. Сахаров просил и уговаривал многих отказавшихся писать заявления политзаключенных все-таки его написать (причем из книги не понятно уговаривал ли он их признать вину и раскаяться, что вообще сомнительно, или просто написать заявление о помиловании без этого, поскольку единственный конкретный случай, приведенный в книге, говорит о том, что Сахаров просил написать заявление о помиловании по состоянию здоровья), в том числе он писал им письма в колонии. Подрабинек осуждает эту деятельность А.Д. Сахарова, считает ее проявлением слабости и отступничества. К тому же он указывает, что сам Сахаров в письме М.С. Горбачеву еще раньше обещал не заниматься общественной и правозащитной деятельностью.
Что здесь можно сказать. Думаю, что претензии Подрабинека к Сахарову выглядят как-то мелковато. Прежде всего сами политзаключенные решали писать им заявление или нет, а уговоры и разговоры - это все-таки побочное. Не все политзаключенные послушали Сахарова, о чем пишет сам Подрабинек. Действительно, признание вины и раскаяние в данной ситуации для политзаключенных с этической стороны ущербно (является ли ущербным обещание не заниматься общественной деятельностью - вопрос сомнительный, я предосудительного в этом вообще ничего не вижу), а потому для многих неприемлемо, и в этом я полностью согласен с Подрабинеком, но призывал ли к этому Сахаров? Сам Подрабинек об этом ничего не говорит.
Здесь надо иметь в виду еще и следующее. И амнистия, за которую выступал Подрабинек, и помилование, против которого он возражал, представляют собой акты снисхождения и милосердия (в теории уголовного права, а не в советской системе) и отличаются они только охватом. Амнистия - акт коллективный, помилование - акт индивидуальный, но в обоих случаях речь не идет об оправдании и реабилитации. В действиях лица признается наличие состава преступления. Так что значение может иметь только этическая сторона дела, то есть признание вины и раскаяние. Если этого нет в заявлении, то само заявление вряд дли можно в той ситуации толковать как некое негативное или порицаемое действие.
Надо также иметь в виду, что в дальнейшем никакого значения все эти заявления о помиловании совершенно не имели, они не обнародовались, а через несколько лет все советские политзаключенные были признаны жертвами политических репрессий и были реабилитированы.
Но Подрабинек этому вопросу с помилованием политзаключенных уделил в своей книге так много внимания, поскольку, по его мнению, согласие писать заявление одних политзаключенных и отказ других привели к тому, что солидарность политзаключенных рухнула, а диссидентское движение закончилось тогда в 1987 году. Оно было деморализовано, сломлено помилованием и не смогло пустить ростки в новой общественной жизни и стать реальной политической оппозицией. Это, конечно, что называется, закинуть чепчик за мельницу.
Диссидентское движение в советское время было неоднородным и никогда не было единым. И это еще мягко сказано. Фактически единственное, что объединяло диссидентов - это ненависть к советской власти, но причины этой ненависти у каждого течения внутри диссидентского движения были свои. Как только советская власть исчезла, оказалось, что диссиденты не сходятся во взглядах между собой, иногда во всем. Диссидентское движение никогда не было политическим, не имело какой-то организации, никогда не пользовалось широкой поддержкой, какой-то политической программы не имело, оно было скорее правозащитно-просветительским. В борьбе за власть диссиденты не были конкурентом КПСС. С ослаблением советской системы диссидентское движение естественным путем распалось, поскольку заниматься просветительством и правозащитой можно было легально, а политической деятельностью диссиденты заниматься не умели и не собирались. Надо сказать, что вообще такая судьба подпольной оппозиции в определенных условиях характерна для авторитарных режимов при их ослаблении. Почти всегда такая подпольная оппозиция распадается. Но вывод, что диссидентское движение распалось по причине того, что кто-то написал заявления, а кто-то не написал и сидел дольше, выглядит уж совсем оторванным.
Любопытно, что в другом месте книги А. Подрабинек уже пишет, что в конце 1980-х диссиденты оказались в совершенно непривычных для себя условиях зарождения относительной свободы. Большинство из них постепенно отошли от общественной деятельности, полагая свою задачу выполненной. Некоторые продолжали отстаивать права человека или национальную независимость, используя механизмы неподцензурной печати и общественных организаций. То есть диссидентское движение прекратилось не по причине деморализации и сломлености, а поскольку посчитало свою задачу выполненной. Это ближе к реальности, но входит в противоречие с прежде сказанным Подрабинеком.
Мне показалось, что Подрабинек сильно преувеличивает значение диссидентского движения в распаде советской системы, хотя оно все-таки было большим, и слишком оптимистично смотрит на его распространенность даже во время перестройки. Кстати, что любопытно, какого-то описания состояния советского народа, его политических воззрений, анализа его умонастроений в книге нет вообще. То есть Подрабинек предполагал на основе диссидентского движения создать оппозиционную ЦК КПССС силу, а вот о том, кто бы ее поддерживал упомянуть забыл.
По книге складывается впечатление, что борьба с советской властью, а потом и с властью постсоветской у Подрабинека является такой самодостаточной деятельностью. Сконцентрировавшись на этой борьбе и противостоянии с властью, на бескомпромиссном отстаивании собственных взглядов и принципов до последней запятой, Подрабинек упустил в общем само содержание этих взглядов и принципов. Фактически он как-то почти совсем не высказал своих взглядов на то, каким должно быть по его мнению общество и государство в постсоветской России. К чему следует стремиться-то. Нет, там есть конечно, определенные утверждения на уровне оговорок, в основном сводящиеся к апеллированию к европейской модели демократического устройства, но нет никаких деталей и конкретики, в то время как европейская демократия не однородна.
Вероятно, для Подрабинека это как-то казалось не слишком важным. Гораздо важнее для него проявлять стойкость и не вступать ни в какое сотрудничество с советскими и постсоветскими властями. Я не могу сказать, что это плохо само по себе, но для общественно-политической деятельности этого явно недостаточно. Это скорее такое сектантство. Политическая деятельность - это искусство компромисса. Понятно, что есть угроза соглашательства, приспособленчества и конформизма, но упертый максимализм и отбитая бескомпромиссность ничем не лучше.
В книге есть рассказ о том, как Подрабинек встречался с президентом Азербайджана в 1992-1993 году Абульфазом Эльчибеем, когда они обсуждали проблему Нагорного Карабаха и не поняли друг друга (каждый остался при своем мнении). Так вот Подабинек пишет в книге, что Эльчибея сместили в результате государственного переворота и эпоха демократического развития Азербайджана на этом закончилась. Спору нет, Эльчибей был законно избранным президентом Азербайджана и отстранили его от этой должности незаконно в результате переворота. Однако при этом он был приверженцем пантюркизма, учения, в основе которого лежит идея политического единства тюркских народов, на основе культурной, этнической и языковой общности, то есть он был таким тюркским или турецким националистом и возглавлял азербайджанское национальное движение. Надо отметить, что приверженцами пантюркизма были и младотурки, устроившие геноцид армянского народа в Османской империи в 1915 году. Именно Эльчибей, после того как стал Президентом Азербайджана, сразу существенно активизировал и усилил военные действия в ходе Первой Карабахской войны с Арменией, а переворот случился после того, как азербайджанские воска стали терпеть поражения.
Конечно, после Эльчибея режим в Азербайджане был авторитарным, но при нем никакого демократического развития Азербайджана тоже не было. Одно то, что людей хватали на улицах и принудительно отправляли воевать, чего стоит. Но Эльчибей был диссидентом, подвергался репрессиям и в 1975 году был осужден за антисоветскую деятельность. Это, а также то, что он выступал против советской власти и от своих взглядов не отрекался (независимо от того, какие они) для Подрабинека значит гораздо больше, чем то, какие это взгляды и каково было реальное положение дел в Азербайджане тогда.
После прочтения книги у меня возникла мысль, что какая бы ни возникла власть в России, Подрабинек всегда будет против нее и обоснование для свой позиции он найдет. Например, окажется, что какой-нибудь незначительный чиновник когда-то согласовал составление незаконного протокола об административной ответственности против какого-нибудь оппозиционера. Для Подрабинека этого будет достаточно, чтобы отказаться сотрудничать со всей властью вообще и в принципе, а всех, кто сотрудничает, расценивать как конформистов и соглашателей.
Я заметил еще один интересный момент. В книге Подрабинек несколько раз упоминает А.И. Солженицына. Например, в одном месте он пишет, что А.И. Солженицын мог бы стать знаменем оппозиции, но сам он не стремится заниматься политической деятельностью. За А.Д. Сахаровым он такого качества не признает. В другом месте, рассуждая о состоянии интеллигенции, он использует изобретенный А.И. Солженицыным для обозначения некоего явления термин "образованщина", который, кстати, многие критикуют, хотя многие и согласны с ним. Но все это вскользь и никакой критики А.И. Солженицына как личности и его взглядов (в отличии от А.Д. Сахарова) в книге нет, что само по себе любопытно. Надо иметь в виду, что А.И. Солженицын вполне себе комплиментарно относился к лидеру нынешнего авторитарного режима в России, который неоднократно встречался с ним, приезжал в гости. И если на Л. Алексееву за такие же встречи Подрабинек обрушивается с критикой, что она встроилась во власть и предала идеалы, а Ельцина вообще считает одним из основных источников всех нынешних бед, то о Солженицыне полное молчание. С чего бы это?
У меня зародилось предположение, что есть у Подрабинека большие политические симпатии к Солженицыну, но, вероятно, высказать их он побоялся в свете всего произошедшего, а критиковать не стал по этой же причине. Вот такие вот принципы.
Закончу я тем, что при всех моих многочисленных возражениях и замечаниях на мой взгляд книга Подрабинека полезна для тех, кто интересуется диссидентским движением при советском режиме и перестройкой, а также концом советского строя. Она знакомит с иными взглядами и оценками на многие события и дает много пищи для размышлений.
