Боевой маг, алхимик и рыцарь: нейросеть изобразила русских классиков в стиле фэнтези

Интересоваться у нейросети Midjourney («Полпути» в буквальном переводе), какими она видит самых разных персонажей в самых разных обстоятельствах, стало любимым развлечением последнего времени. Обо всём, от «Лисичек-сестричек в изысканной визуализации» и «Девушек с котиками в космосе» до «Стран как ангелов Victoria`s Secret», «Богов на улицах современных городов» она имеет особое мнение, которое может изложить нам не буковками, а прямой визуализацией. Мы уже видели героев «Гарри Поттера» в виде персонажей Достоевского и Симпсонов, любовались «Игрой Престолов» в киберпанковом и древнерусском стиле и, кажется, даже в сеттинге «Маппет-шоу».

Пришел черед русских классиков в стиле фэнтези.

Николай Васильевич Гоголь, очевидно вдохновил ИИ особенной поэтикой, близостью к природы и мастерством в описании тихой украинской ночи, как в «Майской ночи или Утопленнице». По крайней мере, полная луна за его спиной, на фоне которой абрис силуэта писателя предстает несколько демоническим, недвусмысленно напоминает об этом.

Хотя не исключено, что такой, утрированно ванхельсингов образ классика связан с серией фильмов о нем; «Гоголь Начало», «Гоголь. Вий», «Гоголь. Страшная месть», в которых писатель предстает отчасти носителем стихийной мистической силы, которая прорывается в мир посредством его сочинений.

Федор Михайлович Достоевский являет себя мрачным боевым магом, готовым и к смерти, и к бессмертной славе. В правой руке у него не то боевой посох со странным навершием, не то святая хоругвь с еще более странной, но явно не христианской символикой. Такой образ Достоевского кажется навеянным пелевинским романом «Т», в котором два главных русских классика предстают супергероями в антураже зомби-апокалипсиса, и примерно такой стилистике: «Достоевский глотнул теплой водки и задумался. Трупы мертвяков, лежащие на мостовой под надписью «СОТОНА ЛОХЪ», уже почти распались на элементы, превратились в холмики праха». 

А вот Антон Павлович Чехов, красавец алхимик, чего уж там! Хотя его нахождение среди колб и реторт как раз просто объяснить – врач должен быть целителем и уметь создать лечебные зелья на все случаи жизни. Понятно и нахождение в кадре открытой книги, хотя этого атрибута из всех великих русских литераторов, кроме него, нейросеть удостоит еще только Бунина. А вот почему знаменитое чеховское пенсне сменили очками, не вполне понятно. Очевидно из соображений техники безопасности – ну как свалится с носа в самый ответственный момент составления эликсира или декокта? Неясно только одно, почему Midjourney наделила Антона Палыча тремя дополнительными пальцами на левой руке: спутала его «В человеке все должно быть прекрасно» с народным «Хорошего человека должно быть много»?

Александр Александрович Блок рыцарь-монах, что можно интерпретировать двояко. С одной стороны:
«Вхожу я в темные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцаньи красных лампад»,

с другой - «белый» брак с Любовью Дмитриевной Менделеевой.

Фонари за спиной напоминают об одном из самых цитируемом стихотворении Короля поэтов Серебряного века:
«Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет».

Месяц Ясный русской поэзии Серебряного века Сергей Александрович Есенин предстает в образе, ближе всего соотносящемся у меня с Белым рыцарем из «Алисы в Зазеркалье».

Золотые есенинские кудри, увековеченные миллионом портретов, сеть распрямила и вообще остригла певца русской деревни короче, чем нам привычно его видеть. Но красота, ее не испортишь даже хмуростью лица:

«Не грусти, и не печаль бровей. В этой жизни умирать не ново. Но и жить, конечно, не новей».

Анна Андреевна Ахматова печальный бело-золотой ангел: «Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд» – писал ей муж, поэт Николай Гумилев. А она отвечала: «Сжала руки под черной вуалью. Отчего я сегодня бледна? Оттого, что я терпкой печалью напоила его допьяна». Но все это было тогда, на золотой заре юности Серебряного века, после у него был арест и смерть, у нее скитания длиной в жизнь:

«Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне».

Единственная женщина в этом пантеоне и среди небожителей она по праву.

Первый российский нобелиант Иван Алексеевич Бунин, аристократ-книгочей, мрачен, как и подобает тому, кого прославили «Дни окаянные», хотя мы больше любим «Темные аллеи», особенно рассказ «Легкое дыхание» (хотя и аллеи ведь темные).

Под небом мертвенно-свинцовым
Угрюмо меркнет зимний день,
И нет конца лесам сосновым,
И далеко до деревень.

Текст: Майя Ставитская