«Письмо моему сыну» (о войне)

Это уже не первое моё письмо к тебе, мой сын, когда я хочу рассказать тебе о своей молодости и жизни до того, как ты родишься. Наконец, пришло время затронуть один из главных вопросов в мире – вопрос войны… Я, пишущая эти строчки, твоя будущая мама, благодарю Бога, что не слышу ни очередей автоматов, ни взрывов бомб, ни скрежета вражеских танков… Я молюсь о том, чтобы и ты, и всё твоё поколение людей тоже не слышали этого.
Возможно, у тебя возникает вопрос: зачем я тогда об этом пишу?
А пишу я, дорогой мой, чтобы ты знал не только о моей жизни, но и о жизни твоих бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек, в которую вошла война…
Конечно, учебник истории намного лучше и полнее расскажет тебе о Великой Отечественной войне, но для вас это событие будет всё равно, что для нашего поколения Отечественная война 1812 года. И ты не почувствуешь ни в одном из учебников (как впрочем и я не почувствовала бы, если бы не слышала рассказов ветеранов, не смотрела военные фильмы, не читала книг о войне) той боли, тех страданий и слёз людей, которые погибли, чтобы жили твои бабушка и дедушка, я и, наконец, ты.

Оба моих прадедушки со стороны папы воевали. Один вернулся вместе с победой в семью и умер только в глубокой старости, а другой пропал без вести. Побольше я расскажу о втором и о его семье…
Когда начался призыв на войну, вся деревня М ٭٭٭ ского района провожала своих отцов мужей, братьев, сыновей… В семье М ٭٭٭ вых провожали отца. Старшему сыну, Барыю, тогда было тринадцать лет, среднему, Шакуру, десять, младшему, Гаязу, восемь, а дочке (она же моя бабушка ) всего четыре года, но именно благодаря ей, я сейчас могу рассказывать тебе об этом событии.
Мужчины потихоньку начинали садиться на телеги, туго набивая их рюкзаками и сумками со свежеиспечённым хлебом (несмотря на очень тяжёлые и голодные времена, женщины этим хлебом хотели согреть нелёгкий путь своих мужчин), запах которого чувствовался сквозь прочную ткань.
“О чём думали эти люди, когда уезжали?” - может быть, спросишь ты. Только о своих жёнах, матерях и детях. Да и о чём нужно думать, когда идёшь в руки смерти, никто не знает. А раз не знаешь, то думаешь только о родном, любимом.
Звучала “Священная война”, и было слышно, что кто-то плачет. Расставание мучительно, но старались не плакать, чтобы не разжечь пламя невыносимой разлуки. Каждый это понимал и …терпел.
Несмотря на громкий военный марш, в воздухе воцарилось что-то тяжёлое, было трудно дышать. Подводы нагружались еле-еле, словно они, впитав в себя эту атмосферу, не могли даже сдвинуться с места.
Султангарей обнял свою жену, очень долго держал её в объятиях, держал так, что вот-вот что-то, или кто-то отнимет её от него навсегда, и он никогда не увидит свою черноглазую красавицу. Наконец, она сама отстранилась от него, почувствовав его беспокойство, посмотрела ему в глаза, успокаивая, и указала на детей.
Подошёл Барый. Отец, поглядев на него, улыбнулся во всю ширь своей души, но вида не показал, и лишь глаза заблестели.
Несмотря на свои тринадцать лет, Барый был высоким, статным и сильным (мальчиком и не скажешь) юношей. Султангарей гордо похлопал его по спине, как обычно поступают со взрослыми. Он остался доволен, что в семье останется молодая, сильная, рабочая рука.
Потом к нему робко подошли два других сына. В глазах младшего, словно от непонимания, застыл вопрос: “ Папа, а ты куда уходишь? Ты ведь скоро придёшь, правда?” А Шакур, как на него это не похоже, был хмур, даже на что-то зол, но очень крепко обнял отца. Султангарей, почувствовав это, погладил обоих по голове и сказал: “Слушайтесь маму и брата, берегите сестру, будьте умными и добрыми мальчиками…” .
Затем Фатыха посадила к нему на руки Фанию, и он улыбнулся, ув и дев в её лице свои нос и губы. “Ну хоть что-то останется похожее на меня , ” – подумал он. Но он оказался не совсем прав. В памяти каждого отец и муж останется навсегда, как сейчас, родным и близким.
Попрощались. Султангарей направился вместе с другими к телеге. Подводы тронулись, и им не было ни конца, ни края. Где-то далеко послышался громкий плач, а за ним ещё и ещё. И уже одна молодая женщина залилась безутешными рыданиями: “Уходят ведь, уходят, - можно было услышать сквозь слёзы, - уйдут и не вернутся…”
И вдруг, Фатыха этого совсем не ожидала (ей почему-то стало стыдно), её сын, Шакур, рыдал навзрыд, открывая свой маленький рот так безобразно, что от одного его вида становилось страшно…
“ Ты что? Что ты? Зачем ты плачешь, улым, нельзя, не надо, успокойся, не надо, не здесь. Даже Фания не плачет,” – пыталась она прижать к себе уже раскрасневшееся от надрыва и слёз лицо мальчика.
“ Я хочу…я хочу, чтобы… Я хочу есть, я есть хочу,” – и ещё больше он залился слезами. Это было неожиданно, но ей ничего не оставалось, как вернуться вместе с детьми домой. Она в последний раз повернула голову в сторону удаляющейся полоски подводов и пошла домой. Уже дома она спросила: “Улым, Шакур, что же ты так, перед всеми, а?” “Я не хотел есть. Я так сказал, чтобы надо мной не смеялись и чтобы папа не уезжал, чтобы он остался…” – воскликнул он.
“ Никто над тобой не засмеялся бы, улым, ” – дрожащим голосом сказала Фатыха.
И тут она поняла всю его суровость перед отъездом.
Что вы будете делать, когда у вас отнимут что-то очень вам дорогое? Вы не найдёте себе места от безысходности, верно? И у него отняли. Шакур почувствовал это, терпел, мучился, но не сдержал себя, заплакал. Да что он, если бы не “нельзя”, Фатыха сама бы кинулась в ноги мужу, рыдая, умоляла бы остаться.., но война.
Война оскалила свои зубы недобрым смехом и, открыв рот, начала глотать всех и каждого, не разбирая, сколько тебе лет, женат или нет, главное, лезь ей в самую глотку… И всё запивала слезами матерей, жён, сестёр и дочерей… И уже не сдерживая нахлынувших чувств, Фатыха обняла сына и заплакала… Долго плакала, плакала, чтобы потом не плакать, а быть сильной. Предстояли трудные четыре года, а потом ещё годы и ещё. Надо плакать, слёзы заживляют раны. Заживляют, не залечивают, но и на этом спасибо. Тогда большего и не надо было, большего и не было.., была война. Война забрала Султангарея насовсем. И не только его, миллионы людей так и не вернулись в свои семьи, к своим родным и близким, пали, защищая родину, во имя своего долга, во имя жизни и счастья, мира и света, добра и любви.