«Я жил тогда в Одессе пыльной…»

«Там, во дворце, в обширной зале…»

Там, во дворце, в обширной зале
С богатой мраморной отделкой
С одной, положим, стороны —
Была бильярдная, на славу,
Для развлеченья и ума,
А по соседству, примыкая
И воображение лаская,
С красивой дверью маркетри
Был кабинет, где граф работал,
Встречал радушно коммерсантов,
Былых товарищей своих,
А также верных подчинённых,
Свой долг исправно исполнявших
Пред генералом и царём.
С другой – гостиная графини,
И та сначала пустовала;
Родился мальчик в октябре.
Графиня в чувство приходила,
Переносила бремя родов,
И я покорно ожидал.
(Она приехала в Одессу,
Вослед за мной, как я приехал;
Прошло два месяца с тех пор).
Сам граф просил не утруждаться,
Что в ноябре всё разрешится,
Меня представит сам жене…
…Сезон балов и маскарадов,
Приёмов, выездов, салонов
Открылся только в декабре.
В гостях наместника, в ту пору,
Бывало множество народу,
Все размещались во дворце.
Но серым мартом прекратилось,
И жизнь, невольно, поутихла
На день Великого поста,
А Воронцовы вновь отбыли
В своё семейное поместье,
Что Церковь Белая звалось.
Чета вернулась на апреле,
Чтоб торжеством отметить Пасху —
Великий праздник всех славян.
В июне светлая графиня
На отдых в Крым засобиралась —
Одна уехала в Гурзуф.
В конце июля без огласки
Домой вернулась Воронцова,
Одушевив собой дворец.
А я держался в дни разлуки
И, наблюдая жизнь иную,
Во всё старался вникнуть сам.
Гулял по улицам Одессы
И находил там вдохновенье,
Встречаясь с новыми людьми.
Расставшись с прежними мечтами
И кишинёвским захолустьем,
Седой Европы встретил быт,
Чему был счастлив, как мальчишка, —
Так необычно, интересно,
Что голова пошла кругом.
Я встретил радость отношений,
Где нет столь тягостных различий
Между лаптём и кошельком.
Не всё зависит от именья,
Но больше ценится уменье,
И почитается талант —
То хлеб выращивать на годы,
То строить дом на поколенья
Иль ладно делать сапоги.
В ходу умелое хозяйство,
При нём – ответственный хозяин,
Да и работник, не дурак.
Кто вдохновляет, поднимает,
Вокруг себя объединяет,
Сплотив людей на бой и труд
(Скажу, впитавший дух Одессы,
Вобравший мудрость новой эры),
Тот – неразменный капитал.
На бурном юге государства
Не обошлось без Воронцова,
И это должен я признать…
О, небо, солнце, снова вспомнил
Сей персонаж былых событий,
Судьбы досадный эпизод.
Досадный ли? Скорей, основа
Всего того, что приключилось
По скрытной милости его.
Но, всё же, я ему обязан
Тем рандеву с его супругой,
Когда вселенную открыл —
Открыл вселенную восторга
Пред светлым женским обаяньем,
Пред красотою и умом.
И с той поры сокрыть старался,
Как сам робею и теряюсь,
Когда я спорю, иль молчу.
Моя отрада – Воронцова,
Моя судьба – не Воронцова:
Смеюсь и плачу невпопад.
И это было… Было, было,
И потому уже не будет,
Ведь на земле возврата нет.
А что же было? Только встреча —
Простая встреча перед богом,
Где Воронцова, как жена,
Сдержала слово перед мужем,
Супругу верность сохранила,
Себя ничем не запятнав.
Тот день стекал зарёй на запад,
А мы стояли друг от друга
На расстоянии руки.
Не смея мыслию обидеть,
Не смея действием ударить,
Как руку ей поцеловал
(Я и поныне ощущаю
Прикосновение к руке.
О, это милое baise-main),
Склонившись робко, будто отрок,
Коснулся трепетно губами
И откровенно оробел.
Я по руке, белее лилий,
Представил суть телесных линий,
Увидел, словно изнутри,
И сам от этого смутился —
Душа, как варево, вскипела, —
И стал пунцовым, хоть туши,
Пред целомудренной, степенной
Елизаветой, потерялся
И прочь от чувства убежал.
Она мила и превосходна,
И обходительна, тактична,
Умна донельзя, чёрт возьми!
К тому ж, возвышенна, как небо,
И, словно пашня, благодатна,
Но только это не моё!
Семья и дети между нами.
Что предложить могу графине?
Зачем подобный мезальянс?
И в стороне стоять не в силах,
Смотря на даму безучастно,
Как будто мёртвый инвентарь…