Ния

2

Тьма все поглотила. Нет ничего, только тьма и твои бесполезные мысли. Нет ни звука. Нет тела, нет тепла или холода. Нет ничего. Только мысли, которые не отпускают тебя. Что это? Думал он. Умер и его душа перерождается? Он не чувствовал боли, что так донимала его все последнее время. Отдыхал. Если это перерождение, пусть так и будет. Морис верил, что душа не может вот так просто испариться, ведь каждая частица энергии куда-то уходит, ничто не пропадает. Он мыслил, но не мог понять, умер или нет и где он сейчас. Все было тихо, только полное спокойствие.

Вдох. Боль, ужасная боль разорвала легкие. Тяжело, будто на тебя положили мешок с мукой, и ты еще должен дышать. Грудь ноет. Наверное, так чувствует первый вдох только что родившийся ребенок. Легкие раскрываются, и ты кричишь, выплескивая жидкость из груди, корчишься и орешь, судорожно хватаясь за воздух. Твое тело извивается, будто тебя бросили на раскаленную сковородку. Глаза, глаза. Они ничего не видят, только блики. И как все ярко, больно. Слезы текут, и ты не можешь ничего поделать. Глаза впервые видят свет. Боль, она спасает тебя, и ты опять погружаешься в черноту. И снова ничего, будто еще мгновение назад не ты корчился на полу. Все стихло, нет ничего, только плавное течение мыслей.

Зачем все это. Зачем эти муки. Может пора закончить и отпустить его. Он прошел свой путь, прошел. Он кричал в пустоте, но его никто не слышал. И опять просыпался, и снова кричал от боли, и дергался в конвульсии, и снова погружался в сон. Это длилось вечность. Если это ад, то он попал в него. Нет возможности выбраться. Нет времени, чтобы перевести дух. Эти пытки продолжались. Но вот Морис понял, что лежит и смотрит. Просто лежит и смотрит на чашу с ягодами. Первая мысль: откуда она? Чаша, ягоды. Кто ее поставил? Но рука уже тянется к ней, хватает горсть и запихивает в рот. Он их даже не жует, а просто глотает. Есть, есть потребность в еде. Он ослаб, но мысли остались и требовали пищи. А после опять сон. Морис уже просыпался, не боясь этого состояния. Понимал, что живой, что кто-то о нем беспокоится и дает пищу, дает воду. Всегда около него была чаша с фруктами и ягодами и чаша с водой. Не было сил подняться. Он подползал и как собака лакал воду, а после опять спал. Только и делал, что ел и спал, ел и спал.

Сколько времени прошло? Болезнь может длиться вечно, а может и один день показаться той самой вечностью. Он открыл глаза. Лежит на спине. Потолок. Он украшен цветами, большие розовые цветы. Значит он не сгорел и барьер его пропустил. Это Морис уж точно понимал. Понимал, что его кто-то лечил, заботился о нем. Правда ни разу не видел никого. Да и важно ли пока это. И все же постарался сказать «спасибо», но голос издал только шипение. Морис закашлял. Теперь мог шевелить руками. Он поднял их и взглянул на ладони. Пальцы стали тонкими, высохли. Кожа стала розовой как у младенца. Нет синюшных пятен, нет шелушения. Впервые он улыбнулся. Тело ощутило прохладу, руки стали искать, чем укрыться, схватили какую-то ткань и натянули на тело. Он закрыл глаза и снова уснул. Ему надо спать, надо набираться сил.

В следующий раз, когда проснулся, ощутил свое перерождение. Морис чувствовал, что может не только поднять руки, но и сесть. Сколько времени прошло с того момента, когда он заболел, когда прилетел. Листва на деревьях стала покрываться патиной. Наверное, тут есть времена года, и наступала осень или что-то подобное. Но сейчас через открытое окно он видел, как деревья покрылись яркой зеленью. Она буквально резала глаза. Где-то пели птицы и доносилось журчание воды. Где-то недалеко бежал ручей или бил фонтан. Морис перевернулся на живот. Набравшись сил, хочет встать, но не может. И тогда на корячках, упираясь руками, ползет на звук воды. Хочется пить, пить. Смотрит на ладони и не узнает их. Они не его. Но он продолжает ползти, сейчас не до этого. Руки стали тонкими. Потом он все восстановит, сейчас просто хотел пить. Вот комната. Звук воды громче. Поднимает голову и видит бассейн. Что за чудо? Вода, много воды. Морис подбирается к краю и как рептилия сползает в воду. Тело вспыхивает и тут же угасает. Прохладная вода успокаивает. Он выныривает и снова погружается в нее. Вода – это жизнь, она возвращает энергию, она дает силу, она первоисточник живого. Морис пьет ее и не может напиться, а после успокаивается, просто лежит. Тело растворяется, становится невесомым.

Все тот же потолок с цветами. Кто их нарисовал, кто они такие. Пока он болел, Морис никого не видел. Что это за создания? Он опять произносил слово «спасибо». Это не его голос. Он писклявый, тонкий. Да черт с ним, думает он и, выдохнув, погружается в воду. Силы вернулись. Остался жить. Может шевелиться, садиться и даже вставать. Бассейн был мелкий. Морис подымается и опять осматривает свои руки. Что за наваждение? Они здоровые, но тонкие. Смотрит на ногти и медленно опускает взгляд.

– А… – истеричный вопль разлетелся по залу.

Морис выпрыгивает из бассейна и быстро начинает себя шлепать руками. Что с ним случилось? Что такое? Кто он такой? Он визжит как девчонка и носится по залу. Его тело, его тело, оно не его. У него грудь. У него… У него там между ног… Нет, этого не может быть. Только не это. Он опять визжит не своим голосом. Может ему все это приснилось. Может ударился головой, и это все нереальность. Он продолжал шлепать ладонями по телу в надежде, что все ему почудилось. Но как бы он не обследовал тело, оно было уже не его. Оно было женским. Он стал… он стал… Морис не мог произнести этого. Почему женщиной, ну почему? А что, лучше кошкой или бараном? Тут же подумал: стоп, если это перерождение? Если, повторил он сам себе, то тогда лучше быть женщиной, чем ослом. И все же, это несправедливо, твердил он сам себе.

Сел на пол, обхватил руками плечи и заплакал. Уже плакал не он, а плакала она. Он жив и это главное. Живой. Морис вылечился и в то же время переродился. Да, с ним было подобное. Его внешность изменилась после поисков кубика ИЯ. Но то, что сейчас произошло, это кардинальное изменение всего тела, не внешности, а всего тела. Какие могут быть вопросы, как и почему. Встал, еще раз с опаской посмотрел на грудь. Она выглядела уже не такой страшной, как показалась первый раз.

– Интересно, а я красивый? – завертел головой в поисках зеркала, чтобы увидеть себя.

Наверное, впервые он смог спокойно посмотреть, где находится. Это был большой красочно украшенный зал. Красивые вытянутые окна с ажурными завивающимися и уходящими ввысь к потолку арками. Зал был потрясающе украшен. Но не было ни мебели, ни картин, ни штор. Ничего кроме стен.

– Ау, есть кто-нибудь? – крикнул не своим голосом Морис и тут же замолчал. Он не узнавал его. Ответа не последовало. Прислушался, никого. Только птицы за окнами и журчание воды в бассейне.

Он двинулся вдоль стен. Ноги нехотя переступали, они как-то ковыляли. Походка была ужасной. А что он хотел после такой болезни. Хорошо, что вообще шел, а не полз на четвереньках. В другой комнате, вернее зале, также никого. Прошел дальше. Лестница. Поднялся повыше. Еще один зал и опять никого. Так Морис прошел залов десять. Все были удивительно красивыми. Шел медленно, рассматривая рисунки чудных животных, растений. Это был их мир, но нигде не было мебели или хоть одной живой души. Никого, будто это заколдованный замок, а он – единственная живая душа. Но ведь кто-то его кормил и давал воду. Кто-то дал, чем укрыться. Тут он вспомнил, что ходит голый. Да, впрочем, это не столь важно. Тепло.

Так он прошел один этаж, перешел на другой, выглянул в окно. Зелень, кругом зелень. Лес подходил вплотную к замку, но внутри замка во дворе был порядок. Не было сорняков или кустов, что обычно начинают расти в заброшенных зданиях.

– И правда заколдованный, – произнес он и еще раз крикнул не своим голосом, – ау, есть кто? – но ответа опять не последовало.

Морис вошел в длинный коридор. Колонны вились как живые и, перекручиваясь, уходили в потолок. Он двинулся по коридору и сразу остановился. Краем глаза заметил, что кто-то идет рядом. Сердце екнуло, застучало и стало даже страшно. Он медленно повернул голову и засмеялся. Это был он. Вернее она. Зеркала, зеркала, они тянулись вдоль всего коридора.

– А… – завопил он, – лысая.

Да, у нее на голове не было волос. Он не смотрел на тело, он пялился на свое лицо и лысую голову. Глаза веселые, не больные, ужасно ярко-голубые, будто с неба сошли, чуть припухлые губки, вздернутый носик, бровей тоже не было. Он присмотрелся, на голове прорастали волосы. Значит, будут и брови.

– А ты ничего, – и сам себе показал язык, – а какого цвета у тебя будут волосы? Вот здорово, если рыжие.

Лицо было чисто человеческим, кроме одного: уши. Да, именно уши, чуть вытянутые вверх.

– Эльфийка, – сделал он вывод, – точно эльфийка.

На шее висел медальон с кристаллом Буру. Цепочка была короткой. Изначально было так сделано, чтобы нельзя снять. Может как раз он и помог вылечится от болезни, а вот тело.

Морис сделал шаг назад. Теперь он мог посмотреть на всего себя. Щуплое. Плечи маленькие. Куда подевались мышцы? Тоненькие ручки, бедра худые и… Он нагнулся и посмотрел между ног.

– Интересно, куда все подевалось, – он присвистнул, – да уж, чудеса на виражах, – повернулся спиной, шлепнул себя по попе, – а ниче, ты красивая, – сделал окончательный вывод Морис, обследовав свое тело, – интересно, а мне нужно будет влюбляться в парня. Брр… Только не это. Уж как-нибудь обойдусь без этого.

Так, наверное, он целый час крутился перед зеркалом. Пытался заглянуть в уши, открывал рот, вытаскивал язык, корчил рожицы, выпучивал глаза, приседал и пытался подпрыгнуть. Но силы пока еще были не те. И все же он жив, перед ним в зеркале была девчонка лет пятнадцати, симпатичная юная эльфийка. Может это и есть новый путь, который ему предстоит пройти.

– Ну что же, я согласен, – сказал сам себе, прикасаясь к груди, – странно это все, странно.