Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава первая
Небо плакало холодным осенним дождем и Дину тоже хотелось заплакать, даже завыть. Как маленькому. От несправедливости жизни и невозможности эту несправедливость отменить. Уже в тот момент, когда приемная мама не стала стричь ему волосы, как делала каждый месяц, он заподозрил неладное. За длинными волосами труднее ухаживать, а на дворе лето, много работы и пыль. Придется тратить больше мыла вечером и дольше собираться по утрам. Но мама лишь погладила его по голове на все возражения и вздохнула. И во второй месяц его не подстригла, и в третий.
К началу осени волосы закрыли уши и почти доросли до плеч. Дин стал походить на девчонку и это злило его. Он решил подстричь себя сам. Взял без спроса ножницы, подошел к зеркалу и отхватил височную прядь почти под корень. Мама налетела на него коршуном, шлепнула в сердцах по затылку. Дин удивленно заморгал, приемные родители не били его, даже если шалил или рвал одежду. Они просто запирали его в темном чулане среди старых вещей на весь вечер. Дин это и за наказание не считал, ложился на пол и засыпал.
– Дин, прости меня. Мальчик мой, не трогай волосы, – мама заплакала. – Пусть растут.
– Мне так не нравится, мама, они мне мешают. Я уже взрослый, я могу сам решать.
– Ты взрослый, – мама прижала Дина к себе. Еще недавно они были одного роста, а сейчас Дин почти на голову перерос маму. – Слишком быстро ты вырос, мой мальчик. Слишком быстро. И очень красивым стал.
– Мама, – Дин отстранился и заглянул матери в лицо. – Почему ты плачешь? Я вырос, да, но это же хорошо. Я буду делать всю работу, дома и в поле. Вы с отцом можете отдохнуть. Вы не пожалеете, что взяли меня в сыновья.
– Сыночек. Мы не жалеем. Иди к себе. Вечером придет отец и мы поговорим.
К себе, это в маленький закуток, который приемные родители выгородили ему на чердаке, когда он начал подрастать. Внизу не было отдельной свободной комнаты, домик небольшой, общая проходная комната, спальня родителей и кухня. Дину на чердаке нравилось. Особая тишина и привычное одиночество. Окно располагалось почти на потолке. Если Дин запрокидывал голову, то казалось, что дождь вот-вот пробьет стекло и капли потекут по лицу. По утрам солнце щекотало ему нос.
Кто были его настоящие родители, Дин не знал. Из какого он клана, какого статуса и обеспеченности, даже не представлял. Помнил только, что слонялся с протянутой рукой по базарной площади, искал на помойках еду и одежду, а спал под прилавком. Торговцы гоняли его днем, ночью он мог устроиться на ночлег, где хотел. Сколько ему было тогда? Лет семь-восемь? Однажды в начале лета случилась облава, попрошаек поймали и вывезли из города. Ехали недолго. Вдоль дороги, сколько видел глаз, тянулись поля. Грузовик остановился возле леса и всех высадили.
Остальные бездомные были гораздо старше Дина и, дождавшись, когда машина скроется из вида, они побрели обратно в город, а Дин остался на поле. Одиночества он не боялся. Всегда оставался один. Его привлекал лес. Свежие запахи и новые звуки. Дин сообразил, что летом в лесу прожить будет легче. Он не помнил, чтобы кто-то его учил, но читать и писать он умел и про ягоды тоже знал. Сейчас еще рано, ягоды будут позже, а зеленая сочная трава уже выросла и притягивала глаз. Ее было особенно много в низинке, у ручья.
Дин нарвал травы, полную охапку, и уселся на бугорок под деревом, собираясь ее съесть, а потом поспать. Облава случилась ранним утром и Дин не выспался. Трава слегка кислила на языке и плохо жевалась, но другой еды все равно не было. Дину часто приходилось есть испорченную еду, а трава не может ведь быть испорченной. Тихое рычание не испугало, наоборот, Дин улыбнулся. Неподалеку стоял необычного светлого окраса волчонок и принюхивался. Желтые глаза, не мигая, смотрели на Дина. И на траву, которую Дин запихивал в рот.
– Хочешь? Мне не жалко. Трава кислая, – Дин протянул пучок травы волчонку. Проявил дружелюбие. Но в ответ волчонок ударил лапой по руке Дину, трава упала на землю. – Эй, ты чего дерешься? Если не хочешь, то не ешь. Я не заставляю.
Голова внезапно закружилась, в горле пересохло, желудок свело судорогой. Дин скрючился от боли, не в силах вздохнуть. Волчонок подбежал и обеими лапами толкнул его в спину, раз, другой. Скатившись с бугорка, Дин ткнулся лицом прямо в ручей. Вода попала в нос и рот. Дин чихнул. Стало немного легче. Только желудок выворачивало и спазмы нарастали. Наверно, трава была все-таки испорченная, успел подумать Дин. В глазах потемнело.
– Глотай воду, глотай, – кто-то тормошил Дина и кричал в ухо злым голоском. Дина вырвало зеленой кислой массой, потому что чьи-то пальцы глубоко залезли к нему в рот. Он с трудом поднял голову. Беловолосая девчонка трясла его за шиворот и била по щекам. – Очнулся? Дурак! Кто ест бальзамику? Она же ядовитая!
– Я не знал. А где волчонок?
– Убежал.
– А ты кто?
– Никто! Молчи про меня.
– Почему? – девчонка не ответила, прислушалась и бросилась в чащу. – Эй, ты куда?
Дин побежал бы за девчонкой, только ноги не держали его. Он даже подняться не мог. Лежал в ручье и продолжал плескать водой себе в лицо. Не услышал осторожные шаги за спиной. Вздрогнул, когда чьи-то руки приподняли и перевернули его. Молодая женщина в черном платке вглядывалась в его лицо. Умыла еще раз, а потом неожиданно прижала к себе и тихонько завыла. Дин попробовал вырваться, не привык к тому, чтобы кто-то трогал его. Но женщина не отпустила, обняла еще крепче. И Дин расслабился.
– Чей ты, малыш?
– Ничей.
– А здесь как очутился?
– Из города грузовик привез.
– Как тебя зовут? Имя свое помнишь?
– Динь-динь.
– Я тебя нашла на нашем поле, значит, ты мой. Мой сыночек. Дин.
Некстати нахлынули воспоминания. С того летнего дня прошло двенадцать лет. Девчонку, спасшую его от мучительной смерти, Дин больше не встречал. Хотя часто сидел у ручья, ждал, что появится. Она или волчонок. Теперь, конечно, она тоже выросла. Узнает ли она Дина, если они вдруг встретятся? Дин прилег на кровать. Сам сколотил себе топчан, сам набивал матрас соломой. Родители любили его как родного, не их вина, что они не смогли дать ему образование и статус. Он был благодарен им за все годы в семье, за еду, одежду и кров. Кто знает, выжил ли он, если бы женщина, нашедшая его в лесу, не потеряла ранее своего ребенка и не забрала Дина к себе.
Последняя ночь в деревенском доме пролетела быстро. Бросив тоскливый взгляд через плечо на старый, переставший быть родным, дом, Дин зашагал за отцом в деревенскую управу. Вчера отец, бессильно сжимая кулаки, рассказал Дину, что ему придется уехать из деревни обратно в город. Так решили старейшины клана. И родители вынуждены смириться, если хотят остаться в своем доме. Никому не было дела до приемыша, пока он рос. Клан его не замечал. Но когда пришел императорский указ, сразу вспомнили. И Дином откупились. Чужака проще отдать в пользующуюся дурной славой гаремную школу.
Они просидели молча втроем, не зажигая света, до самого утра. Судьбы не переменить. Что ж Дин послужит клану, приютившему его. Мама что-то говорила про будущее, утешала, но Дин знал, что в деревню он больше не вернется и родителей никогда не увидит. Трудно объяснить, откуда бралось это знание, знал и все. Поэтому не стал ложиться спать, ценя последние минуты рядом с любящими его людьми. Вряд ли Дина будут любить и беречь в школе. Слухов про императорский гарем ходило много и ни одного хорошего. Иначе старейшины пристроили бы туда своих сыновей.
В управу свезли со всех окрестных деревень молодых ребят и Дин вдруг понял, что он другой. Отличается от всех. Впервые серьезно задумался, кто он и откуда. На фоне сверстников Дин выделялся и ростом, и внешностью. В основной массе, деревенские были круглолицыми и коренастыми, а Дин стройным и тонкокостным. И лицо у него худое, выделялись скулы, а не щеки. Волосы гораздо светлее. Любой сразу скажет, что Дин не принадлежит клану Достойных Ликов, только кого это волновало. Положено от каждой деревни одного отправить в гарем, отправили. Зато своего парня сумели сберечь, этому радовались в деревне Дина.
– Читать, писать умеешь? – на всякий случай спросил один из сборщиков, который помоложе. В деревню они приезжали регулярно, им не было разницы, что собирать. Налоги, курей или парней для императрицы.
– Умеет, – ответил за Дина отец, надеясь, что тогда сына не пошлют на тяжелые работы.
– Надо же, грамотный нашелся, – сборщики захохотали. – Один на всю округу. И кто тебя научил?
– Сам научился, – Дин не понимал чужого злого веселья.
– Ты в самом деле из клана Достойных Ликов? – все же усомнился пожилой сборщик. – Больно высокий для Достойного. И волосы у тебя прямые.
– Травы много ел, вот и вытянулся, – признаваться, что не свой, не стоило. Дин опасался, что клан потом отыграется на родителях.
– И что за трава такая? – третий сборщик был коротышкой.
– Бальзамика.
– Врешь, – сборщики опять захохотали. – Ты бы сдох сразу.
– Ну-ка, – пожилой ухватил Дина за локоть и закатал рукав старой рабочей рубахи. – Бальзамика следы оставляет. Проверим сейчас. Прямо с поля, что ли, прибежал?
– Проверяйте, – пожал плечами Дин, удивляясь, какие глупости интересуют людей. Или такая скучная работа, что любому развлечению рады.
На семейном совете он убедил родителей, что добрую одежду не станет надевать. Никакого позора в этом нет. Ему некуда и незачем наряжаться, а крепкие вещи при случае и продать можно. Мало ли год неурожайный. Вдруг болезнь прихватит. Отцу придется одному работать и на поле, и во дворе. Мама опять заплакала, но Дин стоял на своем. Он пойдет в старом, красоваться нет причин. Жадность сборщиков известна, отберут запросто новую рубаху.
– Метка есть, – одобрительно буркнул сборщик, выворачивая локоть Дину, чтобы показать подельникам еле заметный желтоватый цветок на внутреннем сгибе. – Правду парень сказал. Познакомился с волчьей бальзамикой.
– И какая она? – коротышка приободрился.
– Кислая. Но лучше не пробуй.
– А зачем метка-то?
– Затем. Волчатникам без нее никак.
– Каким еще волчатникам?
– Меньше знаешь, лучше собираешь, – резко закончил беседу пожилой сборщик. – Следующего зови.
За разговорами о траве позабылось, что Дин совершенно не похож на сородичей. Вопросов ему больше не задавали, велели встать у грузовика и дожидаться остальных. Обняв напоследок родителей, Дин отправил их домой. Долгое прощание не имело смысла. Только сердце мучить. Он знал, что до последнего дня мать убеждала старейшин оставить Дина в деревне, как умеющего читать и писать. Возможно, что этим больше навредила. Старейшины не хотели делиться властью, а любой читающий это угроза. Тем более, такой как Дин, высокий и красивый.
В кузов, крытый брезентом, молодых парней набили под завязку. Дин успел проскользнуть в угол, где смог опереться ладонями в стенки кузова и хотя бы дышать свежим воздухом. В углу брезент закрепили плохо, его откидывало ветром. В щель Дин видел, как остались позади его дом, мама стояла на крыльце и махала вслед грузовику косынкой, то самое поле с ручьем и лесок. Мелькали деревушки, паслась на лугах скотина. Все осталось как было, только для Дина многое изменилось. Город, из которого когда-то вывезли Дина, обогнули по широкой дуге.
– Парень, дай подышать, сдохну сейчас.
– Подыши, – Дин сдвинул вниз правую руку, незнакомец тотчас пристроил свой подбородок на локоть Дину и глубоко вдохнул.
– Ох, красота. Меня Кифер зовут.
– Кифер? Что за имя такое?
– Я седьмым родился, нормальных имен уже не осталось, все разобрали. Ну, я и вымахал. Зови Киф, так удобнее
– Ты вымахал, ага, – Дин рассмеялся, Киф был едва ему по ухо.
– Киф всяко лучше. А я Витоль, зовите Вит, – встрял еще один парнишка, приладив свое лицо на второй локоть Дину. Внешне Витоль тоже отличался от деревенских. И плечи поуже, и руки понежнее. Стоял поодаль один, никто его не провожал. – А ты кто, парень?
– Дин.
– А еще надо мной смеялся, – фыркнул Кифер. – У тебя смешнее имя. Дин. Не слышал таких.
За долгую дорогу Дин узнал о новых знакомых все. Впрочем, особых отличий у ребят от деревенской жизни Дина не было. Работа в поле и заготовка дров летом, ремонт упряжи зимой. Ребята еще бегали на деревенские праздники, присматривались к будущим невестам. Дин по вечеринкам не ходил. Отговаривался занятостью. Один он у родителей, а дел много. На самом деле, Дин не хотел никаких новых привязанностей и оказался прав. Хотя мать сожалела, что не женили его и внука Дин им не оставил. Пока не ясно, благодарить ему старейшин клана за то, что выгнали из деревни, или проклинать.
К столице подъехали уже под утро. Остановились на окраине. Дин рассчитывал, что их всех вместе засунут в какой-нибудь сарай, дадут выспаться, чтобы смотрелись получше. Весь день и полночи на ногах, кто угодно потеряет внешний вид. Да и кому захочется возиться с деревенскими увальнями среди ночи. Но нет, Дин ошибся. Их выстроили на ярко освещенной площади перед серым одноэтажным зданием с узкими окнами. Это и есть гаремная школа? Больше похоже на тюрьму. За этим зданием виднелись еще, такие же.
Ошарашенный внезапными переменами, Дин не задумывался, зачем каждый год в школу привозят новых парней. Куда деваются те, кого привезли раньше? Неужели императрице нужен такой огромный гарем? Что происходит в школе и потом в гареме, Дин представлял смутно, на уровне слухов. Говорили, что редко, кто возвращается, значит, многим нравится, но Дину точно это не нужно. Он не любил сальных шуточек, не хотел думать о чужих плотских утехах и своем участии в них. Только о желаниях Дина, никто не спрашивал.
Возвышаясь над всеми в общем строю, он наверняка сразу привлечет внимание, начнутся ненужные вопросы, как в управе. А сказать Дину о себе нечего. Пришлось слегка согнуть колени, чтобы не выделяться хотя бы ростом. Если бы им сказали, что их ждет, было легче, а то гадай и беспокойся. На площадь вышли трое. Высокая женщина в мужском охотничьем костюме с хлыстом в руках, мужчина в годах, одетый в военную форму, но без знаков отличия, и парень в темном обтягивающем трико. В деревне такого за всю жизнь не увидишь. Дин не услышал, что приказали, но толпа деревенских дрогнула и по одному парни начали подходить к странной троице.
– Ловко, – Дин догадался, что судят по образцу. Сравнивают с парнем в трико. Простой и отлично работающий способ.
– Дин, как думаешь, нас покажут императрице? Она будет выбирать? – Вит вытягивал шею, стараясь разглядеть тех, кто вышел к ним из здания.
– Императрица? Вит, не смеши.
– Кажется, тот парень повыше меня будет, – забеспокоился Вит.
– В гарем торопишься? – Киф презрительно хмыкнул.
– А куда тут еще можно торопиться? На обед? Едой и не пахнет.
– Тише вы, – Дин увидел как пожилой сборщик подошел к военному и что-то ему начал говорить, кивая на толпу. Предательски вспотели ладони, Дин был уверен, что речь шла о нем. Что мог рассказать сборщик? Только о метке бальзамики. Чем это может грозить Дину? Или в этом шанс на спасение от гарема?
Очередь двигалась медленно, Вит нервничал, рвался вперед, словно опасался, что ему на базаре пряников не достанется. Киф, наоборот, спрятался за Дина, признав его за главного. Дополнительные минуты свободы, зачем их упускать. Дин не отводил глаз от военного, который внимательно выслушал сборщика, а потом поднял голову и посмотрел прямо на Дина. Под тяжелым взглядом Дин выпрямился во весь рост и расправил плечи. Если этот военный может избавить его от гарема, то Дин все сделает, чтобы ему понравиться.
– Низковат, – поморщилась женщина, когда Вит встал рядом с парнем в трико. – И уже не вырастет.
– Зато я гибкий, – нашелся Вит, сделал сальто назад, крутанулся вокруг себя, а потом встал на одно колено, протягивая руки к женщине.
– О, это забавно. Возьму тебя, так и быть, – хищно улыбнулась смотрительница.
– Отойди в сторонку, парень, – скомандовал военный, едва Дин подошел.
– Ты чего это? – не смолчала женщина. – Я первая выбираю.
– Он все равно выше, чем требуется.
– Ну и что, – заупрямилась женщина и шагнула к Дину. – У него волосы красивые и мордашка. Пожалуй, можно сделать исключение.
– Не надо для меня делать исключений, – выпалил Дин.
– Дурачок, – смотрительница обошла его по кругу, тыкая ручкой хлыста в спину, в бок. – Ты все равно испытание провалишь, малыш.
– Не провалю, – упорствовал Дин. Он на все был согласен, только бы не в гарем. Не понимал, чего Витоль туда так рвется.
– Если провалит, тогда и заберешь, – примирительно сказал военный и Дин с облегчением отошел в сторону. Пока военный отобрал всего пятерых вместе с Дином.
– Я с ним, – подскочил Киф. – Я высокий. Все испытания выдержу!
– Еще один дурачок.
– Не трогай моих, – военный знаком велел своей группе отойти подальше.
– Дерутся из-за нас, умора, – Киф повеселел.
– Ты чего в гарем не захотел? Вит побежал, только пятки засверкали. Может, считает, что там кормят хорошо?
– В нашей деревне потом заклюют, ни жены путней не выберешь, ни уважения.
– Ты собирался в деревню вернуться? После гарема?
– А ты нет? Гарем не на всю жизнь. И столица не для всех подходит. Мой старший брат вернулся развалиной. Сидит теперь на шее у родителей, валенки подшивает, – Киф презрительно сплюнул. – А мы с тобой, наверно, в охрану попадем. Это хорошо. С оружием научат обращаться. В гареме ведь одни интриги, а я в них не силен. Угождай с утра до вечера, кто такое выдержит?
Дин почти не слушал, что болтал Киф, ясно, что волнение у него так выходило. Для Дина важнее было понять, почему смотрительница усомнилась в нем? Он выглядит хилым? Трусоватым? Глупым деревенщиной? Да, Дин плохо одет, но ведь не одежда главное в человеке. Пусть Дин не выглядит силачом, зато он жилистый. Он мог целый в поле работать, даже отец удивлялся его выносливости. А после поля еще матери помогал с домашними делами. И сна ему требовалось мало для отдыха.
– За мной! – военный отобрал еще с десяток парней и повел всех за собой в обход здания.
– Вот, Вит, дурак, мог бы с нами, – Киф оглянулся, а вслед за ним и Дин. Вит остался в гаремной группе, улыбался и выглядел вполне довольным своей участью.
– Он счастлив, пусть его, – Дин помахал Виту рукой. Кто знает, как все развернется. Вдруг Дин, в самом деле, не выдержит испытание.
– Начнем проверку прямо сейчас, – военный завел их в странное помещение, перегороженное посередине решеткой. – Берите ведра.
Дин опасливо оглядывался, вперед не лез. Посмотрит сначала, поймет, как ему действовать. Зачем эти ведра стоят в углу? Зачем их велели взять? И решетка от пола до потолка? Их запрут? Ребята расхватали ведра, закрытые плотно крышками, и потянулись гуськом на вторую половину, военный распахнул незаметную дверь вырезанную в решетке.
– Киф, слышал что-нибудь? Что за испытание?
– Не слышал. Тут все новенькие.
– Выспаться не дали, может, это испытание? Сколько выдержим?
– Ждут, что совсем отупеем?
За спиной последнего парня, вошедшего за решетку, с лязгом захлопнулась дверь. Погас свет, пришлось стоять в темноте и тесноте, гадая, зачем с ними так поступают. Хотят разозлить? Или наоборот, сломить волю? Сколько прошло времени, Дин не понимал, наверно, много. Кто успел, лег на пол, кто не успел, лишь присел. Остался стоять только Дин. От усталости не умирают, твердил он себе. В трудные минуты он всегда вспоминал, как жадно лопал по глупости бальзамику и как белоголовая девчонка яростно совала его лицом в ручей.
Дин так и не догадался, откуда она взялась в том лесочке. В деревне такой девчонки не было. В ближайших деревнях тоже. Дин искал. Работая в поле, весной, летом и осенью, он часто прибегал к ручью, весь лес облазил вдоль и поперек. За столько лет не забыл спасительницу. Если что и печалило сейчас, так это то, что не придется больше сидеть на том бугорке и мечтать о встрече с ней. Пропала последняя надежда, что когда-нибудь они увидятся. В деревню Дин не вернется. Жаль, было лишиться надежды.
– Привезли, привезли, – раздались с улицы громкие крики. Дин очнулся, кажется, он задремал прямо стоя. – Выпускайте по одному.
Опять по одному, нет чтобы сразу всем объяснить, что делать. Держать их в душном помещении, за решеткой как скот, зачем? Дин растер руки, похлопал себя по плечам и бедрам. Расчесал пятерней волосы. Наверно, можно будет подстричься теперь? Или пока рано? Худшее, что его ждет, это вернуться к тем парням, кого выбрали для гарема. А значит, не стоит так уж переживать. Просто от упадка сил у него сильная внутренняя дрожь и тошнота. Без сна и еды трудно, Дин ведь знает это состояние, приходилось испытывать.
– Видишь что-нибудь? – Киф толкнул Дина плечом. В углу открылась низкая дверь, полоса дневного света немного рассеяла темноту в помещении.
– Какой-то ящик большой привезли, до пояса высотой сборщику.
– Нас теперь в ящик посадят?
– Что-то из ящика достают и в ведра складывают.
– Что достают?
– Сборщик все закрывает, только спину его вижу. Берет ведро, наклоняется в ящик, наполняет ведро. А чем не вижу. Достает уже с крышкой.
– Развели тайны, – фыркнул Киф. – Ты будешь ждать? Я пошел.
– Иди. Я за тобой, – согласился Дин. Ждать, в самом деле, не имело смысла.
Они подобрались к двери, парни топтались у выхода, уступая друг другу. Киф шагнул наружу, когда подошла его очередь, а Дин услышал странное повизгивание. Жалобное и многоголосое. Из того большого ящика. Холодея внутри от липкого страха, Дин в свою очередь оказался на улице. Солнце ослепило глаза, после темноты Дин с трудом проморгался, по щекам потекли слезы. Сборщик, тот пожилой, что расспрашивал Дина о бальзамике, выхватил из его рук ведро.
– Крышку держи!
– Держу, – теперь Дин увидел, что было в ящике.
Щенки, совсем маленькие и побольше, черные, пестрые, коричневые, серые, они тыкались слепыми мордочками друг в дружку, перебирали короткими лапками, пищали, искали своих матерей. Сборщик, не глядя, хватал щенков за шиворот и бросал в ведро. Дин нервно сглотнул, уже догадываясь, что от него потребуется. Испытание на безжалостность. Лучше не видеть и не слышать. Зажмурившись, Дин отвернулся. Такого зверства он не ожидал. Да и не встречался с подобным. В деревне собак почти не было. Бедняцкие дома и дворы, нечего охранять.
– Иди, хорони.
– Живых?
– Можешь убить сначала, – сборщик хмыкнул.
– Куда идти, – тихо спросил Дин.
– За угол завернешь, там недалеко лес, увидишь. Через час приду, проверю. Жди.
Что сборщик собрался проверять? Как глубоко Дин зароет беззащитных щенков? Зарыл живых или сначала убил? Та женщина, она знала, что им предстоит, знала, что из них сразу же начнут делать убийц. А Дин не убийца. Он даже комара отгонял, не хлопал. На негнущихся ногах Дин доковылял до угла. Лес начинался сразу за дорогой. Ведро оттягивало руку. Он носил и потяжелее ведра, мешки, вязанки дров, носил с утра до вечера, только никогда не при этом чувствовал сковывающего ужаса. Сборщик коротышка стоял на обочине и жестами показывал, куда кому идти. Видимо, в лесу парни не должны были встречаться.
– Прямо по дороге топай, метров пятьсот, до кривой березы, потом в лес свернешь. Понятно?
Дин кивнул. Из-под крышки не доносилось ни звука. Почему-то щенки не пищали, не пытались слабыми головенками открыть крышку. Подчинились своей участи? Так же как Дин? Или себя жалеешь, или других? Кривая береза неотвратимо приближалась, хотя Дин шел медленно, еле переставляя ноги. Как там Киф? Справился? Может, топил котят в своей деревне и ему это привычно? Только Дин такой неженка? Размазня. Подумаешь, щенки. Они ничего и не поймут. Что они видели, у них и глаза еще не открылись. Несколько дней жизни, это очень мало. За жизнь не считается.
Трава в лесу мягко пружинила под ногами. Лес осенний, яркий, словно обрадовался Дину. Сыпал под ноги листья как золотые монеты, манил грибными запахами, ласкал мягкими ветвями. Дин шел и шел, не решаясь остановиться и приступить к делу. Поздно сообразил, что у него нет ни лопаты, ни кирки, ни лома. Как он будет копать могилу для этих невинных малышей? Руками? Может, встретится готовая яма под корнями? Внезапно обессилев, Дин осторожно поставил ведро на полянке. Дрожащей рукой поднял крышку. Щенки не шевелились. Взял одного, другого – щенки были мертвы. Уже даже закоченели. Значит, умерли не сегодня.
Дин кинулся доставать щенков, одного за другим, тормошил, дул в холодные носики, дергал за ушки, вдруг кто-то жив? Дин слышал собственными ушами, что щенки пищали в ящике. Сборщик его пожалел? Подложил всех уже мертвых. Почему? Другим, Кифу, тоже достались мертвые щенки? Или нет? А если есть живые, если не все умерли? С самого дна, последним, Дин достал необычного светлого щенка и невольно охнул. Щенок был похож на того волчонка, из детства. Только этот был очень маленьким, у него даже глазки еще не открылись.
– Эй, – Дин потряс щенка, прижал к себе, пытаясь согреть. – Ты же волк, ты не должен так быстро сдаваться. Слышишь?
– Отдай его мне! – Дин вздрогнул и повернулся всем телом на голос. За ближайшим деревом стояла девушка в легком платье. Белокурая коса через плечо, светло-карие с желтым глаза.
– Это ты? Ведь ты? Я не ошибся?
– Не ошибся, – девушка выхватила из рук Дина волчонка и мгновенно скрылась за деревьями.