Быль это или на потеху деткам малым придумано – сейчас уже никто и не ведает. Но люди сказывают, что давным-давно жил на свете один царь – человек росту знатного, характера наидобрейшего да глаз лучистых аки весеннее небо, ежели на него сквозь сосульку в солнечный день глядеть.
Звали царя того Алексей, и хоть царство его было невелико, зато люди в нем жили дружные и работящие. Оттого, наверное, и таких золотых полей, чистых голубых рек да зелёных лесов нельзя было более сыскать на всей Земле-матушке.
В царском хозяйстве, окромя окрестных деревень, имелись личная корова Пестряна, поросята Нюрка и Борька, курочки-несушки, конь Геркулес, пёс Буян, любимец царской дочки – бычок Ефрейтор и, собственно, сама царская дочка – Мария Алексеевна или Маняша, как любовно звал ее отец-государь и все их подданные. Не было только царицы – вдвоем папа с дочкой остались.
Часть 1. Дракон. Начало
– Маня-а-а-аша! А-ну, подь сюды, красавица! Опять этот бес винторогий мне все грядки вытоптал! – уперев натруженные руки в полные бока и обратив раскрасневшееся от быстрой ходьбы лицо к открытому настежь балкону, кричала Марфа Ивановна, повариха и по совместительству нянька принцессы.
– Ну что ты так кричишь, Марфушенька? – зевая и потягиваясь, на балкон как есть – растрепанная, босиком и в ночной сорочке – вышла стройная, как тростинка, семнадцатилетняя девушка и строго посмотрела на разгневанную женщину, утиравшую со лба пот видавшим виды цветастым фартуком.
– Я те счас покричу! Счас так покричу – стекла в окнах потрескаются! Ты Фельдфебеля своего давеча гулять отпускала?
– Нянюшка, да Ефрейтор он! Еф-рей-тор! И не пускала я его никуда! Он в сарае стоит привязанный! – тряхнула золотистыми кудрями принцесса и для убедительности топнула ножкой.
– Неужто? – недоверчиво прищурилась Марфа Ивановна, – А кто капусту в огороде помял? И курей вот – двух штук не досчиталась!
– Чтоооо? И курей тоже – Ефрейтор? Да ты в своем ли уме, старая?
Надо сказать, что шибко крепко Маняша того бычка любила. Родился он пёстрым – черно-белым, как мама – махоньким, слабеньким. Однако рос задиристым, бодучим и непослушным: только принцессе и давал себя кормить-поить да в поле на выпас выводить.
– Ох и напросисся ты у меня, Машка! – погрозила кулаком девушке повариха, – Вот спустишься ужо, я тебе крапивы за ворот-то понапихаю!
Звуки протяжно заскрипевшей открывающейся двери заставили утихнуть разгоревшийся спор. На резном крыльце добротных, трехэтажных деревянных царских хором появился сам царь. Не растерявший былой стати, теперь он каменной глыбой возвышался над поварихой, терпеливо застегивая мощными ручищами крохотные пуговицы-бусинки на своей белоснежной, с золотой вышивкой по полам рубахе.
– Довольно верещать аки поросята на заклании, – погладив густую седую бороду, примирительным сочным басом сказал он, – Утро-то какое хорошее, бабоньки!
– Да где ж оно хорошее, Захарыч?! – сдернула с толстой русой косы зеленый платок Марфа Ивановна, – Я говорю, капуста вытоптана, курей не хватает, а вчерась…
– Довольно, сказано тебе. Разберемся.
Спустившись по трём новеньким, ещё пахнущим свежим деревом ступенькам крыльца, Алексей Захарович с удовольствием оглядел окрестности:
бабы на реке стирку затеяли, и теперь над её блестящей как зеркало гладью раздавались громкий смех да песни-помощницы;
пастух, грозно щелкая хлыстом скорее для острастки нежели желая кого-то обидеть, гнал стадо коров и телят на дальнее пастбище. Самый маленький, недавно появившийся телёнок, смешно путаясь в своих длинных непослушных ногах, старался поспеть за матерью, спотыкался, но мычал задиристо и звонко;
тут разбрасывали для просушки последние в этом году копны сена, там чинили лошадиную упряжь, мальчишки на пруду ловили карасей, а из кузницы спозаранку уж валил дым и пар, из которого то и дело были слышны шипение и лязг металла. Красота…
А все ж и в самом деле творилось в царстве неладное. Стали подданные что ни день на новые пакости государю жаловаться – то скот пропадает, то яблоки в садах словно ветром сдуло, два дня тому телегу у деда Кондрата кто-то в щепки изломал, а девушки сказывали, будто "большое, черное такое кошачьим глазом за нами в окно подглядывало, когда мы на суженого гадать собирались".
"Ясно, что озорует кто-то, – размышлял про себя Алексей Захарович, – Вот только кто этот паршивец? И зачем ему это?". И долго бы думал царь-батюшка, ежели бы на его дом вновь беда не обрушилась.
И пришло в царство лихо…
На дворе стояла чудная, теплая, светлая августовская ночь. В небе светила полная луна в обрамлении перемигивающихся между собой в веселом хороводе маленьких лучистых звездочек. То тут, то там эти маленькие светила внезапно резко срывались вниз и падали прямо в чернеющий за деревней лес. Благостную тишину нарушали лишь заливающийся где-то на опушке любовной трелью соловей, стрекот кузнечиков в поле да фыркающая во сне большим мокрым носом корова Пестряна.
Маняша лежала на улице на большой копне свежего душистого сена, наблюдала звездопад и спешила загадать все-все желания, которые только могли прийти ей на ум.
«Хочу котенка – рыжего, пушистого! Хочу подзорную трубу, чтобы посмотреть, кто живет на луне! Хочу, чтоб со мною вновь была моя мама…».
Внезапный треск и испуганное мычание Ефрейтора заставили принцессу вскочить с места. В нескольких метрах от нее огромное крылатое чудище прямо сквозь крытую соломой крышу доставало ее любимого, отчаянно брыкающегося бычка.
Словно почувствовав на себе полный ужаса Маняшин взгляд, оно повернуло к ней свою голову и оскалилось. Лунный свет тут же заиграл на белоснежных клыках страшилища, коих в пасти было не счесть.
– Здрасьте! – глухо, словно сквозь слой ваты, услышала голос девушка и в ту же секунду потеряла сознание…
***
– Мария Лексевна, ну негоже вам, словно крестьянке, на сеновале спать! – вдруг услышала Маша осуждающий голос Марфы Ивановны, – А принц ежели какой пожалует да увидит тебя в этаком виде? Всю жизнь в девках просидишь!
– Какой принц?! – подскочила принцесса и зажмурилась от яркого света уже расцветающего нового дня, – У меня быка украли! Батюшка где?
– Так с утра на ярманку укатил, говорил ведь тебе давеча.
– Ну говорил, говорил… Слушай! Я тут такое видела! Зубы – во! Лапы – во! Огромный – выше сарая! Ефрейтора – хвать, и улетел.
– Ты клюковку мою откупорила что ли? – принюхалась Марфа Ивановна, а потом сурово нахмурилась и стащила Маняшу с копны за руку, – Счас хворостину-то вот возьму, отхожу как следоват! Все отцу расскажу, беспутая!
– Да ты что? Перестань! Чего дерешься? Ай, да ну тебя! – закричала девушка, вырвалась из цепких нянюшкиных пальцев и, подхватив подол льняного, василькового цвета платья, припустила прочь от рассвирепевшей женщины.
Остановилась отдышаться она только на середине поля. Обернувшись и обиженно показав язык в сторону дома, Маша уселась прямо на не просохшую ещё от утренней росы траву и заплакала. Быка чудище утащило, нянька дерётся, отец – и тот уехал! И что теперь делать?
Потихоньку успокаиваясь, принцесса задумчиво смотрела в сторону леса: где-то там, в дремучей чаще – она это чувствовала – ждёт спасения ее милый Ефрейтор.
Яркое солнышко высушило мокрые от слёз щёки, белоснежные ромашки, покачиваясь от едва уловимых дуновений ветерка, ласково гладили её по золотым волосам, а нежные сиреневые колокольчики тихонько напевали одним им известные песенки.
"Ну хватит! Сама своего бычка найду! Не то, не дождавшись помощи, он там погибнет!", – решительно подумала девушка, встала и отправилась в лес.
Дракон
Когда затихли бойкие птички, беспрестанно чирикающие над головой Маняши, мягкие травы и мох сменились вековым слоем черных еловых иголок, а стройные березки – непролазным бурьяном, девушке стало по-настоящему страшно. Кроны громадных деревьев были настолько густы, что за ними не было видно солнца. Принцессу окутал тревожный, безмолвный полумрак…
Выбившись из сил, расцарапав колючими ветками лицо, ноги и руки, девушка присела на старое поваленное дерево. Вокруг царила мертвая тишина, лишь изредка поскрипывал сухостой на ветру да где-то вдалеке беспокойно каркала ворона. "Гиблое место, – подумала Маняша, – Ни травинки, ни грибочка, ни зайчонка, ни следочка… Даже мухоморы здесь не растут! Где же мне искать тебя, Ефрейтор?".
Усталость, тишь и темнота опутали принцессу плотным, липким одеялом настолько сильно, что так она и уснула – на этом дряхлом бревне, подложив под голову сложенные лодочкой ладошки…
***
– Здрасьте! – словно сквозь слой ваты услышала девушка и в ту же секунду открыла глаза. Огромное зеленое чудище лежало на земле прямо перед ней, подперев зубастую челюсть передними лапами, – Живая? Ты как попала-то сюда, голубушка?
Полный леденящего кровь ужаса и смертельного отчаяния крик сорвался с губ Маши практически помимо ее воли, ведь даже пошевелиться от страха она не могла.
Вид пред нею предстал весьма устрашающий: длинное (метров пять, не меньше!), гибкое тело с рядом длинных шипов вдоль позвоночника, мощные крылья на спине, покрытая зелеными чешуйками кожа, массивная голова, желтые глаза с кошачьими, вертикальными зрачками и широкие ноздри, из которых то и дело вырывался то ли пар, то ли дым. А хвост? Небрежно постукивающий по земле, он взметал в воздух сонмы опавших иголок и прелой листвы и сам по себе был длинен и наверняка очень опасен!
– Ну чего орешь, как потемная? – поморщилось чудище и село, – Без тебя голова раскалывается. Слушай, у тебя, случаем, душицы али мяты нет? Сейчас бы чаю с медком липовым… Первое средство от головы, коли не знаешь.
– Кто ты? – дрожа, как осиновый лист, спросила принцесса.
– Я-то? Вася. Дракон. Змей Горыныч по-вашему, – приосанилось и слегка склонило голову чудище, – А ты?
– М… Ма… Маняша…
– Ну вот и познакомились, – ухмыльнулось чудище, – Так как ты сюда попала, говоришь?
– Я быка своего ищу. По… Потерялся он, – опустив глаза, ответила девушка.
– Потерялся? Да ты что… – сокрушенно покачал головой Вася, а потом закатил глаза к небу и задумчиво почесал длинным когтем подбородок, – Так-так-так… Бык, значит… Это пестрый такой, с колокольчиком на шее и розовой ленточкой на хвосте? Не, ну ты додумалась, мать, конечно, взрослого быка в розовое обряжать. Ты бы ему еще платье нацепила и на рога – бантики!
Несмотря на страх, в принцессе начало закипать возмущение. Вскочив с места, она строго посмотрела на змея.
– Да тебе-то какая разница? Мой бык! Захочу – и нацеплю! Это ты его украл?!
– Я?!? – почти неподдельно возмутившись, ткнул себя в грудь лапой Василий и тут же смутился, – Тут, понимаешь, какое дело… Я ж думал, что это корова. Ну, не разобрался в темноте. Да ещё ленточка эта! Молочка мне… захотелось.
– Молочка? Так это ты в наших деревнях бедокурил? – догадалась Маняша, – И не стыдно тебе? Такой большой, а балуешься, чужое имущество воруешь и портишь!
– Жалко вам что ли? – насупился дракон, – У вас вон всего сколько, а у меня ничего нет. Ну, то есть не было. А пошли, я тебе свое хозяйство покажу! Пошли-пошли, не бойся. Там и бычка своего встретишь.