Проклятие Каменного острова

Книга 1. Пророчество

Часть 1 Мона

Глава 1

Ночь, когда молодой жене правителя Северных земель Дагласа Арвиата подошел срок разрешиться от бремени, выдалась холодной и ясной. На темно-зеленом бархате небосвода творилось что-то невероятное, словно все светила, далекие и близкие, собрались на роскошный звездный бал. Обе луны, зеленая Динэйх и голубая Гиал, величественно проплывали от созвездия к созвездию, превращая укрытую снежным покровом землю в бескрайние россыпи драгоценных камней. Все вокруг словно замерло в ожидании, даже воздух был неподвижен. Даглас Арвиат смотрел в окно на редкое природное явление, чувствуя, как сердцу становится тесно в груди от восторга и тревоги.

Из шкатулки на своем рабочем столе Даглас достал красный кожаный футляр для писем, который ему вручили родители невесты перед свадьбой. Содержимое этого футляра он получил от родителей невесты в качестве приданого, но со странным условием. Арвиат должен был хранить его с соблюдением тайны, а впоследствии передать своему первенцу в день совершеннолетия. На мягкой коже прекрасной выделки красовался герб дома Корвел в виде золотой розы. С каждым часом уходящей ночи роза сияла все ярче, словно внутри нее разгорался живой огонь.

Благодаря этому браку правитель Арвиат стал очень состоятелен. Он не любил свою жену, но, будучи человеком благородным, заботился о ее нуждах и не слишком навязчиво исполнял супружеский долг. В отличие от своих подданных, он сегодня не ждал появления на свет наследника. Он с волнением и трепетом ждал … чуда. Каким-то неведомым образом его молодая жена была связана с домом волшебников, самым могущественным в Срединных землях. До сих пор колдуны и волшебники не слишком жаловали Север, так исторически сложилось, но теперь, поставив свою подпись под брачным соглашением, Даглас Арвиат, видимо, изменил ход истории.

Сам до конца не понимая, зачем, он позаботился о том, чтобы при родах присутствовало как можно меньше людей. В самый разгар звездной феерии на свет появилось долгожданное дитя, которое, едва покинув материнскую утробу, окуталось ярким радужным сиянием. Вместе с первым вдохом крохотное тельце, словно новорожденное солнышко, стало излучать тепло и свет. У Дагласа Арвиата и его жены Мелани, которые по всем меркам ничем особенным не выделялись, этой знаковой ночью родилась дочь, удивительный магический ребенок.

После короткого замешательства повитуха и будущая кормилица захлопотали над малышкой и ее матерью. Мелани, можно сказать, и не мучилась, но от страха перед родами пребывала в таком расстройстве чувств, что ничего необычного не заметила, а свечение постепенно потускнело и пропало. В это момент на небосклоне начался звездопад, какого в этих краях еще не видывали. Прижимая к груди маленький сверток, от которого исходило благословенное тепло, правитель Арвиат наблюдал за звездным дождем. Он назвал дочку Мэрион, потому что ему всегда нравилось это имя, а потом стал истово молиться высшим силам, чтобы на него снизошло озарение, потому, что понятия не имел, как ему растить драгоценное магическое дитя.

С самых первых дней стало ясно, что молодая мать не собирается заниматься ребенком. Мелани Арвиат умела заботиться только о себе, ее личные нужды были выше потребностей докучливого младенца. Как ни странно, новоиспеченный отец этому очень обрадовался и доверил свое сокровище няне-кормилице, которая тоже недавно родила дочь. Девочку звали Марджори, но все называли ее просто Мэдж. Она была старше своей молочной сестры на несколько месяцев и с самого раннего возраста начала относиться к ней покровительственно. Рыжеволосая, веснушчатая, крепкая Мэдж быстро усвоила, кто из них госпожа, а кто служанка. Она терпеливо и снисходительно опекала малышку Мэрион и была свято уверена, что без ее помощи та не сможет сделать и шага.

Домочадцы боготворили маленькую госпожу. В ее присутствии лица всегда озарялись улыбками, расцветали увядшие накануне цветы, переставали болеть зубы и неожиданно находились давно потерянные вещи. Даглас Арвиат посвящал малышке каждую свободную минуту. У его любимой девочки были волнистые светлые волосы и очень темные глаза, которые казались карими, но в их таинственной бархатной глубине переливался свет далеких звезд.

Глядя на изысканные черты маленького личика, Даглас иногда ощущал комок в горле от нежности и умиления. Мэрион вовсе не походила на фарфоровую куклу, она была живой и любознательной. Ее интересовало все на свете. Едва научившись ходить, она начала изучать окружающий мир. Иногда Дагласу казалось, что его дочь с каким-то недетским упорством ищет то самое предназначение, для которого появилась на свет. Даглас ничего не понимал в таинственных магических сферах. Он мог бы обратиться за помощью к волшебникам, но так боялся, что малышку у него отнимут, что предпочел все предоставить Судьбе.

В особенно холодные зимние дни Мэрион тихонько сидела в уголке отцовского кабинета, слушая взрослые разговоры и перелистывая книги, которыми Даглас часто пользовался. Что привлекало маленького ребенка в трактатах о выращивании зерновых и разведении овец, Даглас искренне не понимал, но он никогда не мешал дочери проводить собственные исследования. Малышка практически ни в чем не знала отказа: если бы она попросила у отца луну с неба, он достал бы обе. Но самым удивительным оказалось то, что дочка никогда не злоупотребляла добротой Арвиата.

Способности к целительству проявились у Мэрион очень рано. Боль и простые недуги она излечивала одним лишь прикосновением, но заживление ран и переломов требовало много сил, которых у маленького ребенка было еще недостаточно. После того, как ей удавалось заживить тяжелую травму или победить лихорадку, свирепствующую в северных краях, девочка могла проспать двое суток, а потом съесть в один присест завтрак, обед и ужин. Арвиат от беспокойства за дочь рано поседел, но запретить ей заниматься целительством так и не решился.

Мэрион не играла в куклы, не вышивала шелковыми нитками яркие цветы и не носила нарядных платьев. Хрупкую, изящную девочку не смущали ни грязь крестьянских домов, ни страшные кровавые раны от клыков вепря, ни гнилостный запах гангрены. Она появлялась там, где в ее помощи особенно нуждались, и применяла свою целительную силу, а в остальное время запоем читала книги из отцовской библиотеки.

Когда через несколько лет на свет появился братик Мэрион, которого назвали Майклом, правитель Арвиат возблагодарил Богов и с чувством исполненного долга навсегда покинул спальню вечно недовольной жены. Если бы не постоянная тревога за дочь, Дагласа теперь можно было назвать абсолютно счастливым человеком. Но он по-прежнему не умел справляться с волшебным даром, который рос быстрее, чем его зачарованный ребенок. Порой Дагласу было не по себе от той мощи, что излучала худенькая девочка, похожая на нежную фею, словно в юном цветке пыталось укрыться огромное яркое солнце.

Глава 2

Короткое северное лето было особым временем для подданных Дагласа Арвиата. Работа кипела с раннего утра и до позднего вечера, не прекращаясь ни на минуту. Все торопились успеть сделать как можно больше, забывая о еде и отдыхе. Пока мужчины трудились в поле и перегоняли стада на летние пастбища, женщины занимались заготовкой ягод, грибов и целебных трав.

Мэрион каждый год отправлялась в лес со сборщицами ягод, потому что густая чаща завораживала юную волшебницу. Магическим зрением она видела не сдержанную, строгую красоту северной природы, а буйство красок, запутанные звериные тропы и тайную жизнь вековых деревьев. Девочка могла часами бродить между толстых шершавых стволов, слушая, как в их сердцевине переливаются и звенят живые соки, как птицы хлопочут в высоких кронах над своими новорожденными чадами.

Ее и Марджори в прогулках по лесу всегда сопровождали несколько доверенных слуг, но однажды Мэрион свернула на едва заметную звериную тропку и потеряла из виду своих спутников. Лес вокруг нее как-то странно изменился. Больше не было слышно шелеста листвы и птичьего щебета, воздух сделался неподвижным, словно неживым. Ниоткуда лился мягкий сумеречный свет, в лесу царили покой и запустение, как будто на это место были наложены чары.

Мэрион никогда не считала свой дар волшебным, но понимала, что видит и чувствует не так, как другие люди. Сейчас она впервые в жизни ощутила чужую магию. Она не показалась девочке враждебной, наоборот, эта сила приветствовала ее, даже склонялась перед ней. Эманации магического заклинания привели Мэрион на большую поляну, в дальнем конце которой стоял двухэтажный деревянный дом. Он был выстроен основательно, без особых изысков и прекрасно вписывался в окружающий его мертвенный пейзаж.

Все пространство перед домом пестрело остатками многочисленных костров и кучами беспорядочно сваленного мусора. Было заметно, что когда-то хозяева пытались поддерживать здесь порядок, но потом оставили свои старания, и теперь двор выглядел заброшенным. Мэрион задрала голову, чтобы рассмотреть необычную для северных домов башенку-пристройку, и внезапно встретилась взглядом с мужчиной, который стоял на широком балконе второго этажа.

Хозяин дома был еще не стар, но в его темных волосах серебрились седые пряди, а на лице лежала печать застарелого страдания. Несмотря на то, что в зачарованном лесу было довольно тепло, он кутался в плотный темно-зеленый плащ и заметно дрожал от озноба. Мужчина выглядел мрачно, даже зловеще, но Мэрион совсем не испугалась. Ее сердечко сжалось от волнения и восторга, потому что она впервые в жизни встретила волшебника.

Виктор Мелман замер, не веря своим глазам. Прямо у его порога стояло неземное создание, словно сотканное из цветочной пыльцы и солнечного света. Может быть, это посланница добрых духов? Ответ на его молитвы? Он даже не помнил, когда молился в последний раз, тем более что духи так ни разу и не отозвались ему.

Виктор жил в этом холодном северном краю уже тридцать лет, хотя его скорбное существование вряд ли можно было назвать жизнью. Когда-то ему не посчастливилось ввязаться в войну между волшебниками и темными колдунами, и он вынужден был спасаться бегством, оставив своим врагам все, чем прежде владел, гордился и наслаждался.

Мелман родился с даром волшебника, но по своей натуре больше тяготел к колдовству, не гнушался обеими сторонами магии и часто пересекал границу между добром и злом. Он всегда был типичным одиночкой: держался особняком, не вступал в альянсы и никому не оказвал услуг. Его страстью были колдовские артефакты, порождение древней темной магии. Чтобы завладеть ценным призом, Виктор легко мог пойти на обман, без зазрения совести совершить подлог, а при необходимости даже устранить соперника, что в сообществе волшебников считалось страшным преступлением.

Все изменилось, когда он встретил Джулию. Глубокое искреннее чувство к прекрасной волшебнице настолько захватило его, что, сам того не желая, он оказался в числе поборников Света. Единственный раз в жизни Виктор попытался проявить благородство, и это стоило ему всего, чем он дорожил. Его возлюбленная наивно полагала, что кучке волшебников-отщепенцев и эльфу-изгнаннику удастся одержать победу над жестокими могущественными колдунами.

Они смогли собрать небольшую армию, но основные силы светлой магии предпочли не вмешиваться в события, тем самым не оставив им ни единого шанса на победу. Джулия мечтала избавить мир от власти темных колдунов, хотела помогать людям, которых Виктор искренне презирал. Она погибла в решающей схватке прямо у него на глазах.

Вне себя от горя, Виктор дезертировал с поля битвы. Последовавшая за этим попытка поквитаться за смерть Джулии с треском провалилась. Мелман был сильным магом, но настоящего могущества так и не достиг. Дар Джулии дополнял и обогащал его собственный, внушая ложную веру в неизмеримую мощь и неуязвимость. Теперь, когда возлюбленной больше не было рядом, Удача отвернулась от него.

Смертельно раненый магическим огнем, Виктор едва унес ноги из замка колдуна Корака, а потом, спасаясь от его гнева, вынужден был все бросить и бежать. После долгих, мучительных скитаний его прибежищем стал простой деревянный дом в далеком северном лесу. Мелман знал, что уже никогда не поправится. Только благодаря своему дару он продержался три десятка лет, чувствуя, как капля за каплей утекают его жизненные силы.

Все накопленные знания и добытые артефакты он потратил на попытки вернуть Джулию из мира Духов. Терять ему было нечего, поэтому он использовал настоящее колдовство, все дальше, все глубже погружаясь во мрак. Когда Виктор понял, что для преодоления барьера между мирами ни его магии, ни темной силы недостаточно, он принялся молиться, но добрые и злые духи остались глухи к его мольбам. Никто ему не отозвался.

Волшебнику оставалось только наложить на себя руки, но от самосожжения Виктора удержал примитивный страх. Он испугался, что будет навеки проклят, и они с Джулией никогда не встретятся в Долине духов. Только поэтому он год за годом терпел постоянную боль, превозмогал дикую слабость и каждую ночь трясся в лихорадке. Страдание стало его единственным и постоянным спутником.