Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
13
Париж, март 1999 года
Джей заночевал в аэропорту. Он даже поспал на анатомическом оранжевом кресле, хотя все равно был слишком взвинчен и отдохнуть не получалось. Его энергия казалась неистощимой, в грудной клетке колотился электрический шар. Его чувства сверхъестественно обострились. Запахи – чистящего средства, пота, сигаретного дыма, духов, раннего утреннего кофе – накатывали волнами. В пять утра он оставил попытки заснуть и направился в кафе, где купил эспрессо, пару круассанов и дозу сахара в виде шоколада «Пулен». Первый corail до Марселя отправлялся в десять минут седьмого. Оттуда поезд помедленнее отвезет его в Ажен, где он сможет взять такси до… докуда? Карта, прикрепленная к брошюре, была всего лишь схемой, наброском, но Джей надеялся выяснить точнее, когда доберется до Ажена. Кроме того, было что-то притягательное в этом путешествии, в размытом от скорости пейзаже за окнами, в дороге – пока еще просто к крестику на карте. Словно, выпив вино Джо, он внезапно смог стать Джо, размечать путь, царапая знаки на карте, менять личность, повинуясь своим капризам. И в то же время он будто стал легче, избавился от обиды и злости, что так долго в себе носил бесполезным балластом, много-много лет.
«Если уехать достаточно далеко, – говорил Джо, – никаких правил не останется».
Теперь Джей начал понимать. Истина, верность, подлинность. То, что привязывает нас к домам и лицам, давно ставшим чужими. Он может быть кем угодно. Ехать куда угодно. В аэропортах, на станциях и автобусных остановках возможно что угодно. Никто не задает вопросов. Люди становятся почти невидимыми. Он тут всего лишь пассажир, один из тысяч. Никто его не узнает. Никто вообще о нем не слышал.
Он умудрился несколько часов поспать в поезде, и ему приснилось – изумительно живо, – как он бежит по берегу канала на Дальнем Крае, тщетно стараясь угнаться за уходящим угольным поездом. С невероятной ясностью видел он почему-то старомодный металл ходовых частей платформ. Он вдыхал запах угольной пыли и застарелой смазки колесных осей. И на последней платформе он увидел Джо: тот сидел на куче угля в своем оранжевом шахтерском комбинезоне и кепке механика Британских железных дорог, прощально махал руками – в одной зажата бутылка домашнего вина, в другой карта мира – и голосом, жестяным из-за расстояния, выкрикивал слова, которые Джей толком не разобрал.
Джей проснулся, хотелось выпить; до Марселя двадцать миль, сельский пейзаж за окнами слился в длинную яркую полосу. Джей сходил к мини-бару за водкой и тоником, медленно выпил, потом закурил. Сигарета все еще казалась запретным наслаждением – вина мешалась с возбуждением, будто школу прогуливаешь.
Он опять вытянул брошюру из кармана. Окончательно измятая, дешевая бумага уже расползалась по складкам. Мгновение он почти ожидал, что чувства изменятся, что исчезнет это «должен обладать». Но оно никуда не делось. В сумке у него под боком «Особые» качались и булькали в такт поезду, осадок минувших летних дней бурлил на донышках подобно темно-красной жидкой глине.
Джею казалось, что поезд никогда не дотащится до Марселя.