Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© TERRA FOLIATA, 2013
Ермолай. Незаданный вопрос
Всякий текст, представляющий собой «исследование» в современном научном понимании, сравним со свежеиспечённым хлебом – тёплый, только что вышедший из печи авторских правок, он востребован, он утоляет голод искателей информации, питает споры знатоков хлебного дела и служит гарниром к другим научным блюдам, создатели коих каждый раз прикладываются к нему, размещая ссылку внизу страницы. Затем проходят дни и месяцы, выпечка черствеет, теряет свою гастрономическую ценность и, в конце концов, перестаёт вызывать аппетит даже у самых неразборчивых голодающих, становясь пригодной лишь для витрины булочной или бакалейной лавки, где ей уготовано место среди пластмассовых яблок и тыкв из папье-маше. Иными словами, подобные тексты с рождения обречены закончить свои дни среди макулатуры, обладающей «исторической ценностью»; такова их судьба и судьба их авторов.
Однако существуют тексты иного рода, благодаря выбранной перспективе, подбору фактов и выходящей далеко за плоскость страницы цели, способные сохранять свои питательные свойства и насыщать читателей на протяжении многих лет, подобно Граалю, коему и посвящена предлагаемая работа итальянского философа Юлиуса Эволы, и к каковой категории текстов сама эта работа, несомненно, принадлежит.
Умение выбирать наиболее высокую из возможных точку рассмотрения, умение подниматься над «историческим» и «политическим», над плоскостью материальных свидетельств и осколочных фактов, умение одним отточенным предложением рассекать завесу «здравого смысла», то есть унылый холст обывательской картины мира, открывая дорогу к подлинной реальности, – вот качества Эволы, кои, подобно золотой оправе, соединяют вместе жемчужины сведений, содержащихся в его книгах, и сами по себе представляют для внимательного читателя немалую ценность. Мистерию Грааля, что вполне обладает упомянутыми свойствами, следует отнести к той категории текстов Эволы, каковая условно может быть названа «анализом конкретной традиционной формы». Эта книга стоит в том же ряду, что и Герметическая традиция, Доктрина пробуждения, Йога могущества и Даосизм.
Как и в упомянутых исследованиях, говоря о Граале, Эвола привлекает богатый фактологический материал; использованной им библиографии может позавидовать любое академическое издание. Однако «привлекает» не означает «использует как основу».
Даже самые скрупулёзные и обширные современные исследования в области религиоведения и культурологии предпочитают простое перечисление фактов любой попытке их организации. Нынешние учёные испытывают страх на грани невроза перед самостоятельным выводом, ясной общей идеей, они смертельно боятся недвусмысленно выразить авторскую позицию, оправдывая такое отношение «свободой от тенденциозности» и «научной строгостью». Набор фактов, каким бы обширным он ни был, не может являться полным в принципе, а как неполный набор, он тенденциозен всегда. Перекладывая тенденцию в руки обстоятельств (т. е. перечисляя факты «доступные», «известные на данный момент», «обнаруженные в данной местности» и т. п.), автор по сути лишает себя авторства, он предлагает набор разноцветных камушков и сообщает, что потенциально существует мозаика, частью которой они могли быть. Это действительно так, однако, подобная разноцветная пригоршня не является произведением (ни публицистическим, ни научным) и сводит функцию исследователя к занятиям нумизматов и филателистов, составляющих свой «тематический» альбом. Именно такое времяпровождение в наши времена заслужило титул «строгой науки» и стало основным для академически сертифицированных собирателей. Однако задача автора и исследователя в подлинном смысле слова совершенно иная. Автор – прежде всего создатель плана, согласно которому он располагает факты таким образом, чтобы в результате получился осмысленный фрагмент картины мира, каковая всегда отражает авторскую идею, авторское мировоззрение, личность исследователя, поскольку без субъекта нет никакой картины и никакого мира. В свою очередь, без мировоззрения нет автора, есть только машинистка (и мировоззрение многих современных авторов скорее может быть названо его отсутствием). Таким образом, исследование Эволы, впервые опубликованное в 1937 г., отличается от остальных книг, посвящённых данному вопросу, коих существует немало, отличается в самом главном: оно представляет авторский взгляд на вещи, притом взгляд, укоренённый в традиционной метафизике.
Академические работы, посвящённые проблемам Грааля, каковые были изданы за прошедшие три четверти века, содержат новые исторические факты и ссылки на документы, о коих Эвола не имел представления на момент написания своей книги. И тем не менее, ничего существенного, что бы позволило зачислить его исследование в разряд «устаревших», они не представляют; наоборот, многие моменты, которых Эвола касается вскользь, лишь намечая линию движения мысли, впоследствии получили развитие в других исследованиях и были снабжены соответствующей доказательной базой (при этом, как правило, без ссылок на опального философа).
Итак, Юлиус Эвола в книге Мистерия Грааля представляет свой взгляд на традицию, коя, как он совершенно справедливо отмечает, является по сути «сверхрелигиозной мистерией», своего рода интертрадиционным учением, объединяющим язычников, христиан и мусульман под единым флагом «искателей Грааля». Для Эволы совершенно очевидно, что средневековый миф, в центре которого находился магический предмет, именуемый Граалем, являет собой воплощение древней дохристианской гибеллинской традиции, чьи корни уходят в предыдущий эон. «Царство Грааля», описываемое в средневековых текстах, не имеет места на карте, его нельзя найти по желанию или добыть силой, это царство лишь даётся тем, кто достоин; по сути, речь идёт о символе священной Империи, о её мифологической репрезентации в терминах рыцарского эпоса.
Ключевым моментом мифа, в его самом раннем изложении в поэмах Кретьена де Труа и Вольфрама фон Эшенбаха на рубеже XII–XIII вв., является визит главного героя Персеваля (Парцифаля) в замок больного короля Амфортаса, где хранится Грааль: визит, дарованный ему судьбой, то есть самим Граалем. Персеваль ведёт себя согласно рыцарской этике, как он её понимает, как он был научен своим единственным на тот момент наставником, рыцарем Горнеманом (Гурнеманцем): он молчит и не задаёт «лишних вопросов» ни о природе чудесного явления, которому он стал свидетелем, ни о природе раны короля. Молчание сыграло с ним злую шутку: он не выдержал испытание и оказался недостоин оказанной ему высочайшей чести. Он должен был задать вопрос, восстановив таким путём здоровье Амфортаса и вернув царству Грааля былую славу. Не задав его, он утратил право занять место среди рыцарей Грааля, и дальнейший сюжет истории Персеваля составляет его попытка – удачная в итоге – исправить ошибку. Этот ключевой момент выглядит весьма странным на первый взгляд: не битва, а пиршество у гостеприимного хозяина становится главным испытанием для героя, что совсем не характерно для рыцарских романов. И если вопрос о чуде Грааля кажется вполне естественным в описываемых обстоятельствах, важность и уместность вопроса о ране короля далеко не так очевидна.
Многие критики трактуют упомянутое испытание как проверку на сострадание, на способность сопереживать человеку, пожертвовав нормами этикета. Отчасти это верно; однако речь идёт не о «простом человеческом сострадании», не о сострадании рыцарю Амфортасу, но о сопереживании ему как королю Грааля, пребывающему в ослабленном и болезненном состоянии вследствие раны, нанесённой ему копьём, истинная (эзотерическая) причина которой должна быть выявлена и осознана, ибо только посредством этого осознания она может быть излечена, а царство восстановлено. «Вопрошание тождественно постановке проблемы», – отмечает Эвола, и проблема эта составляет не только движитель сюжета названных произведений, но и подлинный мотив, подвигнувший авторов на их создание. Задача, которая стоит перед читателем, взявшимся за книги де Труа или фон Эшенбаха, не отличается от испытания Персеваля на обеде у Амфортаса: сидя в удобном кресле с чашкой кофе и книгой в руках, он должен не просто приятно провести вечер, но осознать сущность infirmitas короля Грааля, понять сердцем судьбу его царства, невидимой священной Империи. Не задав свои вопросы, читатель лишь развлечёт себя рыцарскими приключениями, упустив шанс войти в древнюю традицию, ненадолго приоткрывшую дверь для искателей восемь веков назад и оставившую потомкам ключ от неё в виде художественных текстов. Предлагаемая работа Юлиуса Эволы может стать хорошим подспорьем, позволяющим увидеть истинную подоплёку рыцарской саги о Граале и сущность проблемы, кою предстоит решить для себя каждому читателю. Книга итальянского мыслителя ни в коем случае не заменяет произведения средневековых авторов, не служит их «адаптацией» или рефератом – так же, как его Герметическая Традиция не заменяет упоминаемые в ней алхимические тексты, а Йога могущества – тексты Тантры. Эвола даёт нам замечательные по своей глубине и лаконичности репрезентации традиций, кои могут помочь современному человеку «войти» в них и научиться самостоятельно читать и понимать их документальное наследие.
У мифа о Граале есть три истока, кои автор добросовестно упоминает в тексте книги. Так, совершенно очевидны кельтские «языческие» корни легенды. Священные предметы, вокруг которых строится сюжет романов о Граале (а также других произведений артурианского цикла), включают в себя чашу, камень, копьё и меч. Все четыре предмета перечисляются в самом начале ирландского эпоса, посвящённого второй битве при Маг Туиред: «На северных островах земли были Племена Богини Дану и постигали там премудрость, магию, знание друидов, чары и прочие тайны, покуда не превзошли искусных людей со всего света… Из Фалиаса принесли они камень Лиа Фаль, что был потом в Таре. Вскрикивал он под каждым королём, кому суждено было править Ирландией. Из Гориаса принесли они копьё, которым владел Луг. Ничто не могло устоять перед ним или пред тем, в чьей руке оно было. Из Финдиаса принесли они меч Нуаду. Стоило вынуть его из боевых ножен, как никто уж не мог от него уклониться, и был он воистину неотразимым. Из Муриаса принесли они котёл Дагды. Не случалось людям уйти от него голодными». С другой стороны, более поздние интерпретации легенды значительно усиливают христианский элемент мифа, присутствующий у фон Эшенбаха и де Труа, и отождествляют чашу Грааля с кубком Тайной Вечери и сосудом, куда была собрана кровь Христа после того, как бок его был пронзён копьём Лонгина. Следует обратить внимание на тот факт, что подобные интерпретации нельзя рассматривать как «искажения», это скорее временные модификации традиции, которые имеют под собой основания, коренящиеся в эзотерическом символизме самого христианства.
Наконец, третьим источником, каковой может быть условно назван «мусульманским», является иранская традиция, в которой важнейшую роль играет понятие хварны – «объекта, коий… символизирует и воплощает идущую от небес царскую власть, объекта, обладающего аспектами магического камня, королевского камня и камня победы, а также чаши: все эти аспекты мы в равной мере обнаруживаем и в Граале». Здесь мы сталкиваемся с одним из тех моментов, которые оговорили выше и на которые следует обратить внимание современному читателю: во второй половине ХХ в. попытки междисциплинарных исследований, связанных с Граалем, привели учёных к весьма интересным выводам, коих нет в книге Эволы, но зерно каковых, несомненно, в ней присутствует. Мистерия Грааля содержит главу, посвящённую связи рассматриваемой традиции с герметизмом, и главу, посвящённую «Верным Любви» – ордену, к которому принадлежали Данте, Кавальканти, Петрарка и другие выдающиеся представители итальянского Средневековья. Как сейчас становится ясно, упомянутое Эволой родство гораздо более глубоко, чем может показаться на первый взгляд, и герметическая традиция в этом контексте выступает как единый предок или ствол, ветви которого протянулись в различные культуры и времена.
В 1965 г. Генри и Рене Кахейн опубликовали замечательную книгу под названием Кратер и Грааль: герметические истоки Парцифаля. Поэма Вольфрама фон Эшенбаха своими ключевыми моментами и заложенными в тексте философскими идеями демонстрирует поразительное сходство с основным документом герметизма – Corpus Hermeticum, в особенности с его четвёртой главой, носящей название Кρατήρ (то есть «кубок» или «чаша»), каковому сосуду в европейской традиции соответствует священный Грааль. Отшельник Треврицент, подлинный инициатор Парцифаля в поэме фон Эшенбаха, знакомство с которым подготовило героя ко второй, успешной встрече с Граалем, как показывают авторы, фактически является аватаром Гермеса; его имя происходит от treble-escient, то есть «трижды-мудрый» – дословный перевод титула «Трисмегист», коим традиционно наделяют автора Изумрудной Скрижали. Треврицент обучает Парцифаля не только «истинному писанию» (wâren buoch), но также «науке звёзд» и знанию трав; его «языческая» мудрость выходит далеко за пределы христианского канона. Загадочному lapsit exillis, упоминаемому фон Эшенбахом, каковое искажённое латинское название имеет множество толкований (и большинство из них приводит в своей работе Эвола), авторы ставят в соответствие камень µαγνητις λιθος (то есть «магнит»), упоминаемый в Герметическом Своде в связи с созерцанием божественного: «оно притягивает и оно привязывает, как магнит притягивает железо». Читая lapsit exillis как lapis exilis, то есть как «презренный камень», авторы справедливо замечают, что подобная характеристика магнитного железняка часто употреблялась в период написания Парцифаля. Однако они не упоминают (вероятно, вследствие недостаточного знакомства с соответствующим корпусом текстов) тот факт, что «презренным камнем» в средневековых алхимических трактатах традиционно назывался Камень Философов – тот самый, который, будучи очищен от своей «проказы», приобретает достоинство lapis philosophorum, конечной цели герметического пути.
Авторы Кратера и Грааля в своём исследовании весьма убедительно доказывают, что упоминаемый фон Эшенбахом загадочный Киот, поведавший ему историю Грааля, коего раньше ошибочно отождествляли с Гийомом Прованским, на самом деле – Гийом из Туделы (Guillot de Tudela, 1199-1214), автор Песни об Альбигойском Походе, а также знаток герметизма, астролог и геомант (в этой связи читателю стоит обратить внимание на эпизод в истории Парцифаля, когда тот погрузился в глубокий транс, созерцая три капли крови на белом снегу). И всё же утверждение Вольфрама, что рукопись подлинной истории сына Гамурета, будто бы найденная Киотом в Толедо, была арабской, не удостаивается того внимания в книге американских учёных, коего несомненно заслуживает. Здесь снова сказывается недостаток «междисциплинарных» знаний; специалисты по средневековой литературе и «высокому герметизму» (что само по себе явление редкое), авторы не могут похвастаться знакомством с ближневосточной традицией, и эту лакуну сумел восполнить только Анри Корбен, выдающийся европейский исследователь ислама, человек, погружённый в Традицию и понимающий смысл её внутренних учений. В работе Свет Славы и Святой Грааль он указывает, что для Сохраварди, иранского философа и мистика XII в., Гермес был «отцом всякой мудрости». Традиция, кою представляет Сохраварди, возникла на стыке герметизма, ислама и зороастрийской религии. Как отмечает автор, «Гермес, Кай Хосрау и Заратуштра представляются нам в равной степени посвящёнными и мистагогами Света Светов, Света Славы, который упоминается у Сохраварди под традиционным иранским названием хварна». Сохраварди был суфием и современником великого суфийского мистика Рузбехана (1128-1209), автора Kitâb-e ‘Abhar al-’âshiqîn, основного текста суфийской школы «Верных Любви». Именно это учение легло в основу ордена Fedeli d’Amore, членами которого были Данте и Петрарка и связь которого с легендой о Граале упоминает Эвола.
Таким образом, история магического Камня-чаши, пересказанная Вольфраму фон Эшенбаху Гийомом Тудельским на основе арабской рукописи, является плодом синтеза герметизма, шиизма и зороастрийства, попавшим на благодатную почву европейской рыцарской традиции, удобренной идеями гностического христианства и язычества, и проросшим бессмертными поэмами цикла Грааля. Эпопея «пронзающего чащу [материи]» (Perce-val) – великий миф Средневековья, играющий в европейской культуре не меньшую роль, чем греческие мифы, и в не меньшей степени способный открыть перед теми, кто отважится его прожить, путь в трансцендентное. Этот сплав эзотерических учений многих народов и культур является поистине космополитическим, он не может быть ассимилирован ни одной религией, не может быть присвоен ни одним народом; подобно самому Граалю, он пребывает в сокрытии от досужих взглядов публики, вдали от всего обыденного и плоского, ограниченного рамками догм, конфессий, национальных культур и интеллектуальной моды. Учение сие притягивает как магнит, lapis exilis, того, кто готов отправиться в путь за Светом Светов, захватив с собой несколько хороших дорожных карт, одной из которых, несомненно, является эта книга.
