Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
XL
Куда же девался полковник?
После обеда видели, как он то приходил, то опять уходил, за всей наблюдал и отдавал приказания.
В то время, когда хозяйка и гости разбрелись по саду и парку, а слуги, исполнив свою обязанность, пили в буфетах, весь нижний этаж был почти совершенно пуст.
Наика, прекрасная и благородная девушка, с редким самоотвержением исполняла, по обыкновению, долг приемной матери. Она проводила маленького Гектора в его комнату, заставила его на коленях прочесть вечернюю молитву, уложила его и, поцеловав в лоб, сказала:
– Спи, дитя мое.
Затем Наика, которой было всего двадцать лет и которая любила развлечения, как все девушки ее возраста, отправилась на бал. Этим-то моментом и воспользовался полковник. Он проскользнул в длинный коридор, который вел к главной лестнице, поднялся никем не замеченный в верхний этаж и очутился на площадке, куда выходили окна замка, обращенные к морю. Замок, как мы уже сказали, был расположен на почти отвесной скале. В средние века один из баронов де Болье выстроил узкую лестницу, спускавшуюся с площадки к песчаному берегу, представлявшему здесь удобное место для причала рыбачьих лодок.
Полковник увидал человека, спокойно сидевшего на нижней ступеньке лестницы, и направился к нему. Увидав полковника, человек встал. Это был Жан.
– Ты готов? – спросил его полковник.
– Как видите, – ответил Жан.
И он указал пальцем на песчаный берег. Полковник взглянул на подножье скалы и заметил при свете луны причалившую лодку и в ней человека.
– В таком случае, идем… – сказал он. Жан пошел за ним.
Оба сообщника на цыпочках прошли в комнату спавшего Гектора. Спальни госпожи Сент-Люс и Наики находились рядом, и дверь, служившая сообщением между ними, была открыта всю ночь.
Около кровати Наики стояла кроватка маленького Гектора.
Когда обе женщины уходили к себе и оставались одни, настоящая мать проявлялась, и г-жа Сент-Люс проводила долгие часы, любуясь на безмятежный сон своего малютки.
Наика не заперла дверей. Ее комната, окна которой выходили в парк, примыкала к большой зале, через которую прошли полковник и Жан.
– Что, если он проснется и закричит? – шепотом спросил Жан.
Полковник покачал головой.
– Дети спят очень крепко, – ответил он.
Действительно, при свете ночника, стоявшего на камине, они увидали маленького Гектора, спавшего с полуоткрытым улыбающимся ротиком.
– Нельзя же, однако, унести его раздетого, – заметил Жан.
– Совершенно верно, – согласился полковник.
– Так позвольте действовать мне. Я его разбужу, одену, и он последует за нами. Вот увидите.
И Жан нежно позвал ребенка.
– Гектор!
Ребенок проснулся и начал звать мать.
– Мой милый маленький Гектор, – сказал ласковым голосом Жан, – меня послала мама Наика.
– Где же мама Наика? – спросил ребенок.
– На балу, она танцует.
– Ах, да, – пробормотал ребенок, – она веселится с мамой Бертой, а меня уложили спать… а мне совсем не хотелось спать!
– Ну, так они послали меня за вами. Хотите одеться?
– А ты оденешь меня?
– Да.
Жан взял ребенка на руки, поднял его с кроватки и проворно одел.
– Теперь, – сказал он ему, – пойдемте. Полковник, все время стоявший в тени, вышел первый и прошел на площадку.
Жан следовал за ним, ведя за руку малютку.
– Однако, – спросил Гектор, – куда же ты меня ведешь? Разве мы идем не в парк?
– Да, в парк, – отвечал Жан. – Но сначала я хочу показать вам отличную лодку.
– Лодку! А где же эта лодка? – спросил в восторге ребенок.
– Внизу, у скалы. Идемте.
И так как ребенок шел недостаточно быстро, то слуга взял его на руки и начал спускаться по лестнице, которая вела к морю. Внизу, у лестницы, лодка ждала похитителей и ребенка.
Жан прыгнул в лодку.
– Куда мы едем? – спросил снова Гектор.
– Мы прокатимся по морю, – сказал Жан и спросил полковника:
– Полковник, когда мы приедем в Париж, что прикажете сделать с ним?
– Жди моих приказаний, – ответил последний. Лодка отчалила и выехала в открытое море, а полковник медленными шагами вернулся в Керлор.
Когда он дошел до площадки, то остановился на минуту, чтобы взглянуть на лодку, увозившую ребенка, быть может, навсегда, в то время, как мать танцевала, и злая улыбка, иногда появлявшаяся на его губах, исказила его лицо.
«Теперь, – подумал он, – у меня самый лучший залог… один ребенок за другого! Я могу, гордо подняв голову, потребовать счастья для моего Армана!».
Лодка быстро мчалась по направлению к Кемпену. Недалеко от города похитителя ожидала почтовая карета, которая должна была доставить его и ребенка в Париж.
– Теперь, – сказал полковник, когда лодка исчезла вдали, – очередь за графом Степаном!
Он спустился в парк, где молодой русский обегал все аллеи, отыскивая его.
Это ожидание несколько успокоило графа; его лихорадочное раздражение перешло в холодный и сдержанный гнев, который так свойствен всем людям севера.
Полковник угадал по его бледности, что вызов был сделан, и быстро направился к нему.
– Полковник, – вполголоса сказал граф, – отойдемте в сторону… на одно слово…
– Бог мой! Что с вами?
– Ничего.
– Вы бледны…
– Вы находите? Есть у вас здесь шпаги?
– Что? – спросил полковник, притворяясь глубоко удивленным.
– Шпаги, – повторил граф.
– Зачем? О, Господи!
– Я хочу драться.
– С кем?
– С де Ласи.
– С бароном или маркизом?
– С маркизом. Я оскорбил его… Мы будем драться насмерть.
– Вы его оскорбили?
– Да, и он ждет меня… на скале.
– Как? Сейчас?
– Сейчас.
– Вы оскорбляете во время бала в доме баронессы ее гостей!..
Граф сильно сжал руку полковника.
– Она сама всему виною, – сказал он, задыхаясь. – Она вызвала во мне ревность… и я ненавижу маркиза всеми силами души.
– В таком случае, – холодно заметил полковник, – вы правы, его следует убить.
– Шпаги! – повторил граф.
– Пойдемте, – сказал полковник. – Керлор – старинный замок, и мы найдем здесь рапиры всех веков.
Действительно, в Керлоре был зал, названный покойным бароном де Болье оружейным, где было собрано всевозможное оружие всех эпох: от мушкета до пистонного ружья, от шотландского палаша до современной фехтовальной шпаги.
Сюда-то полковник привел графа Степана и сказал ему:
– Выбирайте!
Граф снял пару фехтовальных шпаг, попробовал сталь и сделал ими несколько движений в воздухе.
– Теперь, – сказал он, – будьте моим секундантом.
– Хорошо.
– Повторяю вам, что между мною и маркизом дуэль эта будет насмерть.
– Отлично! Но кто же будет секундантом маркиза?
– Вы же.
– Как я?
– Он сам предложил мне это. «Одного секунданта вполне достаточно, – сказал он, – в таком случае не будет ни шума, ни скандала».
– Маркиз прав. А где назначено встретиться?
– Он выбрал площадку скалы, в ста шагах от замка. Он, ждет меня там.
– Я знаю это место.
Полковник и граф вышли из Керлора и пошли по тропинке к месту, назначенному Гонтраном. Последний уже дожидался их.
Ночь была ясная; луна ярко освещала море.
«Вот прекрасное время для смерти, – подумал полковник, дьявольски улыбаясь. – Для госпожи Сент-Люс настанет трагическое утро после бала: граф мертв, Гектор исчез… Арман будет отомщен!».
Он шел впереди, держа шпаги под мышкой; граф следовал за ним и вследствие какой-то необъяснимой странности человеческого ума и сердца за час перед тем этот кипевший гневом и жаждавший мести человек теперь был погружен в меланхолию, сожалел о прошлом, думал о любви и жизни. Он шел, склонив голову и жадно вдыхая свежий ночной воздух.
«Я должен убить маркиза, – говорил он себе, – потому что не хочу умереть».
Полковник обернулся к нему.
– О чем вы задумались, граф? – спросил он.
– Я думаю, – сказал тот, вздрогнув, – что главная тайна жизни – это смерть. Кто знает, буду ли я жив через час?
– Вы с ума сошли? Высчитывать шансы умереть, идя на дуэль, по-моему, непростительная глупость.
– Ах! – вздохнул граф. – Я не думаю, что на свете есть человек храбрее меня. Однако какое-то странное чувство волнует меня…
– Какое?
– Мне кажется, что на мне должна оправдаться пословица: «Когда двое дерутся из-за женщины, то всегда бывает убит тот, кого она любила первым».
Полковник пожал плечами.
– Знаете ли, – продолжал граф Степан, – прошла только неделя после моей последней дуэли.
Полковник вздрогнул.
– Вы дрались? – поспешно спросил он.
– Да.
– Где?
– В Париже.
– С кем?
– С молодым человеком, искавшим случая поссориться со мною за две недели перед тем, с которым случай столкнул меня в Опере.
Полковник вдруг остановился посреди тропинки и обернулся к графу. Он побледнел, как смерть, и мрачное предчувствие овладело им…
– Вообразите, – продолжал граф, – мне необычайно повезло на этот раз; молодой человек чуть не убил меня…
Полковник едва переводил дыхание. Они стояли всего в нескольких шагах от места, где ожидал их Гонтран.
– Скорее, граф, – закричал маркиз, – я жду вас уже двадцать минут!
Эти слова заставили полковника и графа продолжать путь. Однако встревоженный полковник внезапно спросил своего собеседника:
– А! Так вас чуть не убили?
– Да.
– Каким образом?
– Мы дрались на пистолетах и должны были стрелять, идя друг другу навстречу… Я выстрелил первый…
Полковник вздрогнул.
– И… вы его убили? – спросил он с расстановкой, как будто каждое из этих четырех слов раздирало его горло.
– Нет… я сделал два выстрела… Но он все шел ко мне. Вздох облегчения вылетел из груди полковника, и граф заметил наконец, какой интерес возбуждает в нем его рассказ.
– Что с вами, полковник? – спросил он его.
– Со мною? Ровно ничего.
– Вы бледны и взволнованны…
– Нет, нет; однако, продолжайте…
В это время они подошли к Гонтрану, который им поклонился.
– Тысячу извинений, – вежливо обратился он к русскому, – я чуть не потерял терпение; теперь уже полночь, гости баронессы разъезжаются, и дядя заметит мое отсутствие.
– Я к вашим услугам.
Полковник обернулся к Гонтрану, который также заметил его бледность и растерянность.
– Граф, – сказал он, – рассказывал историю, сильно заинтересовавшую меня. Вы позволите ему докончить ее?
– С удовольствием, – согласился маркиз.
– Итак, – продолжал полковник, – после двух выстрелов вы не были ранены?
– Нет, но это случилось против желания моего противника.
– Как?
– А вот увидите, – сказал граф. – Мы дрались за женщину.
Полковник снова вздрогнул.
– Я был избранником, а ему изменили.
– Сударь! – резко прервал его полковник, – не угодно ли вам назвать имя вашего противника.
– Зачем?
– Затем, что я, мне кажется, знаю его.
– Вы?
– Да я.
– В конце концов, я не вижу необходимость скрывать. Его зовут Арман Л…
Полковник побледнел, как смерть.
– Дальше? Дальше? – прохрипел он.
– Честное слово! – добавил граф. – Я думал, что буду убит. Молодой человек подошел ко мне, приставил пистолет к моей груди и сказал: «Вы не поедете в Бретань».
– Вышла осечка? – спросил Гонтран, понявший теперь, какое значение имел для полковника этот рассказ.
– Нет, – ответил граф, – в ту минуту, когда он должен был выстрелить, он упал.
Полковник вскрикнул. На этот крик граф внезапно обернулся и увидел, как громом, пораженного полковника.
– Негодяй! – закричал тот громовым голосом. – Негодяй, это был мой сын!
И, оттолкнув подбежавшего к нему Гонтрана, он сказал ему:
– Я сам убью этого человека, я!
И прежде чем удивленный граф успел произнести слово, сделать движение или крикнуть, полковник выпрямился во весь рост, глаза его метнули молнию, губы искривились, и он смело взглянул на него.
Одною рукой он бросил шпагу к ногам графа, а другою ударил его по щеке.
– Убийца! – крикнул он ему. – Посмотрим, кто победит… Отец отомстит за сына!
Положение дела изменилось для Гонтрана. На этот раз не он рисковал жизнью ради ассоциации, а полковник, глава общества «Друзей шпаги», которого чувство отца и отчаяние заставило схватиться за шпагу.
Величественным и потрясающим зрелищем явился этот поединок на скале, нависшей над морем, среди спокойной и благоухающей ночи, где все влекло к жизни.
Из противника Гонтран обратился в секунданта.
Полковник тотчас же начал бой. Граф, за минуту перед тем любивший его как старинного друга своего отца, как отца любимой им женщины, получив пощечину и услыхав яростный и полный глубокой ненависти крик полковника, ответил ему таким же взрывом негодования.
– Мне нужна ваша кровь, – сказал он ему. – Вся ваша кровь за эту пощечину!
– А! – вскричал полковник, нападая на графа. – А, ты думал, что я отец баронессы! А, ты поместил меня к ней! Но ты не знал, подлец, ты не знал, что я собирался растоптать своими ногами ее, эту женщину, которая разбила сердце моего ребенка! Ты не знал, что я уже давно приговорил тебя к смерти! Ты не знал этого… убийца!
Полковник, несмотря на свою ярость, сохранил присутствие духа и наносил удары графу с каким-то необычайным остервенением.
Граф кричал от злости и защищался с энергией отчаяния, но шпага полковника постоянно отражала его шпагу и всегда находила дорогу к его груди. Покрытый кровью, изнуренный, испуская рев раненого зверя, он отскакивал, стараясь избегнуть шпаги мстителя, но шпага настигала его, касалась его руки, плеча, груди. Полковник обратился в палача, пытающего свою жертву.
Наконец он загнал графа на край скалы, на два шага от пропасти, и здесь продолжал поражать его. Скала, возвышаясь на сто футов над морем, оканчивалась небольшой площадкой, а у подножия ее бурлил океан, готовый поглотить того из сражающихся, который будет побежден.
Инстинкт самосохранения заставил графа напрячь последние силы, и он во что бы ни стало захотел убить полковника.
Но полковник не растерялся, не отступил ни на шаг и сказал своему врагу:
– Пора кончать. Убийца, ты сейчас умрешь! Полковник сделал шаг вперед и быстро нанес удар в грудь графа. Шпага пронзила молодого дворянина насквозь, и полковник увидал, что у раненого уже наступает предсмертная агония. Он выдернул шпагу… Тогда граф громко вскрикнул и навзничь упал в пропасть.
Гонтран услыхал глухой шум, раздавшийся из глубины океана. Морские волны поглотили труп графа Степана.
Полковник отбросил свою шпагу. И маркиз увидал, как этот человек, только что кипевший гневом, упал на колени и, закрыв свое смертельно побледневшее лицо руками, зарыдал и проговорил:
– Сын мой, сын мой!
Каменное сердце было наконец разбито.
