ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

XXIII

Это внезапное нападение ошеломило маркиза Эммануэля Шаламбеля де Флар-Монгори.

Человеку, с которым у него вышло столкновение, можно было дать лет тридцать, даже тридцать пять; он был крепкого сложения, и по тому, как он сжал руку Эммануэля, тот понял, что имеет дело с грубою силой, много превосходящей его. Благоразумие предписывало ему быть спокойным. Он бросал вокруг себя быстрый взгляд, надеясь увидеть полицейского агента, у которого он мог бы просить защиты. Но на улице не было ни души после проливного дождя, шедшего в течение почти четырех часов.

– Сударь, – сказал студент совершенно спокойно, – я только что был пьян и, может быть, был не прав, назвав вас невежей, но удар палкой отрезвил меня.

Эммануэль взглянул на говорившего, продолжавшего держать его за плечо. Он был одет бедно, на нем была фуражка, и он курил трубку, как многие студенты Латинского квартала, опухшее лицо его свидетельствовало о его пристрастии к спиртным напиткам.

Маркиз почувствовал брезгливость, точно увидел змею или жабу.

«И на кой черт я связался с ним!» – подумал он.

– Сударь, – продолжал студент, – мне кажется, судя по вашей наружности, что я вас знаю, но вашего имени я никак не могу припомнить.

– Я вас не знаю.

– Дайте мне вашу визитную карточку.

– Но, сударь…

– Вы ударили меня палкой, и мне необходимо удовлетворение.

– Извините, сударь, – произнес Эммануэль надменно. – Я не прав, извините меня.

– Мне не надо извинений.

– Но… однако.

Студент хлопнул себя по лбу и в то же время освободил плечи маркиза.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Я вспомнил… я вас узнал… я знаю, кто вы…

Эммануэлю стало не по себе.

– Вы мой старинный товарищ по школе правоведения, вас зовут Шаламбель; впрочем, я ошибаюсь, теперь вы маркиз де Флар. Ведь так?

– Да, но…

– Вы депутат и миллионер.

– Но, в конце концов, сударь, что вам угодно от меня? – с нетерпением вскричал маркиз.

– Мне угодно прислать вам своих секундантов.

– Вам?

– Черт возьми! – заносчиво сказал студент. – Не стану же я хранить ваш удар палкой, как священную реликвию!

– Но ведь я извинился перед вами…

– Мне не надо извинений, вы ударили меня и должны драться.

– С… вами?

Маркиз произнес эти слова тоном величайшего презрения.

– Со мной, – сухо ответил студент. – Впрочем, случай не так слеп, как предполагают: давно, лет двенадцать назад, вы, не подозревая того сами, нанесли мне большую неприятность, и случай, который часто напрасно обвиняют, дает мне теперь возможность отомстить вам.

Слова студента сильно удивили маркиза.

Как мог он провиниться перед человеком, которого он видит в первый раз? Он подумал было, что его противник сумасшедший, но студент продолжал:

– О, вы, конечно, теперь забыли, так как вы в настоящее время важный барин, миллионер, депутат, Латинский квартал и того, кто говорит сейчас с вами.

– Но кто же вы? – спросил Эммануэль.

– Меня зовут Фредерик Дюлонг, – ответил студент. – Вы помните?

Это имя смутило Эммануэля.

– Первая любовь Блиды? – вскричал он.

– Совершенно верно, милостивый государь, но в то время ее звали Луизой; она меня любила, и мы жили счастливо в нашей маленькой комнатке, обедая всего на шесть су.

– Действительно, – пробормотал Эммануэль. – Теперь припоминаю…

– Я уехал из Парижа на один месяц, чтобы навестить моих родных. Когда я вернулся, Луиза исчезла, вы ее у меня украли. Я был беден – вы богаты; вы не любили ее, а я ее любил и с ума сходил от горя. И вместо того, чтобы стать талантливым адвокатом, почтенным судьей, я до сих пор еще студент и, быть может, по вашей вине.

– Но, сударь…

– И вот случай столкнул лицом к лицу вас, человека счастливого и известного, со мною, пьяным студентом, с человеком без будущего, которого вы сильно оскорбили. Ну что ж, случай слишком удобен, чтобы упустить его, и я им воспользуюсь. Завтра мои секунданты явятся к вам.

Студент поклонился и ушел, оставив маркиза де Флар-Монгори пораженного ужасом. Он вспомнил мрачное предсказание барона де Мор-Дье: «Поразившие мечом от меча и погибнут».

– Боже мой, – пробормотал он, – неужели наступил последний час моего счастья?

И шатаясь, с холодным потом на лбу, этот человек, который был храбр и еще недавно готов схватиться за шпагу при малейшей ссоре, продолжал свой путь к улице Масон-Сорбонн.

В первый раз в жизни он испугался под давлением того чувства отвращения, овладевающего нами, когда мы принуждены бываем скрестить шпагу с человеком, которого считаем ниже себя.

Жилище, о котором Блида писала в своем письме и где она ожидала маркиза де Флар-Монгори, было действительно ужасно: бедная студенческая комнатка с фаянсовой печкой, размалеванной деревянной кроватью и тремя или четырьмя соломенными стульями. Куча старого тряпья служила растопкой для печи; комната освещалась свечой, стоявшей на камине.

– Честное слово! – прошептала ожидавшая Блида. – Здесь собачий холод, и Дама в черной перчатке, кажется, чересчур требовательна в своем желании такой постановки сцены. Как подумаешь, что я три дня назад ужинала в «Золотом Доме», а сегодня разыгрываю роль падшей женщины, то становится очень забавно. В дверь постучали.

– Войдите, – сказала Блида.

Ключ торчал в замочной скважине; дверь отворилась, и маркиз Шаламбель де Флар-Монгори появился на пороге и на минуту остановился.

На Блиде были надеты старое шерстяное платье и полотняный чепчик; из-под платья выглядывали ее маленькие ножки, обутые в рваные ботинки.

«Какая нищета! – подумал Эммануэль, входя. – Я получу свое письмо за пятьсот франков».

Блида протянула ему руку, точно герцогиня, принимающая в своем отеле.

– Здравствуйте, друг мой, – сказала она ему. – Я вижу, что вы еще не окончательно забыли меня. Вы почти вполне аккуратны и заставили свою старую знакомую прождать только пять минут; это более чем вежливость, это героизм!

– Дорогая моя, – сказал на это Эммануэль, почтительно пожав хорошенькую ручку грешницы, – благодарю вас за то, что вы вспомнили обо мне в тяжелую минуту вашей жизни; могу только в одном упрекнуть вас…

– В чем же? – спросила она, улыбаясь.

– В том, что вы не вспомнили обо мне ранее. Эммануэль сел на стул, на который ему указала Блида.

– Но вам ужасно плохо здесь, и я не хочу, чтобы вы дольше оставались здесь.

Блида вздохнула и промолчала.

Эммануэль вынул из кармана небольшой бумажник, взял билет в тысячу франков и подумал: «Пятьсот франков за письмо и столько же ей, этого будет вполне достаточно».

И он протянул билет в тысячу франков Блиде.

– Спасибо, друг мой, – сказала Блида, взяв билет и зажав его в своей маленькой ручке. – Вы очень великодушны.

– О, – пробормотал Эммануэль сконфуженно, – не будем больше говорить о таких пустяках.

– Вы дарите мне на булавки…

– На булавки?

– Да, разумеется, или на бутылку вина, если вам это больше нравится.

– Каким образом? – спросил маркиз.

– Я подразумеваю мировую сделку, которую мы совершим с вами.

– По поводу чего?

– Ветренник! – сказала Блида, улыбаясь. – Вы уже забыли о письме полковника.

Маркиз смутился.

– Да, ваша правда, – сказал он, – но что же заключает в себе это письмо, которому вы придаете такое большое значение?

– Право же, – ответила Блида, – я могу сказать вам наизусть его содержание…

– Лучше покажите его мне…

Насмешливая улыбка мелькнула на губах у молодой женщины.

– Мы по-прежнему говорим только глупости, – сказала она тоном маленького ребенка, – и воображаем, что наша возлюбленная глупее нас.

«Гм! – подумал Эммануэль. – Я нахожусь в разбойничьем притоне. Она, очевидно, хочет палисандровую мебель взамен этого клочка бумаги».

– Дорогая моя, – сказал он вслух, – я, честное слово, не знаю, что может заключаться в этом письме, компрометирующем меня, по вашему мнению. Я слишком мало был знаком с полковником Леоном.

– Вот как! Очень мало?

– У меня было дело с ним только по поводу одной или двух дуэлей.

– Вот именно дуэлей-то и касается письмо. Эммануэль вздрогнул и взглянул на Блиду с некоторым опасением.

– Ведь это полковник Леон убил офицера де Верна? – спросила Блида.

При этом имени Эммануэль вскочил со стула, бледный и весь дрожа.

– Откуда вы это знаете? – спросил он.

– Черт возьми! Об этом говорится в письме и вот приблизительно в таких выражениях: «Мой дорогой друг. Де Верн убит сегодня утром Гонтраном де Ласи, который выказал себя при этом вашим истинным другом. Вы можете жениться на баронессе де Мор-Дье, и она никогда не узнает, что вы были одним из убийц ее приемного сына. Что касается барона де Мор-Дье, то он согласен на мировую сделку».

Эммануэль слушал Блиду с помутившимся взором и вставшими дыбом волосами.

– Согласитесь же, мой друг, – продолжала молодая женщина, – что вы были очень неблагоразумны, не потребовав ранее, чтобы я вернула вам письмо. Целую неделю перед вашей свадьбой вы жили в Париже и заходили ко мне. Письмо вы забыли в кармане дорожного плаща, где я и нашла его.

Эммануэль побагровел.

– Я думаю, – пробормотал он, – что ты вернешь мне это письмо!

– Подожди, сначала поговорим немного.

– Хорошо, скажи свои условия.

– Тебе, вероятно, известно, – продолжала Блида, – что если обожаемая тобою жена, которая принесла тебе в приданое богатство, узнает об этом письме, то она отвернется от тебя.

– О, молчи! – вскричал Эммануэль. – Говори, сколько ты хочешь за письмо?

– Об этом мы сейчас потолкуем, вероятно, она почувствует ужас к убийце сына… – продолжала Блида.

– Молчи!

– Сына своего первого мужа, – прибавила Блида.

– Молчи! Молчи! – прервал ее Эммануэль, и в голосе его звучала одновременно мольба и угроза. – Говори, сколько ты хочешь?

– Много денег.

– Хочешь десять тысяч франков? Блида насмешливо расхохоталась.

– Ну, мой друг, – сказала она, – ты походишь на жида, которому принесли бумажник со ста тысячами франков и который великодушно предлагает за него сто су…

Эммануэль вздрогнул и понял, что требования Блиды будут чудовищно велики.