Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Влюбленные
На свадьбе чиновника Курицына между прочими гостями был и чиновник Петров. В те годы он был еще холостой и на брачном пиршестве оказался наиболее ослабевшим от обильных возлияний.
Тогда это был длинный, сухощавый молодой человек с вечно красными глазами и белокурыми прядями волос. Впрочем, в общем черты лица его были довольно красивы, хотя и крупны и грубоваты.
Через год и этот долговязый юнец женился. На свадьбе его тоже все перепились, а в особенности буйно вел себя отец невесты, мелочной лавочник.
Еще через год чиновник Петров, случаем каким-то, перевелся в Петербург и тут быстро пошел на повышение.
В столице он начал выглядеть человеком внушительной наружности, достиг в конце концов довольно крупного чина и вырастил дочь – невесту.
Черты лица этой девушки были, тоже как и у матери, несколько грубоваты, но в них светился ум и та простота хорошей женской натуры, которая в большинстве случаев значительно лучше кокетства, грации и прочего. Звали ее Маруся.
Был у Петрова и сынок Шурочка, апатичный, белоголовый мальчуган. Чиновник Петров решил образовать его и поэтому нанял учителя. Учителем этим, по публикации, подвернулся граф Радищев.
Начались уроки; состоялась встреча девицы Марии и молодого графа.
Несколько взглядов, несколько обменов мыслей, и молодые люди оказались влюбленными и предназначенными друг другу. В особенности ясно понял это граф Павел Иеронимович.
Великодушно начал заявлять он Марии Петровне, что разность их «положения» ровно ничего не значит; точно так же, как ровно ничего не значит и этот титул его, что нынче времена другие, что теперь выступают на арену деятельности другие люди.
Марья Петровна Петрова в это самое время оканчивала «курсы». Она куталась в тогу гордой плебейки и горько сетовала на то, что единственный человек, который оказался ее достойным, все-таки отделен от нее пропастью своего происхождения.
Молодой граф от этих слов приходил в благородное бешенство.
Так шли дни. Прошло два года, и пылкая любовь потребовала исхода.
Однажды, именно в тот день, когда старый граф имел крупное объяснение с женою и утверждал, что он «не допустит» этого брака, в этот самый день, в это утро, Павел Иеронимович пришел в квартиру чиновника Петрова значительно раньше обыкновенного. Чиновник Петров, в вицмундире, надевал шубу в передней, когда раздался звонок.
– А-а! Добро пожаловать! – закричал он, по обыкновению хватая руку молодого человека обеими своими пухлыми мягкими дланями. – А я на службу, батюшка…
Павел Иеронимович сделал очень серьезное лицо и сказал:
– Не могу ли я вас задержать, Петр Петрович? Мне надо безотлагательно сообщить вам нечто…
– Извольте, извольте, батюшка! – отвечал Петр Петрович и торопливо полез обратно из шубы.
Они вошли в кабинет.
– Мне хотелось бы, чтобы при нашем разговоре присутствовала и Марья Петровна.
– Да она спит еще, батюшка! Впрочем, я узнаю сейчас, и, если что очень важное, можно будет и разбудить…
– Да, очень важное.
– Тогда я разбужу.
И чиновник Петров, солидно ступая своими громадными мягкими сапогами, вышел.
Он ошибся. Марья Петровна, совершенно одетая, столкнулась с ним в гостиной. У нее был серьезный и озабоченный вид.
Вернувшись с отцом в кабинет, она дружески тряхнула руку посетителя и села, устремив на него свои хорошие добрые глаза.
– Петр Петрович! – начал молодой человек. – Я люблю вашу дочь и прошу у вас согласия на наш брак…
Чиновник Петров удивленно поглядел на дочь, как бы спрашивая, что значит эта шутка?
Молодой граф повторил тираду. Тогда чиновник Петров раскрыл объятия и, моргая своими повлажневшими глазами, кинулся обнимать будущего зятя.
– Спасибо! Спасибо! – бормотал он.
Павел Иеронимович возмутился:
– За что спасибо?.. Я вас должен благодарить за честь…
– Нет-нет… Вы все-таки лицо высокопоставленное… – бормотал чиновник Петров.
– Глупости вы говорите! – раздался голос Марьи Петровны.
– Простите вашего батюшку! Я у вас за него прошу прощения, – вмешался Павел Иеронимович.
Чиновник Петров пришел в окончательное недоумение. Теперь он уже решительно не знал, что ему делать.
Однако его не покидало сознание, что он уже опоздал на службу и надо как можно скорее идти.
Так совершился акт брачного предложения.
Когда чиновник Петров вырвался наконец в сферу отправления своих служебных обязанностей, когда за ним захлопнулась дверь и молодые люди остались одни, вышла из спальни чиновница Петрова, второпях забыв распустить даже две папильотки.
Ей сообщили о том же. Она выразила приблизительно то же самое, что и ее муж, с прибавкой только счастливых слез, от которых заколыхалось ее тучное тело.
Наконец-то жених и невеста остались одни.
Честно протянул Павел Иеронимович руку своей будущей жене и, сжав ее, молча поглядел в устремленные на него любящие, преданные и благодарные глаза.
– Будем счастливы, Машурка, – шепнул он, приближая лицо.
– Будем… я надеюсь сделать для этого все, что от меня зависит…
Он крепко обнял ее и поцеловал. Она не сконфузилась, но глаза и щеки ее вспыхнули какой-то новой мыслью решимости на что-то честное, хорошее, почти великое. У художников такое выражение лица зовут вдохновением.
И в этом вспыхнувшем взгляде ясно увидел граф Павел Иеронимович лучи своего будущего счастья… те чудные лучи солнца, которые и в последний день осени способны отогреть, хотя на миг, умирающие былинки.
