11 сентября

Часть первая. Путешествие

Глава первая. Сестры

Все события, происходившие в ее жизни, Варя делила на две части: те, что будут и не будут иметь последствия. Она легко расправлялась с мелочами, которые отравляют жизнь каждому человеку, а женщине в особенности, никогда не переживала оттого, что у нее перед носом уходил троллейбус или рвались колготки, и очень трепетно относилась к вещам серьезным, каковые могли сказаться на ее репутации. Однако именно на пути у самоуверенных и не зависящих от душевных капризов женщин встают преграды, которые ни объехать, ни обойти.

За пятнадцать лет до скончания века, когда Варя училась в хорошей московской школе и была почти круглой отличницей, правда, многие оценки получая за тихий нрав, большие серые глаза и легкое заикание, проявлявшееся в минуты волнения, с ней произошла история, о последствиях которой она поначалу не задумывалась, но которая перевернула ее жизнь.

В последний день октября она вышла из школы позднее обычного и заметила, что кто-то на нее смотрит. В ту пору на нее пялилось немало мальчишеских глаз, она к ним привыкла и воспринимала как естественную и неизбежную часть жизни, но этот взгляд был особенным. Взгляд был таким глубоким и мудрым, будто залетел не то из далекого прошлого, не то из отсроченного будущего, хотя принадлежал он самой обыкновенной девочке. Не особенно красивой, круглолицей, пухленькой, в очках и короткой юбке, в каких мало кто рисковал ходить. А уж тем более в студеную пору. Да и ноги у нее были не такие, чтобы всем открывать. Говорила девица простуженным, гундящим голосом, из носа у нее капало, она вытирала его рукавом зеленой болоньевой куртки, а довершали эту картину болтавшаяся у колена холщовая сумка и синий берет с красной звездочкой на малость большеватой голове.

– Здравствуй, – просипела незнакомка на курьих ножках. – Ты чего так долго?

– Нас задержали, – сама не зная почему, стала оправдываться Варя. Встреча была с ветераном.

– Вот тоска-то. Я бы сбежала сто раз.

– И никакая не тоска. Очень даже интересный дядечка. В Испании воевал. А потом еще в Америке и на…

– Ладно, давай знакомиться. Меня Марией зовут.

Назвавшая себя библейским именем протянула руку с обгрызанными ногтями и посмотрела на нее теперь не так бездонно, как из толпы, но пристально и дерзко.

– Целоваться не будем, а не то я тебя заражу.

«Ненормальная», – только и успела подумать Варя.

– А ты ничего. Красивее, чем я думала. Но на меня ничуть не похожа.

– А почему я должна быть на тебя похожа? – осторожно спросила Варя.

– Да так, – Мария склонила голову набок, – пройдемся, что ли?

– Пройдемся, – кивнула школьная красавица, ощутив легкое покалывание на кончиках измученных музыкальных пальцев.

Девочки свернули налево по переулку и вышли на Рождественский бульвар, где неспешно прогуливался праздный люд, обитающий в центре Москвы и свысока относящийся к приезжим из-за Садового кольца.

– Ты чего как в воду опущенная?

– Сама ты в воду опущенная! – рассердилась Варя.

– Четверку, что ль, получила?

– Ты откуда знаешь?

– Да по тебе видно, что зубрилка.

– Никакая я не зубрилка. Ты вообще кто такая? – Она остановилась и краем глаза заметила двух знакомых подростков – коротышку и верзилу, которые с независимым видом стояли у крыльца и делали вид, что одноклассница их вовсе не интересует. В случае чего защитят. Хотя что ей может эта кубышка сделать? Варя была патологически труслива и любопытна одновременно, но умела оба этих качества скрывать и производила впечатление уверенной в себе и невозмутимой барышни.

Но девица оказалась прозорливей.

– Ты меня не бойся.

– Вот еще! Я только не понимаю, почему должна за тобой тащиться, если мне в другую сторону?

– Потому что мы с тобой сестры.

– Что-о?

– Мне про тебя папа рассказывал.

– Где он? – вскинулась Варя и сразу же девочке поверила.

– Умер. А ты не знала?

– Не з-знала.

– И другого папы у тебя нет?

– Нету, – почему-то покраснела Варя.

– Значит, теперь будешь знать. Присядем, сестренка.

Ошарашенная, Варя поплелась к лавочке вслед за той, что назвала себя сестрой. Девочка была примерно ее возраста. Значит, папа одновременно… Варя едва не задохнулась от этой мысли. Она видела своего родителя только в младенчестве, не помнила ни его лица, ни голоса, но ассоциации он вызывал у нее добрые, как плюшевый мишка.

Девочка меж тем достала из холщовой сумки початую бутылку «Пшеничной» водки.

– Ну давай.

– Я не буду. Ты что? – Варя заозиралась по сторонам, но на бульваре в этот час никого не было, только обнаженные мужские и женские фигуры, поддерживавшие крышу, смотрели на девочек с фасада четырехэтажного дома напротив.

– Чуть-чуть хлебни. За знакомство.

– Вот еще.

– Тогда за помин папиной души, – строго и укоризненно сказала сестра, наливая водку в складной пластмассовый стаканчик. – Знаешь, сколько за ней люди теперь стоят и мучаются?

Запах из стаканчика шел чудовищный.

– Меня вытошнит.

– Пей, говорю!

Варя зажмурилась, разом опрокинула в себя ужасную жидкость, и та неожиданно показалась ей приятной. Единокровная сестра достала плитку шоколада и разломила надвое. После водки горечи в шоколаде не ощущалось, а дрожь прошла.

– А как он умер?

– С моста в реку бросился, – не переставая жевать, ответила сестра.

– Папа покончил с с-собой?! – вскрикнула Варя.

– Тише ты, ненормальная! Знала б я, что ты такая психованная, не стала б ничего говорить.

– Почему он так сделал?

– Он записок не оставлял. Еще будешь?

Они по очереди отхлебнули, и Мария вытащила сигарету.

– Куришь? Я так и думала. Сразу видно, что паинька. А это что за кенты? Тебя ждут?

Варины пажи застыли шагах в сорока, как две статуи. Должно быть, они так опешили, что даже не скрывали больше волнения и интереса, но оба виделись Варе не совсем четко, и весь бульвар покосился, так что если бы школьница встала, то покатилась бы вниз на Трубную площадь, как с ледяной горки.

– А, ничего чувачки. Особенно тот, что с краю.

Девочка помахала мальчикам рукой и закинула ногу на ногу.

– Наш папа был человеком странным, с судьбой, окутанной туманом, – говорила она насмешливо, выпуская колечками ароматный дым «Золотого руна», и сердце у Вари больно сжималось. – Ты не грусти о нем. Он жизнь прожил короткую, но насыщенную.

– А я даже не помню, как он выглядит, – произнесла Варя печально. – И фотографии дома ни одной нету.

– Я его тоже не помню.

– Да ведь ты же говорила, что он тебе про меня рассказывал!

– Если по правде, это только чтобы с тобой познакомиться, – шмыгнула носом сестра. – Но мне мама говорила, что папа хотел с тобой встретиться, честно. Давай еще по одной.

Где-то далеко было слышно, как несется машина «скорой помощи», кричали вороны, но видимый мир не желал возвращаться к прежнему незамутненному образу, а, напротив, становился еще туманнее, и лишь разбойная девица в берете не исчезала. Состояние это было для Вари не только ново, но и приятно. Девица снова отхлебнула из горлышка, но, когда Варя потянула руку к стаканчику, строго сказала:

– Больше не дам. – И убрала стаканчик.

– А ты вообще откуда взялась? – спросила Варя, с трудом ворочая языком.

– Из Кеника.

– Откуда-откуда?

– Калининград знаешь?

– Да, – ответила Варя неуверенно. – У нас в Калининграде Арсеньев живет. Он на электричке в школу ездит. А потом на метро две остановки.

– Чего ты мелешь, – возмутилась сестра. – До Кеника двенадцать часов на поезде!

– Как же Петька тогда? – расстроилась Варя.

Петька Арсеньев был чудовищный зануда, хиляк и маменькин сынок, его дразнили и девчонки, и мальчишки, и когда Варя представила, что ради этих мук он каждый день катит по двенадцать часов в одну сторону и потом столько же в другую, ей сделалось жалко неказистого мальчика до слез: «Надо будет сказать ребятам, чтобы его поменьше мучили».

– Не знаю, как твой Арсентьев… – отрезала Мария. – Может, он блаженный какой. Или на самолете летает. Слушай, мне пописать надо. Я себе, кажется, там застудила все, к черту, из-за твоего старикана. Пошли к тебе.

Девочки поставили на скамейку недопитую бутылку, к которой тотчас же ринулся непонятно откуда взявшийся маленький, остроносый, длиннобородый субъект в фетровой шляпе, похожий на умного гнома, и двинулись вверх по бульвару. С младенчества знакомый каждым деревцем, он показался Варе таким узким, что трудно было вписаться в дорожку. Бульвар кидало как палубу в корабельный шторм, ажурные решетки были похожи на леера, рядом, то смеясь, то сердясь, шла не по сезону одетая невесть откуда взявшаяся девица и поддерживала подпрыгивающую Варю за локоть. Ухажеры потоптались и отстали, прохожие оборачивались и смотрели вслед, уверенные, что подружки дурачатся. Знакомые и незнакомые лица мелькали перед глазами, сливаясь в одну полосу, точно спицы в колесе, к которым привязали разноцветную тряпицу. Сестры свернули на Сретенку, потом в Последний переулок и поднялись по темной лестнице старого дома на последний этаж.

Сходил на нет короткий предзимний день, Москва лежала перед ними: крыши домов, купола церквей, два высотных здания, за ними вокзалы и путепроводы, а все, что дальше, терялось в серой мгле, словно там находилось море. Обе затихли и уставились перед собой.

– Я часто туда смотрю, когда грустно. А еще, знаешь, – потянуло Варю на откровенность, – я люблю ложиться на подоконник и перегибаться на улицу. Мне кажется, сейчас полечу. Вот так. Смотри.

– Ты что, спятила, бабахнутая?!

Мария едва успела схватить сестру за подол и оттащить от окна.

– Ну ты, блин, даешь! Папина дочка.

Она перевела дух и закурила:

– А это твоя комната? Класс! У меня своей нет. Я с братьями живу. Ботанами. – Легкая гримаса исказила ее лицо. – Один стихи пишет да любит всякую дребедень слушать, а у самого рожа в прыщах. А другой вообще в кровать писается.

– Значит, у нас есть еще и братики? – всхлипнула Варя, которую сама идея, что ее родственный круг за несколько часов невообразимо расширился, привела в восторг, и сквозь слезы на лице заиграла блаженная улыбка.

– Стасик и Вася от других пап, – уклончиво ответила Мария, и острый, как у мышки, взгляд маленьких, круглых, черных глаз стал перемещаться по комнате, пока не наткнулся на фотографию военного летчика.

– Это кто такой?

– Сент-Экзюпери.

– А… А это?

– Джон Леннон.

– А этого я, кажется, и сама знаю. Актер какой-то.

– Нет. Поэт. Лорка.

– Ты в них влюбилась, что ль, во всех, целый иконостас повесила?

Варя вспыхнула:

– И ни в кого я не влюбилась.

– Никогда не понимала, как можно сходить с ума по знаменитостям, – отрезала сестра. – У нас в классе тоже все перевлюблялись. А по мне, лучше обычного парня завести.

– Да кто на тебя посмотрит!

– Посмотрят. У-я! Кассетник какой классный. Откуда?

– Мама из Швеции привезла, – с холодным торжеством молвила Варя.

– Везет! А мне хоть бы «Электронику» купили. Дождешься, как же! Я раньше вообще в интернате жила.

– Ужас какой!

– Ничего не ужас, у нас там клевая была компания. А потом меня забрали домой, и через неделю я сбежала обратно. Но меня уже не взяли.

Она вздохнула и так мастерски, одним щелчком выбила из пачки новую сигарету, что Варе тоже захотелось попробовать курить, как вдруг она почувствовала страшную слабость и вцепилась пальцами в косяк.

– Я вообще часто сбегаю, – голос Марии доносился точно из радио на коротких волнах, пробиваясь сквозь помехи не тронутых сережками Вариных ушей. – Достанут все, сяду в автобус или на попутке. А ты чего такая зеленая?

– Мне что-то нехорошо… – прошептала Варя, сползая по стене на пол. Я, наверное, заболеваю гриппом.

– Ерунда, это от водки, с непривычки. Пойди в туалет и блевани. Сразу полегчает.

Варе и половины этих слов хватило, чтобы густо покраснеть, вспотеть и провалиться сквозь землю, но сестра уже тащила ее по закоулкам большой квартиры, путаясь в дверях и отпихивая кусавшего за ноги большого, похожего на окуня полосатого кота.

– Ну и хоромы у вас. Да брысь ты, чертова кукла! Терпеть не могу кошаков. Ну, сестренка, давай! И не стесняйся меня, мы ж не чужие. А теперь водой холодной умойся, и все. Я давно тебе написать хотела, – продолжала неприятно трандычать девочка, когда Варя, пошатываясь, вышла в коридор. – Знаешь, несколько раз пыталась. А только начну, спотыкаюсь. Ну правда. Здравствуй, дорогая Варя! А может, ты и не дорогая, а мымра? Пишет тебе твоя сестра, но ты меня не знаешь. Ерунда какая-то! Да ну, взяла и приехала. Проводнице наврала, что от класса отстала. Думала, не понравишься – уеду. На фиг мне такая сестра. А оказалось ничего. Я даже не ожидала, если честно. Приезжай летом ко мне. У нас там море, коса. Ты была когда-нибудь на косе? Ой, Варька, там такие волны. И янтарь можно собирать. Я бы дружить с тобой по-настоящему не могла – мы обе красивые, – такие пацанки не дружат. Но мальчишкам такие нравятся. У тебя с кем-нибудь было? У меня пока тоже. Целовалась, конечно, ну там кофточку расстегнуть. А по-настоящему нет. Ты когда собираешься? Я тоже не решила. Слушай, а подари мне что-нибудь. Вот это можно? – Мария выхватила из шкафа любимый Варин батник кремового цвета, который та всего два раза успела надеть.

Безо всякого стеснения сестра стянула с головы свитер и футболку, под которой ничего не оказалось, и надела батник, обтянувший ее бочкообразное туловище.

– Маловат, – деликатно произнесла Варя, и в желудке у нее заурчало.

– Растянется, не наше барахло. Эх, мне бы еще шубку как у тебя.

– Шуба у меня только одна, – испугалась Варя.

– Ладно, ладно, я пошутила… Слушай, а у тебя деньги есть?

– Так, немного.

– Дай, а? А то неохота опять с этими проводницами… Я потом вышлю, честно. А теперь быстренько похаваем, перекурим, и мне пора.

Варя на еду смотреть не могла. А Мария опустошила наполовину холодильник и пропала. И было непонятно, была она или только Варе привиделась. Если бы не исчезнувший батник, некормленый кот, запах табака, тяжелая голова и грязная посуда на кухне, можно было б подумать, что никакой сестры у Вари и не было.

– Целовалась, не целовалась, – пробормотала она, подходя к окну. – Чушь какая-то. Как Карлсон, с крыши прилетела. Лучше бабуле ничего не говорить. Иди сюда, Пиночетик, буду тебя кормить.