ОглавлениеНазадВпередНастройки
Шрифт
Source Sans Pro
Helvetica
Arial
Verdana
Times New Roman
Georgia
Courier
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Новгородова М. И., 2015
© Пастернак Б. Л., наследники, 2015
© Городецкий С. М., наследники, 2015
© Составление, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Владимир Соловьев (1853–1900)
«Природа с красоты своей…»
Природа с красоты своейПокрова снять не позволяет,И ты машинами не вынудишь у ней,Чего твой дух не угадает.
«В сне земном мы тени, тени…»
В сне земном мы тени, тени…Жизнь – игра теней,Ряд далеких отраженийВечно светлых дней.
Но сливаются уж тени,Прежние чертыПрежних ярких сновиденийНе узнаешь ты.
Серый сумрак предрассветныйЗемлю всю одел:Сердцем вещим уж приветныйТрепет овладел.Голос вещий не обманет.Верь, проходит тень, –Не скорби же: скоро встанетНовый вечный день.
«Земля – владычица! К тебе чело склонил я…»
Земля – владычица! К тебе чело склонил я,И сквозь покров благоуханный твойРодного сердца пламень ощутил я,Услышал трепет жизни мировой.В полуденных лучах такою негой жгучейСходила благодать сияющих небес,И блеску тихому несли привет певучийИ вольная река, и многошумный лес.И в явном таинстве вновь вижу сочетаньеЗемной души со светом неземным,И от огня любви житейское страданьеУносится, как мимолетный дым.
«Потому ль, что сердцу надо…»
Потому ль, что сердцу надоЖить одним, одно любя,Потому ль, что нет отрадыНе отдавшему себя;
Оттого ли, что судьбоюНаши сблизились путиИ с тобой, тобой одною,Мог я счастие найти, –
Оттого ли, потому ли, –Но в тебе, в тебе однойБезвозвратно потонулиСердце, жизнь и разум мой.
«Вся в лазури сегодня явилась…»
Вся в лазури сегодня явиласьПредо мною царица моя, –Сердце сладким восторгом забилось,И в лучах восходящего дняТихим светом душа засветилась,А вдали, догорая, дымилосьЗлое пламя земного огня.
«Три дня тебя не видел, ангел милый…»
Три дня тебя не видел, ангел милый, –Три вечности томленья впереди!Вселенная мне кажется могилой,И гаснет жизнь в измученной груди.
А я, безумец, пел, что горе пережито,Что поздняя любовь несет одни цветы…Поникло разом все в душе моей убитой,И крылья вырваны у радужной мечты.
О милая! Все гордое сознанье,Все гордые слова твой друг отдать готовЗа мимолетный миг хоть одного свиданья,За звук один возлюбленных шагов.
«День прошел с суетой беспощадною…»
День прошел с суетой беспощадною.Вкруг меня благодатная тишь,А в душе ты одна, ненаглядная,Ты одна нераздельно паришь.
Все порывы и чувства мятежные,Злую жизнь, что кипела в крови,Поглотило стремленье безбрежноеРоковой беззаветной любви.
Днем луна, словно облако бледное,Чуть мелькнет белизною своей,А в ночи – перед ней, всепобедною,Гаснут искры небесных огней.
Иннокентий Анненский (1856–1909)
Среди миров
Среди миров, в мерцании светилОдной Звезды я повторяю имя…Не потому, чтоб я Ее любил,А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,Я у Нее одной молю ответа,Не потому, что от Нее светло,А потому, то с Ней не надо света.
Я люблю
Я люблю замирание эхоПосле бешеной тройки в лесу,За сверканьем задорного смехаЯ истомы люблю полосу.
Зимним утром люблю надо мноюЯ лиловый разлив полутьмы,И, где солнце горело весною,Только розовый отблеск зимы.
Я люблю на бледнеющей шириВ переливах растаявший цвет…Я люблю все, чему в этом миреНи созвучья, ни отзвука нет.
Бабочка газа
Скажите, что сталось со мной?Что сердце так жарко забилось?Какое безумье волнойСквозь камень привычки пробилось?В нем сила иль мука моя,В волненьи не чувствую сразу:С мерцающих строк бытияЛовлю я забытую фразу…Фонарь свой не водит ли татьПо скопищу литер унылых?Мне фразы нельзя не читать,Но к ней я вернуться не в силах…Не вспыхнуть ей было невмочь,Но мрак она только тревожит:Так бабочка газа всю ночьДрожит, а сорваться не может…
«Когда б не смерть, а забытье…»
Когда б не смерть, а забытье,Чтоб ни движения, ни звука…Ведь если вслушаться в нее,Вся жизнь моя – не жизнь, а мука.
Иль я не с вами таю, дни?Не вяну с листьями на кленах?Иль не мои умрут огниВ слезах кристаллов растопленных?
Иль я не весь в безлюдье скалИ черном нищенстве березы?Не весь в том белом пухе розы,Что холод утра оковал?
В дождинках этих, что нависли,Чтоб жемчугами ниспадать?..А мне, скажите, в муках мыслиНайдется ль сердце сострадать?
Снег
Полюбил бы я зиму,Да обуза тяжка…От нее даже дымуНе уйти в облака.
Эта резанность линий,Этот грузный полет,Этот нищенски синийИ заплаканный лед!
Но люблю ослабелыйОт заоблачных нег –То сверкающе белый,То сиреневый снег…
И особенно талый,Когда, выси открыв,Он ложится усталыйНа скользящий обрыв,
Точно стада в туманеНепорочные сны –На томительной граниВсесожженья весны.
Что счастье?
Что счастье? Чад безумной речи?Одна минута на пути,Где с поцелуем жадной встречиСлилось неслышное прости?
Или оно в дожде осеннем?В возврате дня? В смыканьи вежд?В благах, которых мы не ценимЗа неприглядность их одежд?
Ты говоришь… Вот счастье бьется,К цветку прильнувшее крыло,Но миг – и ввысь оно взовьетсяНевозвратимо и светло.
А сердцу, может быть, милейВысокомерие сознанья,Милее мука, если в нейЕсть тонкий яд воспоминанья.
Весенний романс
Еще не царствует река,Но синий лед она уж топит;Еще не тают облака,Но снежный кубок солнцем допит.Через притворенную дверьТы сердце шелестом тревожишь…Еще не любишь ты, но верь:Не полюбить уже не можешь…
Петербург
Желтый пар петербургской зимы,Желтый снег, облипающий плиты…Я не знаю, где вы и где мы,Только знаю, что крепко мы слиты.Сочинил ли нас царский указ?Потопить ли нас шведы забыли?Вместо сказки в прошедшем у насТолько камни да страшные были.Только камни нам дал чародей,Да Неву буро-желтого цвета,Да пустыни немых площадей,Где казнили людей до рассвета.А что было у нас на земле,Чем вознесся орел наш двуглавый,В темных лаврах гигант на скале, –Завтра станет ребячьей забавой.Уж на что был он грозен и смел,Да скакун его бешеный выдал,Царь змеи раздавить не сумел,И прижатая стала наш идол.Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,Ни миражей, ни слез, ни улыбки…Только камни из мерзлых пустыньДа сознанье проклятой ошибки.Даже в мае, когда разлитыБелой ночи над волнами тени,Там не чары весенней мечты,Там отрава бесплодных хотений.
Осенний романс
Гляжу на тебя равнодушно,А в сердце тоски не уйму…Сегодня томительно душно,Но солнце таится в дыму.Я знаю, что сон я лелею,Но верен хоть снам я, – а ты?..Ненужною жертвой в аллеюПадут, умирая, листы…Судьба нас сводила слепая:Бог знает, мы свидимся ль там…Но знаешь?.. Не смейся, ступаяВесною по мертвым листам!
Две любви
С. В. ф. – Штейн
Есть любовь, похожая на дым;Если тесно ей – она дурманит,Дай ей волю – и ее не станет…Быть как дым, но вечно молодым.Есть любовь, похожая на тень:Днем у ног лежит – тебе внимает,Ночью так неслышно обнимает…Быть как тень, но вместе ночь и день…
Константин Фофанов (1862–1911)
«Печальный румянец заката…»
Печальный румянец закатаГлядит сквозь кудрявые ели.Душа моя грустью объята, –В ней звуки любви отзвенели.В ней тихо, так тихо-могильно,Что сердце в безмолвии страждет, –Так сильно, мучительно сильноИ песен и слез оно жаждет.
«Звезды ясные, звезды прекрасные…»
Звезды ясные, звезды прекрасныеНашептали цветам сказки чудные,Лепестки улыбнулись атласные,Задрожали листки изумрудные.
И цветы, опьяненные росами,Рассказали цветам сказки нежные, –И распели их ветры мятежныеНад землей, над волной, над утесами.
И земля под весенними ласкамиНаряжалася тканью зеленою,Переполнила звездными сказкамиМою душу, безумно влюбленную.
И теперь, в эти дни многотрудные,В эти темные ночи ненастные,Отдаю я вам, звезды прекрасные,Ваши сказки задумчиво-чудные!
Стансы
И наши дни когда-нибудь векаСтраницами истории закроют.А что в них есть? Бессилье и тоска.Не ведают, что рушат и что строят!
Слепая страсть, волнуяся, живет,А мысль – в тиши лениво прозябает.И все мы ждем от будничных забот,Чего-то ждем… Чего? Никто не знает!
А дни идут… На мертвое «вчера»Воскресшее «сегодня» так похоже!И те же сны, и тех же чувств игра,И те же мы, и солнце в небе то же!..
Элегия
Папироса… Еще и еще папироса…Я курю и в окошко смотрю.Над водою все ласточки кружатся косо.Покурил. Закурил. И курю.
Мысли – злы. Для мучений больного вопросаНет ответа иль бледен ответ.Папироса. Еще и еще папироса…А забвения думам мучительным – нет.
Пепел стол весь усыпал… С тупого откосаВ пруд сбегают утята толпой.Папироса. Еще и еще папироса…Как все глупо, старо, Боже мой!
Семен Надсон (1862–1887)
Идеал
Не говори, что жизнь – игрушкаВ руках бессмысленной судьбы,Беспечной глупости пирушкаИ яд сомнений и борьбы.Нет, жизнь – разумное стремленьеТуда, где вечный свет горит,Где человек, венец творенья,Над миром высоко царит.
Внизу, воздвигнуты толпою,Тельцы минутные стоятИ золотою мишуроюЛюдей обманчиво манят;За этот призрак идеаловНемало сгибнуло борцов,И льется кровь у пьедесталовБорьбы не стоящих тельцов.
Проходит время, – люди самиИх свергнуть с высоты спешатИ, тешась новыми мечтами,Других тельцов боготворят;Но лишь один стоит от века,Вне власти суетной толпы, –Кумир великий человекаВ лучах духовной красоты.
И тот, кто мыслию летучейСумел подняться над толпой,Любви оценит свет могучийИ сердца идеал святой;Он бросит все кумиры века,С их мимолетной мишурой,И к идеалу человекаПойдет уверенной стопой!
Романс
Я вас любил всей силой первой страсти.Я верил в вас, я вас боготворил.Как верный раб, все иго вашей властиБез ропота покорно я сносил.
Я ждал тогда напрасно состраданья.Был холоден и горд ваш чудный взгляд.В ответ на яд безмолвного страданьяЯ слышал смех и колких шуток ряд.
Расстались мы – но прежние мечтаньяВ душе моей ревниво я хранилИ жадно ждал отрадного свиданья,И этот час желаемый пробил.
Пробил, когда, надломанный судьбою,Устал я жить, устал я ждать любвиИ позабыл измученной душоюЖелания разбитые мои.
Иуда
I
Христос молился… Пот кровавыйС чела поникшего бежал…За род людской, за род лукавыйХристос моленья воссылал;Огонь святого вдохновеньяСверкал в чертах его лица,И он с улыбкой сожаленьяСносил последние мученьяИ боль тернового венца.Вокруг креста толпа стояла,И грубый смех звучал порой…Слепая чернь не понимала,Кого насмешливо пятналаСвоей бессильною враждой.Что сделал он? За что на мукуОн осужден, как раб, как тать,И кто дерзнул безумно рукуНа Бога своего поднять?Он в мир вошел с святой любовью,Учил, молился и страдал –И мир его невинной кровьюСебя навеки запятнал!..Свершилось!..
II
Полночь голубаяГорела кротко над землей;В лазури ласково сияя,Поднялся месяц золотой.Он то задумчивым мерцаньемЗа дымкой облака сверкал,То снова трепетным сияньемГолгофу ярко озарял.Внизу, окутанный туманом,Виднелся город с высоты.Над ним, подобно великанам,Чернели грозные кресты.На двух из них еще виселиКазненные; лучи луныВ их лица бледные гляделиС своей безбрежной вышины.Но третий крест был пуст. ДрузьямиХристос был снят и погребен,И их прощальными слезамиГранит надгробный орошен.
III
Чье затаенное рыданьеЗвучит у среднего креста?Кто этот человек? СтраданьеГорит в чертах его лица.Быть может, с жаждой исцеленьяОн из далеких стран спешил,Чтоб Иисус его мученьяВсесильным словом облегчил?Уж он готовился с мольбоюУпасть к ногам Христа – и вотВдруг отовсюду узнает,Что тот, кого народ толпоюНедавно как царя встречал,Что тот, кто свет зажег над миром,Кто не кадил земным кумирамИ зло открыто обличал, –Погиб, забросанный презреньем,Измятый пыткой и мученьем!..Быть может, тайный ученик,Склонясь усталой головою,К кресту Учителя приникС тоской и страстною мольбою?Быть может, грешник непрощенныйСюда, измученный, спешил,И здесь, коленопреклоненный,Свое раскаянье излил? –Нет, то Иуда!.. Не с мольбойПришел он – он не смел молитьсяСвоей порочною душой;Не с телом Господа проститьсяХотел он – он и сам не знал,Зачем и как сюда попал.
IV
Когда на муку обреченный,Толпой народа окруженныйНа место казни шел ХристосИ крест, изнемогая, нес,Иуда, притаившись, виделЕго страданья и сознал,Кого безумно ненавидел,Чью жизнь на деньги променял.Он понял, что ему прощеньяНет в беспристрастных небесах, –И страх, бессильный рабский страх,Угрюмый спутник преступленья,Вселился в грудь его. Всю ночьВ его больном воображеньиВставал Христос. Напрасно прочьОн гнал докучное виденье;Напрасно думал он уснуть,Чтоб все забыть и отдохнутьПод кровом молчаливой ночи:Пред ним, едва сомкнет он очи,Все тот же призрак роковойВстает во мраке, как живой! –
V
Вот Он, истерзанный мученьем,Апостол истины святой,Измятый пыткой и презреньем,Распятый буйною толпой;Бог, осужденный приговоромСлепых, подкупленных судей!Вот он!.. Горит немым укоромНебесный взор его очей.Венец любви, венец терновыйЧело Спасителя язвит,И, мнится, приговор суровыйВ устах разгневанных звучит…«Прочь, непорочное виденье,Уйди, не мучь больную грудь!..Дай хоть на час, хоть на мгновеньеНе жить… не помнить… отдохнуть…Смотри: предатель твой рыдаетУ ног твоих… О, пощади!Твой взор мне душу разрывает…Уйди… исчезни… не гляди!..Ты видишь: я готов слезамиМой поцелуй коварный смыть…О, дай минувшее забыть,Дай душу облегчить мольбами…Ты Бог… Ты можешь все простить!………А я? я знал ли сожаленье?Мне нет пощады, нет прощенья!»
VI
Куда уйти от черных дум?Куда бежать от наказанья?Устала грудь, истерзан ум,В душе – мятежные страданья.Безмолвно в тишине ночной,Как изваянье, без движенья,Все тот же призрак роковойСтоит залогом осужденья…И здесь, вокруг, горя луной,Дыша весенним обаяньем,Ночь разметалась над землейСвоим задумчивым сияньем.И спит серебряный Кедрон,В туман прозрачный погружен…
VII
Беги, предатель, от людейИ знай: нигде душе твоейТы не найдешь успокоенья:Где б ни был ты, везде с тобойПойдет твой призрак роковойЗалогом мук и осужденья.Беги от этого креста,Не оскверняй его лобзаньем:Он свят, он освящен страданьемНа нем распятого Христа!……………И он бежал!..……………
VIII
ПолнебосклонаЗаря пожаром обнялаИ горы дальнего КедронаВолнами блеска залила.Проснулось солнце за холмамиВ венце сверкающих лучей.Все ожило… шумит ветвямиЛес, гордый великан полей,И в глубине его струямиГремит серебряный ручей…В лесу, где вечно мгла царит,Куда заря не проникает,Качаясь, мрачный труп висит;Над ним безмолвно расстилаетОсина свой покров живойИ изумрудною листвойЕго, как друга, обнимает.Погиб Иуда… Он не снесОгня глухих своих страданий,Погиб без примиренных слез,Без сожалений и желаний.Но до последнего мгновеньяВсе тот же призрак роковойЖивым упреком преступленьяПред ним вставал во тьме ночной.Все тот же приговор суровый,Казалось, с уст Его звучал,И на челе венец терновый,Венец страдания лежал!
