Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 6
Мистер Хиндли вернулся домой на похороны отца и, – что поразило нас и дало пищу пересудам соседей, – привез с собой жену. Кто она такая и откуда родом, нам не говорили. Наверное, у нее не было ни приданого, ни имени, иначе бы он не стал скрывать свой брак от отца.
Жена мистера Хиндли не была из тех, кто пытается все переделать в доме, в который она вступает. Едва переступив порог, она не уставала восхищаться всем увиденным, за исключением приготовлений к похоронам и присутствия людей в трауре. Я решила по ее поведению на церемонии прощания с покойным, что она немного не в своем уме, ведь она убежала в свою комнату и заставила меня пойти с ней, хотя я должна была одевать детей. Там она и просидела, дрожа, ломая руки и беспрестанно повторяя: «Они уже ушли?» Потом она в каком-то нездоровом умоисступлении попыталась объяснить, что боится черного цвета. Ее трясло с ног до головы, и, наконец, она расплакалась, а когда я стала допытываться причин, то отвечала, что боится умереть! Мне показалось, что у нее шансов умереть не больше, чем у меня. Правда, она была тонкая, хрупкая, но юная, с ярким цветом лица и глазами, которые сверкали, как бриллианты. Нельзя было не заметить, что от любого подъема по лестнице у нее перехватывало дыхание, а от любого резкого звука – бросало в дрожь. И еще она иногда долго и мучительно кашляла. Но я тогда не знала, что означают эти тревожные признаки, и совсем ее не жалела. Знаете, мистер Локвуд, мы в наших краях не очень-то жалуем чужаков, если только они первые не сделают шаг навстречу.
Молодой Эрншо тоже сильно переменился за три года своего отсутствия. Он пополнел, побледнел лицом, стал одеваться и говорить по-новому. В первый же день он приказал нам с Джозефом сидеть на кухне, а залу оставить ему. Сначала он хотел устроить гостиную в маленькой свободной комнате, где собирался постелить ковры и обить стены, но его жене так понравился светлый пол и огромный пылающий камин в зале, оловянная посуда, дельфтский фаянс, даже загон для собак, и еще внушительные размеры той части комнаты, где они обычно сидели, что он полностью отказался от своего намерения, чтобы во всем угодить жене.
Она же была сама не своя от радости, что нашла среди своих новых родственников сестру, постоянно щебетала с Кэти, целовала ее, никуда не отпускала от себя, заваливала подарками, но это продолжалось недолго. Скоро симпатия молодой жены Эрншо иссякла, а стоило ей выразить неудовольствие хоть чем-то, в Хиндли просыпался тиран. Пара резких слов жены о Хитклифе, и Хиндли вспомнил всю свою ненависть к парню. Хитклиф тут же был отправлен к слугам, его урокам с викарием пришел конец. Вместо этого мальчика отослали на ферму, причем Хиндли особенно настаивал, чтобы ему давали самую черную работу.
Вначале Хитклиф довольно легко перенес ту немилость, в которую он впал, потому что Кэти обучала его всему, чему ее учили, вместе с ним работала и играла в полях. Они обещали вырасти настоящими дикарями, так как молодой хозяин не обращал внимания на их воспитание и поступки, если они не попадались ему на глаза. Он даже не знал, ходят ли дети в церковь по воскресеньям, пока Джозеф или викарий не приходили с жалобами на их отсутствие и не укоряли его за небрежение. Тогда он приказывал высечь Хитклифа и оставлял Кэтрин без обеда или ужина. Но, несмотря на наказания, для них было самым милым делом сбежать с утра на вересковые пустоши и пропадать там целый день. Следовавшее же за этим наказание казалось им пустяком. Священник мог задавать Кэтрин выучить наизусть сколько угодно стихов из Библии, а Джозеф – лупить Хитклифа, пока у него не заболит рука: дети забывали обо всем на свете, как только оказывались вместе и начинали придумывать новую проказу, чтобы отомстить своим обидчикам. Сколько раз я тайно страдала от того, что они с каждым днем становятся все отчаяннее и безрассуднее, но я боялась даже слово им сказать поперек, чтобы не потерять ту малую власть, которую имела над этими одинокими сердцами. Однажды воскресным вечером детей выгнали из гостиной, потому что они шумели или еще из-за какой-то столь же ничтожной провинности, а когда я пошла звать их к ужину, они исчезли. Мы обыскали весь дом сверху донизу, двор и конюшни, но их нигде не было. Наконец Хиндли в порыве гнева велел нам закрыть двери и ворота на засовы и заставил нас поклясться, что этой ночью никто из нас их не впустит. Все в доме улеглись спать, но я так волновалась за ребят, что не могла уснуть. Я распахнула окно в своей мансарде и высунулась на улицу, прислушиваясь, несмотря на то, что лил дождь. Я решила впустить Кэтрин и Хитклифа, несмотря на запрет, если они вернутся. Через некоторое время до меня донесся звук шагов на дороге, а у ворот забрезжил свет фонаря. Я накинула платок и кинулась вниз, чтобы дети не разбудили мистера Эрншо своим стуком. За воротами стоял только Хитклиф. Я чуть в обморок не упала, увидев, что он один.
– Где мисс Кэтрин? – закричала я. – Надеюсь, с ней ничего не случилось?
– Она в усадьбе «Скворцы», – отвечал Хитклиф, – и я был бы не прочь там остаться, если бы у них хватило вежливости меня пригласить.
– Ты сам напрашиваешься на неприятности! – воскликнула я. – Не успокоишься, пока не сделаешь по-своему. Во имя всего святого, что заставило вас шататься вокруг усадьбы «Скворцы»?
– Дай мне снять мокрую одежду, и я тебе все расскажу, Нелли, – отвечал он.
Я предупредила, чтобы он не разбудил хозяина, и пока Хитклиф раздевался, а я ждала, чтобы затушить свечу, он продолжил свой рассказ:
– Мы с Кэтрин сбежали через прачечную, чтобы побродить на воле. Мы увидели огни усадьбы «Скворцы» и решили пойти и взглянуть своими глазами, как проводят молодые Линтоны воскресный вечер. Наверное, подумалось нам, они в наказание отправлены в холодный угол, когда их отец с матерью пьют-едят, поют и смеются у теплого камина, любуясь на яркие угли. Как ты думаешь, Нелли? Или их собственный слуга читает им занудные проповеди, спрашивает катехизис, а потом заставляет учить столбцами имена из Библии, если они ответили неправильно?
– Думаю, что нет, – отвечала я. – Линтоны – хорошие дети и не заслуживают тех наказаний, которые вы получаете за свое дурное поведение.
– Ох, Нелли, только ты не начинай! Все это чушь! Лучше слушай дальше: мы пробежали вниз с самой высокой точки Перевала прямо в парк без остановки. Кэтрин совсем сбила себе ноги, потому что была босиком. Завтра тебе придется поискать ее ботинки в болоте. Мы пробрались через пролом в изгороди, прокрались по дорожке и спрятались на клумбе под окном гостиной. Оттуда падал свет: они не закрыли ставни и только наполовину задернули занавески. Мы оба смогли заглянуть внутрь, стоя на высоком фундаменте и схватившись за подоконник, и мы увидели – ах, это было так красиво – роскошную комнату с малиновым ковром, стульями с малиновой обивкой, столами, накрытыми малиновыми скатертями, белейший потолок с золотой окантовкой, из центра которого спускался водопад стеклянных подвесок на серебряных цепях, мягко отливающих в пламени свечей. Старого мистера Линтона и его жены в гостиной не было – комната была в полном распоряжении Эдгара и его сестры. Эти дети должны были быть на седьмом небе от счастья, разве нет? Мы бы с Кэтрин точно были. А теперь догадайся, что вытворяли эти примерные ребятишки? Изабелла, – кажется, ей одиннадцать лет, и она всего лишь на год младше Кэтрин, – лежала на полу в дальнем конце гостиной и вопила так, как будто бы целый полк ведьм загонял ей под ногти раскаленные иголки. Эдгар стоял у камина и беззвучно плакал. В середине комнаты трясла лапками и поскуливала маленькая собачка. Из взаимных обвинений брата и сестры мы поняли, что они чуть не разорвали собачку напополам, таща каждый в свою сторону. Вот дураки! Что за радость ругаться за честь подержать на руках копну теплого меха! А потом оба заплакали, потому что после яростной борьбы за обладание собачкой каждый из них отказался ее взять. Ну и посмеялись мы над этими неженками! Как же мы с Кэтрин их презирали в эту минуту! Вспомни-ка, когда ты видела, чтобы я пытался у Кэтрин отобрать то, что мне вдруг приглянулось? Или чтобы мы, оставшись вдвоем, стали бы развлекаться истерическими криками и катаньем по полу в разных концах комнаты? Да я ни за какие коврижки не променял бы мое теперешнее положение на жизнь Эдгара Линтона в усадьбе «Скворцы» – даже если бы получил право сбросить Джорджа с самого высокого шпиля и покрасить фасад кровью Хиндли!
– Тише, тише! – прервала я. – Ты так и не объяснил мне, Хитклиф, как ты мог оставить Кэтрин в усадьбе?
– Я же сказал тебе, что мы смеялись. Маленькие Линтоны услышали нас и, не сговариваясь, метнулись к двери и запричитали: «Мамочка, папочка, идите скорей сюда! Нам страшно!» Вот такую чушь они несли! Мы подняли еще больший шум, чтобы пуще напугать этих нытиков, а потом соскочили с подоконника, потому что кто-то загремел запорами и мы поняли, что это идут по нашу душу. Надо было уносить ноги! Я держал Кэти за руку и тащил за собой, когда она вдруг упала и не смогла подняться. «Беги, Хитклиф, беги! – прошептала она. – Они спустили бульдога, и он держит меня». Проклятый пес впился ей в лодыжку – я слышал его мерзкое сопение. Она даже не вскрикнула – Кэти сочла бы ниже своего достоинства завизжать, даже если бы ее подняла на рога бешеная корова. Но я-то не промолчал: я разразился такими проклятьями, которые могли бы испепелить всех врагов рода человеческого вдоль и поперек в христианском мире! Я схватил камень, пропихнул его псу между сомкнутыми челюстями и попробовал засунуть его дальше в глотку, чтобы он разжал хватку. Наконец явился слуга – грубый мужлан – с фонарем и сразу заголосил: «Держи крепче, Злыдень, держи крепче!» Однако, когда увидел добычу Злыдня, он тут же сменил тон. Бульдога оттащили, чуть придушив, так, что его огромный сизый язык на полфута высунулся из пасти, а с брылей закапала кровавая пена. Слуга поднял Кэти на руки: она потеряла сознание, но, я уверен, не от страха, а от боли. Он внес ее в дом, а я пошел за ними, бормоча проклятья и грозясь отомстить. «Что за добыча, Роберт?» – крикнул Линтон с порога. «Наш Злыдень поймал маленькую девочку, сэр», – отвечал слуга. «А с ней оказался еще и парень, – добавил он, хватая меня за плечо, – по всему видно, отъявленный негодяй, хоть и мал по возрасту! Наверное, грабители подсадили их в окно, чтобы эти бесенята открыли им двери, когда мы все уснем, и они с легкостью нас перебили. Придержи язык, мерзкий воришка! Ты за это на виселицу отправишься! Мистер Линтон, сэр, стойте, где стоите, только из рук ружье не выпускайте». «Ни в коем случае, Роберт! – заявил старый болван. – Видно, разбойники знали, что вчера я собрал плату с арендаторов. Вздумали меня обчистить! Ну, ничего, я им подготовлю достойную встречу. Джон, дверь – на засов, Злыдня – на цепь. Дженни, дай псу воды! Надо же, что придумали – напасть на мирового судью в его же собственном доме, да еще и в день отдохновения. Нет предела их дерзости! Мэри, дорогая, взгляни сюда, не бойся! Это всего лишь мальчишка – но у него на лице написана его низменная натура. Для страны будет благодеянием вздернуть его прямо сейчас, пока его преступные наклонности не раскрылись в полной мере!» Он грубо вытащил меня на свет, а миссис Линтон водрузила на нос очки и в ужасе всплеснула руками. Трусливые дети меж тем подкрались поближе, и Изабелла прошептала: «Какой он страшный! Папочка, запри его в погребе. Он – вылитый сын гадалки, который украл моего ручного фазана. Правда, папа?»
Пока они меня разглядывали, Кэти пришла в себя, услышала последнюю фразу и рассмеялась. Эдгар Линтон присмотрелся к ней внимательнее и наконец сподобился узнать ее. Они видели нас в церкви, больше-то негде.
– Похоже, это мисс Эрншо! – прошептал он на ухо матери. – Смотри, как Злыдень ее покусал, – у нее кровь из ноги течет!
– Мисс Эрншо? Ерунда! – отвечала хозяйка. – Станет мисс Эрншо бегать по округе с цыганенком. Однако взгляни, дорогой, девочка и вправду в трауре. Значит, это точно мисс Эрншо, ведь у нее недавно умер отец. И она может остаться хромой на всю жизнь.
– Ее брат заслуживает самого строгого порицания за такое отношение к сестре! – воскликнул мистер Линтон, переводя взгляд с меня на Кэтрин. – Как говорит Шилдерс (так звали нашего викария, сэр), Эрншо позволяет девочке расти совершеннейшей язычницей. А кто это с ней? Где она нашла такого неподобающего спутника? О, я, кажется, узнал его! Это – странное приобретение моего покойного соседа во время его поездки в Ливерпуль. Наверное, получился от какого-нибудь грязного матроса-индийца либо от американского или испанского проходимца.
– В любом случае, это очень дурной мальчишка! – заметила старая дама. – И ему не место в приличном доме! Линтон, ты слышал, как он выражается? Совсем негоже моим детям такое слушать!
Я снова начал ругаться – не сердись, Нелли, – и Роберту приказали меня вышвырнуть. Я отказался уйти без Кэти, но слуга вытащил меня в сад, сунул в руку фонарь, пообещал, что мистер Эрншо узнает о моем поведении, и, велев сей же час убираться, вновь запер дверь. Занавеси на окне гостиной с одной стороны не были задернуты до конца, и я опять забрался на подоконник, чтобы подсмотреть, что будет дальше. Ведь если бы Кэтрин захотела вернуться, я бы бил и бил их шикарные окна одно за другим на миллион осколков каждое, пока ее не отпустили бы! Но Кэти спокойно сидела на диване. Миссис Линтон сняла с нее серый плащ, который мы позаимствовали у доярки для нашей прогулки, качая головой и, видимо, отчитывая ее за неподобающий наряд, – Кэти была для них молодой леди, поэтому они обращались с ней совсем по-иному, чем со мной. Потом горничная принесла таз с теплой водой и принялась мыть Кэти ноги, а мистер Линтон смешал ей стаканчик ароматного глинтвейна. Изабелла высыпала ей на колени тарелку печенья, а Эдгар стоял в отдалении и таращил глаза. Потом они высушили и расчесали ее прекрасные волосы, надели ей огромные мягкие туфли и подкатили ее на кресле к камину. Когда я уходил, она совсем освоилась и развеселилась, деля свое угощение между маленькой собачкой и Злыднем, и даже чесала своему обидчику нос, пока пес ел. Ей удалось чудо: зажечь ответный огонек в пустых голубых глазах семейки Линтонов – жалкий отблеск ее собственного волшебного пламени. Я видел, что Кэти просто покорила этих глупцов. Ведь она неизмеримо выше их, выше всех на свете – правда, Нелли?
– Нынче ты так легко не отделаешься, как ты думаешь, – предупредила я, накрывая его одеялом и гася свечу. – Ты неисправим, Хитклиф. Вот увидишь, мистер Хиндли в этот раз пойдет на крайние меры.
Мои слова оказались пророческими даже в большей степени, чем я ожидала. Это злополучное приключение привело Эрншо в ярость. А на следующий день мистер Линтон, в знак примирения, самолично пожаловал к нам и прочел нашему молодому хозяину целую нотацию. Выходило, что молодой хозяин ведет свою семью по кривой дорожке. Мистеру Хиндли волей-неволей пришлось оглядеться вокруг себя. Хитклифа не выпороли, но сказали, что, если он только попробует заговорить с мисс Кэтрин, его тут же выгонят вон. Миссис Эрншо вознамерилась держать сестру своего мужа на отдалении от Хитклифа, когда та вернется домой, но делать это хитростью, а не силой, потому что силой она бы точно ничего не добилась.
