Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
V
И для взрослых мужчин имеются некоторые ограничения. Само собою разумеется, что голосовать могут только лица правоспособные. На этом основании германский избирательный закон лишает права как активного, так и пассивного голоса лиц следующих категорий:
1) Лиц, состоящих под опекою или попечительством.
2) Лиц, признанных по суду банкротами.
3) Лиц, которые живут или жили в последний перед выборами год на счет общественной благотворительности.
4) Лиц, лишенных или ограниченных в правах состояния судебным приговором на всё время, пока они не будут восстановлены в этих правах. К последнему пункту сделана оговорка, что он не распространяется на лишенных прав состояния вследствие преступления политического; они получают обратно свое право голоса, как только отбудут наказание.
Подобные ограничения заключаются и в других конституциях или избирательных законах, отличаясь лишь в несущественных частностях. Они настолько сами собой разумеются, что не нуждаются ни в каком особом объяснении.
Но бывают и более важные ограничения. Так, германский избирательный закон 1869 г. гласит: «Лица военного звания, служащие в армии или флоте, не имеют права участвовать в выборах, пока состоят на действительной службе».
К лицам военного звания германское право причисляет и полицейских.
При этом лица военного звания лишаются права только активно участвовать в выборах, пассивного же права голоса, т. е. права быть выбранными в депутаты, они не лишены. Интересно однако, что за всё время существования германского рейхстага в него был выбран только один военный, и это был фельдмаршал Мольтке.
Германскому праву такое ограничение, лишающее голоса многочисленную корпорацию, кажется настолько естественным и само собою разумеющимся, настолько не противоречащим общему принципу, что оно сделано только в избирательном законе; а в конституции нет даже никакого соответственного ему примечания к статье, гласящей: «Рейхстаг избирается всеобщим, прямым и тайным голосованием» (статья 20).
То же самое постановление имеется в конституциях или избирательных законах Франции, Австрии и Венгрии, Голландии, Италии, большей части штатов Северной Америки и др. И это совершенно естественно. Политические выборы никогда не проходят спокойно; они раздражают общественные страсти и вызывают обостренную борьбу. Армия, как таковая, пока она существует в своем настоящем виде, должна быть чужда политической борьбы, – и сами военные и защитники современного военного строя всего более настаивают на этом: избирательная агитация, которая проникнет и в армию, когда она будет допущена до избирательных урн, неизбежно подорвет военную дисциплину. Там, где постоянную армию заменяет милиция (напр., в Швейцарии), там нет места для подобного ограничения; в других же странах без него обойтись трудно.
Из другого лагеря идет другое возражение против участия армии в выборах. Избирательная агитация, говорят в радикальном и демократическом лагере, введенная в армии, может дать повод к пользованию ею для избирательных целей; можно опасаться, что вооруженная сила будет употребляема на то, чтобы производить давление на избирателей. В Германии, как мы видели, военные могут быть избираемы. Французская конституция идет дальше и лишает их также и этого права. Очевидно, что в данном случае творцами французской конституции руководил не второй, а первый мотив, не стремление охранить свободу избирателей от внешнего давления, а стремление охранить дисциплину в армии, на которую может вредно повлиять участие офицеров в парламенте, с которым неизбежно связано право заниматься политикой и вступать в борьбу со своим непосредственным начальством.
Исходя из того же соображения, французская конституция лишила всех вообще чиновников права быть избираемыми в парламент, сделав ограничение только для некоторых категорий как то: министров, посланников, префектов полиции, президентов (но не членов) судов, архиепископов и епископов, профессоров и некоторых других.
В пользу запрещения чиновникам доступа в парламент в различные исторические моменты и в разных странах приводили разные мотивы. С одной стороны выставлялось опасение, что наличность в них большого числа чиновников может лишить парламент необходимой самостоятельности и поставить его в чрезмерную зависимость от правительства; говорят также, что чиновник, делающийся членом политической партии и принужденный, добиваясь избрания в парламент, участвовать в политической борьбе, не в состоянии сохранять беспристрастие в своей служебной деятельности по отношению к разным классам населения. С другой стороны выставляют как раз противоположный аргумент. Говорят, что если чиновник сохраняет в парламенте свою независимость и, являясь членом оппозиции, выступает против своего прямого начальства, то это может дурно отразиться на интересах служебной дисциплины. В зависимости от исторических и от местных условий, лишение чиновников пассивного избирательного права является то популярным требованием радикалов, то мерой, на которой настаивает консервативное правительство. Исключение чиновников из английской палаты общин было совершено в свое время, чтобы ослабить влияние правительства на парламент; в настоящее время оно удерживается потому, что министры не желают дозволить подчиненным им чиновникам говорить и действовать против них в парламенте.
Стремление ограничить доступ чиновников в парламент особенно сильно в таких странах, как Болгария, где правительство охотно проводит их туда; чтобы потом при помощи самого грубого давления на их совесть находить в парламенте необходимую поддержку. Однако в той же Болгарии всего более силы имеет и возражение противников этой меры.
– Если вы исключите чиновников, – говорят они, – то где вы, при нашей бедности в интеллигентных людях, найдете необходимое число людей, которые могли бы достойно исполнять обязанности депутатов?
Если верно, что в странах, вроде Болгарии, запрещение чиновникам доступа в парламент могло бы понизить общий уровень интеллигентности парламента, то во всех странах без исключения такое ограничение может вредно отражаться на уровне некоторых специальных знаний, которыми может и должен располагать парламент. Так, напр., запрещение доступа в него профессорам и учителям может вредно отразиться на ходе парламентских занятий при обсуждении вопросов народного просвещения. Лишение доступа в парламент судей могло бы понизить уровень знаний парламента по юридическим вопросам. Поэтому даже французская конституция, при составлении которой крупную роль играли чисто бюрократические соображения о чиновничьей дисциплине, даже она сочла нужным сделать некоторые исключения при проведении этого принципа. Против него всего более восстают те, кто, питая доверие к здравому смыслу и политическому развитию масс избирателей, считает ненужным какие бы то ни было стеснения свободы избирателей в выборе своих кандидатов. При свободной избирательной борьбе, при неограниченном праве для каждого в печати и на народных собраниях критически освещать личность борющихся кандидатов, избиратели никогда не пошлют в парламент человека, в твердости убеждений которого они имеют основание сомневаться. Зачем же нужна им указка, заранее опорочивающая целые категории людей, признанием их лишенными гражданского мужества? Есть необходимость позаботиться о защите избирателей от давления на них при выборах; но если имеется налицо главное условие правильности выборов, т. е. свобода печати и избирательных собраний, то избиратели почти всегда сумеют разобраться в достоинстве кандидатов. А если они оказываются не доросшими до своей задачи, то никакие конституционные стеснения свободы выборов не смогут принудить их действовать разумнее.
Что же касается вредного влияния присутствия в парламенте чиновников на служебную дисциплину, то есть ли нужда проводить и на гражданской службе дисциплину чисто военную? Неужели на ходе дел в каком-нибудь учреждении может отразиться дурно, что чиновник сохраняет независимость убеждений по отношению к своему начальству?
Такие соображения руководили германским учредительным рейхстагом (1867 г.), вырабатывавшим конституцию, и он решительно отверг требование правительства, настаивавшего на запрещении чиновникам быть депутатами. В германской конституции нет поэтому никаких ограничений для чиновников в их правах голоса активного или пассивного, и даже военные, как мы видели, лишенные права участвовать в выборах, всё же могут быть избраны депутатами.
Но также германская конституция сочла нужным принять одну существенную меру против подкупа правительством депутатов. «Если какой-либо член парламента, – гласит она, – получит платное место на государственной службе или повышение на ней, то он теряет свое место в рейхстаге; однако он может быть избран вновь» (ст. 21). Таким образом необходимо, чтобы избиратели одобрили каждое принятие новой должности их избранником. Подобный же принцип установлен долголетним обычаем в Великобритании и прямым предписанием конституции нидерландской (ст. 96), бельгийской (ст. 36), испанской (ст. 31) и многих др. Во всех этих странах депутат, сделавшийся министром, подлежит обязательно переизбранию. Во Франции существует такое же постановление для тех категорий чиновников, имеющих право быть депутатами, и только (по исключению) министры переизбранию не подлежат.
Некоторые конституции, даже из признающих всеобщее избирательное право или приближающихся к нему, сохраняют один остаток старины, очень существенным образом ограничивающий избирательное право, причем это ограничение получает характер чисто классовый. Мы говорим об определенном сроке проживания в одной местности, как условии, без которого никто не может быть занесен в избирательный список. Постановление о годичном сроке оседлости в английском конституционном праве, причем этот срок фактически увеличивается еще на несколько месяцев, иногда почти на целый год, временем составления избирательных списков, лишает избирательных прав не одну сотню тысяч человек, и притом почти исключительно рабочих. Лицо, принадлежащее к средним и высшим классам общества, этому ограничению подвергается очень редко, так как даже в том случае, когда оно всю жизнь путешествует по Англии или заграницею, оно обыкновенно сохраняет за собой свою квартиру, наличность которой и определяет его оседлость. Рабочий, гоняемый нуждою из одного конца страны в другой, или даже из одного участка Лондона в другой, квартиры за собой, конечно, не оставляет, и потому не имеет возможности попасть в избирательный список какого бы то ни было избирательного округа. Шестимесячный срок, установленный для муниципальных, а следовательно и законодательных выборов, 14 статьёю французского закона 1884 г. об организации муниципалитетов, имеет, благодаря своей сравнительной краткости, менее вредное значение, однако, и он вызывает недовольство французской демократии.
Благодаря этому сохранившемуся пережитку эпохи имущественного ценза, Франция может обходиться с одним избирательным списком для законодательных выборов и для выборов в органы местного самоуправления (муниципальные и генеральные советы). Но там, где принцип всеобщего голосования проведён последовательнее, там неизбежны двоякие избирательные списки. Их мы видим в Швейцарии, государстве с наиболее демократической конституцией во всей Европе и даже на всём земном шаре. Ни одно условие (кроме гражданской неправоспособности и некоторых других категорий лиц, лишенных права голоса) не ограничивает избирательного права швейцарского гражданина; ни имущественного ценза, ни периода оседлости. Но уже для выборов в кантональные советы, которые являются даже не органами местного самоуправления, а парламентами, хотя и очень маленьких государств, пришлось установить определенный срок оседлости, начиная от 3 месяцев и выше. Те же самые сроки, а в некоторых кантонах и более высокие, установлены для общинных советов, являющихся уже настоящими органами местного самоуправления. Таким образом, в Швейцарии существуют двоякие, а в некоторых кантонах и тройные избирательные списки, в которые заносятся избиратели: 1) в общешвейцарский национальный совет; 2) в кантональные советы; 3) в общинные советы5). Никакого противоречия демократизму швейцарцы в этом не усматривают и даже наиболее крайние партии (социал-демократическая) не требуют изменения этого принципа; точно также составление различных избирательных списков не представляет, как оказывается, никаких практических затруднений для общинных управлений, на обязанности которых оно лежит.
