Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
TOMAS MAYNE REID
«THE SCALP-HUNTERS.
A Romance of Northern Mexico», 1851
© перевод с английского А.Грузберг
© ИП Воробьёв В.А.
© ООО ИД «СОЮЗ»
WWW.SOYUZ.RU
Предисловие
Примерно год назад я представил публике книгу под названием «Вольные стрелки». В предисловии говорилось, что это «правда, поэтически окрашенная»; основные факты правдивы, но приукрашены поэтической вольностью, факты, разукрашенные фантазией, мозаика романтики и реальности.
Некоторые посчитали «поэтическую окраску» слишком яркой. Возможно, это и так; но общее мнение о книге не только удовлетворило меня, но и вызвало чувство благодарности; и тем, кто отнесся к ней благосклонно, я теперь предлагаю «разновидность того же самого».
Я буду вполне удовлетворен, если ваше мнение об этой книге не будет более строгим.
Я сожалею, что моя книга не имеет иной цели, кроме развлечения; но я излагаю в ней тысячи фактов – результат моего собственного личного опыта. Я постарался нарисовать сцены непривычной жизни такими, какими они сохранились в моей памяти. Если вы не поверите в их правдивость, надеюсь, вы все же сочтете их правдоподобными.
Но зачем мне настаивать на правдивости книги, если я сам говорю, что ее единственная цель – развлечение? Я и не буду настаивать. Пусть все считается вымыслом – ведь это все-таки роман; но в ответ на эту уступку с моей стороны попрошу вас не считать книгу только «романом ради романа». Если вы согласитесь с этим, я достиг своей цели.
Прежде чем идти дальше, я должен сказать два слова: одно – предупреждение вам, второе – извинения для меня. Мои сцены кровавы, некоторые исключительно кровавы, но увы! красного в них гораздо меньше, чем в реальности, из которой они взяты. Я знаю, что это слабое оправдание за то, что я их изобразил; но не хочу, чтобы вы столкнулись с ними без предупреждения. Я грубый, жестокий и безответственный писатель. Мне не хватает классических черт, которые позволяют многим моим собратьям по перу так элегантно выражать свои мысли. Если я пишу, я вынужден, чтобы заинтересовать, больше внимания обращать на содержание, чем на форму, описывать грубую реальность, а не очищенную жизнь и мысли. Больше того, моя книга – это книга о трапперах. Хорошо известно, что таперы бранятся, как солдаты, некоторые из них на самом деле гораздо хуже. Я вынужден был, насколько это возможно, облагораживать трапперов; но боюсь, что эта выразительная речь – слишком важная черта их характеров, чтобы совсем ее опускать. Если использовать банальную фразу, получится «Гамлет без Гамлета».
Однако я вижу огромную разницу между богохульством проклятий трапперов и аморальностью грязных эпизодов. Первое может лишь на мгновение вывести из себя, а вот второе способно оставить впечатление навсегда.
Я надеюсь, читатель, что ты свободен от литературного лицемерия, которое не замечает этой разницы, и, веря в это, отдаю свою книгу в твои руки.
Глава первая. Дикий Запад
Разверните карту мира и посмотрите на большой северный континент Америки. Пусть ваш взгляд упадет на дальний Запад, к садящемуся солнцу за много меридианов. Пусть ваш взгляд отдохнет на картине золотых рек среди горных вершин, на которых лежит вечный снег. Посмотрите туда.
Вы смотрите на землю, черты которой не тронуты рукой человека; эта земля все еще сохраняет форму, которую придал ей Всемогущий в самое утро творения; местность, в которой все несет божий облик. Этот вездесущий облик живет в величии гор, в шуме могучих рек; земля, благоухающая романтикой, полная приключений.
Мысленно следуйте за мной по сценам дикой красоты и свирепого величия.
Я стою на открытой равнине. Я поворачиваю лицо на север, на юг, на восток и на запад, и вокруг меня повсюду голубое кольцо неба. Ни скала, ни дерево не прерывают это кольцо горизонта. Что покрывает широкую равнину внутри этого кольца? Лес? вода? трава? Нет, цветы. Насколько хватает глаз, только прекрасные цветы!
Я смотрю на красочную карту, на прекрасную картину, расцвеченную всеми цветами радуги. Вон там золотисто-желтый цвет, это подсолнечник поворачивает свое подобное циферблату лицо к солнцу. Вон алый цвет, где мальва поднимает свои красные знамена. Вон пурпурная монарда, а вон эвфорбия распускает серебристые листья. Оранжевый цвет преобладает в цветах асклепии, а дальше взгляд падает на розовые цветы клеоме.
Ветерок шевелит цветы. Миллионы кораллов машут своими пестрыми знаменами. Высокие стебли подсолнечника сгибаются и распрямляются длинными волнами, словно в золотом море.
Вот они снова затихли. Воздух насыщен ароматами слаще арабских и индийских. Мириады насекомых машут крыльями; они сами подобны цветам; птицы-пчелы носятся, как косые солнечные лучи, или, застыв на мелькающих крыльях, пьют нектар из чаш; пчелы прячутся среди медовых пестиков или с радостной песней улетают в свой далекий улей.
Кто посадил эти цветы? Кто сплел из них этот великолепный рисунок? Природа. Это ее богатейшая мантия, более яркая, чем кашмирские шали.
Это «травянистая прерия». Название неверное. На самом деле это божий сад.
Сцена изменилась. Я, как и прежде, на равнине, и ничем не прерываемый горизонт окружает меня. Что я вижу? Цветы? Нет, видны не цветы, а обширное пространство живой зелени. С севера до юга, с востока до запада тянутся луга прерий, зеленые, как изумруд, и гладкие, как поверхность спящего озера.
Ветер гладит ее, раскачивает стебли. Все в движении; зелень покрыта движущимися темными и светлыми пятнами, когда облака набегают на солнце.
Взгляд нигде не встречает сопротивления. Иногда он натыкается на фигуры косматых бизонов или на изящные очертания антилоп. Иногда в приятном удивлении следует за далеким галопом белоснежных лошадей.
Это «травянистая прерия», безграничное пастбище бизонов.
Сцена меняется. Земля больше не ровная, но по-прежнему зеленая и лишенная деревьев. Ее поверхность представляет собой последовательность параллельных волн, которые иногда поднимаются, превращаясь в гладкие круглые холмы. Она покрыта мягким ярко-зеленым дерном. Эти волны напоминают океан после сильной бури, когда пена на волнах рассеялась, но высокие горы воды сохраняются. Кажется, что и здесь когда-то были такие волны, но потом, какой-то верховной волей, превратились в землю и внезапно застыли.
Это «холмистая прерия».
Снова сцена меняется. Я среди зелени и ярких цветов; но на пути взгляда встают рощи и густой подлесок. Кроны деревьев разные, но цвета живые, очертания мягкие и изящные. Я иду вперед, и передо мной непрерывно разворачиваются новые пейзажи, живописные и похожие на парки. «Стада» бизонов, «косяки» антилоп, «табуны» диких лошадей пятнами усеивают эти пейзажи. В рощах бегают индейки, с места на место перелетают фазаны.
Где владельцы этих земель, этих стад и этой дичи? Где дворцы, которые должны возвышаться в этих величественных парках? Я смотрю вперед, ожидая увидеть среди рощ башни богатых поместий. Но нет. На сотни миль вокруг ни одни очаг не посылает в небо дым. Эта земля знает только следы обутых в мокасины ног охотников и их врагов краснокожих индейцев.
Это «кочки» – острова в море прерии.
Я в дремучем лесу. Ночь, и горящие бревна костра бросают красный свет на все, что окружает наш лагерь. Вокруг могучие стволы деревьев, их толстые ветви, серые и гигантские, тянутся во все стороны. Я вижу кору. Она потрескалась и широкими полосами свисает наружу. Длинные змееобразные растения-паразиты перебрасываются с дерева на дерево, обвивая стволы, готовые раздавить их. Листвы над головой нет. Листья созрели и опали, но белый испанский мох гирляндами свисает с ветвей, как покров смертного ложа.
На земле лежат упавшие стволы, толщиной в ярды и наполовину сгнившие. На их концах огромные дупла, где спасаются от холода дикобразы и опоссумы.
Мои товарищи спят на опавшей листве, закутавшись в одеяла. Они лежат ногами к костру, положив головы на седла. Лошади стоят под деревьями, они привязаны к нижним ветвям и тоже кажутся спящими. Я не сплю и прислушиваюсь. Высоко над головой меж ветвями свистит ветер, длинные белые ленты раскачиваются на ветру. Дикая и меланхолическая музыка. Других звуков почти нет, потому что сейчас зима и древесные лягушки и цикады молчат. Я слышу треск поленьев в костре, шум сухих листьев, завивающихся от случайных порывов, крик «куу-вуу-а» белой совы, лай енотов и с перерывами далекий волчий вой. Таковы ночные звуки зимнего леса. Это свирепые звуки; но струны моего сердца отзываются на них. Я лежу и слушаю, и душа моя пропитывается романтикой.
Лес осенью, все еще в густой листве. Листья похожи на цветы, такие яркие у них краски. Красные, желтые золотые, коричневые. Сейчас в лесу тепло и прекрасно, и среди обвисших тяжелых ветвей летают птицы. Взгляд падает на далекие просторы и освещенные солнцем поляны. Солнце отражается в ярком птичьем оперении: золотисто-зеленые попугаи, голубые сойки, иволги с оранжевыми крыльями. Краснокрылые птицы летают в роще зеленых папай или среди янтарной листвы буковой чащи. Сотни птиц летают в листве и сверкают на солнце, как драгоценные камни.
Воздух полон музыкой, сладкими звуками любви. Лай белок, воркование голубей, разбившихся на пары, «рат-та-та» дятла и постоянное и размеренное пение других птиц сливаются вместе. Высоко на самых верхних ветвях издает свои подражательные звуки пересмешник, словно хочет заставить замолчать остальных певцов.
Я в стране коричневой голой земли и ломаных очертаний. Скалы, утесы и полоски бесплодной поверхности. Необычные растения цепляются за камни и свисают с утесов. Другие, шарообразные, лежат на поверхности сожженной земли. Еще другие поднимаются вертикально в небо, как резные рифленые колонны. Некоторые выбрасывают ветви, кривые и косматые, с овальными волосатыми листьями. Но есть что-то единообразное во всей этой растительности, в форме, цвете, в плодах и цветах; видно, что это одно семейство. Это кактусы. Целый лес мексиканских нопалей. Есть еще одно необыкновенное растение. У него длинные колючие листья, изгибающиеся книзу. Это агава, знаменитый мексиканский мескаль. Тут и там среди кактусов растут акации и мескитовые деревья, жители пустынь. Здесь никакие яркие предметы не радуют глаз; в воздухе не слышны сладкие мелодии. Одинокая сова улетает в густые заросли, гремучая змея ползет в редкой тени, неслышно пробегают койоты.
Я поднимался на одну гору за другой, и по-прежнему далеко впереди вздымались пики, покрытые никогда не тающим снегом. Я стоял на нависших утесах и смотрел на открывающиеся внизу пропасти, спящие в тиши опустошения. В пропасти упали огромные фрагменты гор и лежали, нагроможденные друг на друга. Другие такие же фрагменты угрожающе нависают вверху, ожидая какого-нибудь сотрясения в атмосфере, которое выведет их из равновесия. Эти пропасти вызывают страх, и голова у меня кружится от темных фантазий. Я держаусь за ствол сосны или за выступ камня.
Подо мной, надо мной и вокруг меня горы в хаотическом беспорядке громоздятся друг на друга. Некоторые горы лысые и унылые, на других следы растительности: темные иглы сосен и кедров, чьи искривленные стволы полурастут – полусвисают с утесов. Здесь хребет четкими очертаниями вздымается на фоне неба, а по его бокам огромные гранитные камни, словно брошенные руками титанов!
Страшное чудовище – медведь гризли бродит в горах; барсы сидят на выступающих скалах, ожидая, когда под ними пройдет на водопой лось; снежные бараны в поисках пары перепрыгивают с камня на камень. На ветке лысый канюк вытягивает голую шею с грязным клювом; и орел, плывя над всеми, четко вырисовывается на фоне голубого неба.
Это Скалистые горы, американские Анды, колоссальный спинной хребет континента!
Так выглядит дикий запад, такова сцена нашей драмы.
Поднимем занавес и познакомимся с героями.
