Танго в темноте. Часть первая

© Маруся Брауэр, 2023

ISBN 978-5-0059-9763-0 (т. 1)

ISBN 978-5-0059-9764-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чайлдфри

По роду своей деятельности я общаюсь с большим количеством людей. И когда тебе тридцать пять, первое, что спрашивают обычно новые знакомые, есть ли у вас дети. Для меня этот невинный вопрос почти всегда означает, что предстоит длинный, путаный разговор, неизбежно касающийся моих убеждений. Дело в том, что я – чайлдфри. Понятие это родом из толерантной Европы, у нас оно прижилось слабо, чаще всего просто говорят, мол, с жиру бесится, небось, родить не может, а всем заливает про убеждения.

Все может быть, только я не заливаю. Меня всегда, сколько себя помню, коробило маниакальное желание сверстниц сначала кутать и баюкать кукол, потом угонять коляски с дворовыми младенцами и нарезать круги по окрестностям, умиляясь розовым диатезным щечкам, замурованным в пеленки. В наших разговорах с одноклассницами эта тема была чуть ли не хитом в старших классах, выйти замуж по залету было сродни подвигу. К счастью, после окончания школы история про детей отошла на второй план. Я поступила в институт, сделала карьеру психолога и, казалось бы, кто, как ни я, должен понимать всю неумолимость инстинктов продолжения рода и безусловной материнской любви. Но осознание так и не пришло. Напротив, моя позиция в отношении своего будущего укрепилась и теперь я не вздрагиваю от подобных вопросов, а улыбаюсь, предвкушая бурную реакцию собеседника, как хороший шахматист, просчитывая на несколько шагов вперед все возражения.

Вариант про стакан воды, так любимый старшим поколением, утратил свою актуальность с появлением анекдота про «а пить-то не хочется…», и, если серьезно, заводить детей из желания поддержки и опеки в старости, это верх цинизма. Оставить после себя след таким образом не менее странная идея, помнят великих ученых, писателей и артистов, а быть мамой, это тяжелый и во многом неблагодарный труд. С медицинской точки зрения все гораздо проще, окситоцин, дающий матерям ощущение любви и счастья, подсаживает их на воспроизведение этих эмоций вновь и вновь, я называю это серийным материнством. Мой кайф гораздо сложнее, еще в детстве я чувствовала, как чтение книг и решение сложных головоломок поднимает мне настроение и только на курсе нейрофизиологии поняла, какого происхождения мое счастье, оно дофаминовое. Остается последнее слабое место в аргументации, отношения с мужчиной. Считается, что женщина так демонстрирует свою привязанность и любовь, но моя модель отношений, это партнерство равных, в котором ничего никому не надо доказывать и, если он принимает меня такой какая я есть, я просто отвечаю ему тем же. В итоге, эта стена из нехитрых доводов охраняет мое бездетное существование довольно крепко.

Все было бы прекрасно, если бы не мои подруги, которые уверены, что мне во что бы то ни стало нужно найти пару, такого же убежденного одиночку и эгоиста, как и я. Знаете, как это бывает, бог дает тебе подруг, которые если не убивают тебя, то делают сильнее. Через призму их восприятия мое будущее выглядит следующим образом:

Натали любит тусоваться, и она уверена, что именно в клубах полным-полно подобных эгоцентриков, которые со мной одного поля ягода и с удовольствием разделят бездетное существование. По этому поводу они всегда спорят с Марусей, матерью двоих детей, образцовой женой, которая уверена, что я просто еще не нашла того настоящего мужчину, с которого я обязательно захочу воспроизвести живой слепок. Маруся знакомит меня с приличными мужчинами и, несмотря на мою однозначную реакцию, выражающуюся тяжелыми вздохами и закатыванием глаз, не теряет надежды. Однажды она даже решилась на то, чтобы сделать меня крестной мамой для своей дочурки Вари, мужественный поступок с ее стороны был мною оценен и, конечно, я люблю свою крестницу, милейшую девчонку с бойким характером и балую ее, в тихую от матушки, проводя наши тайные вечера за уплетанием пончиков и просмотром запрещенки в виде сериалов типа «Секс в большом городе». Но желания кинуться в пучину материнства, это так мне и не прибавило.

Я люблю Марусю и Натали, и время от времени позволяю себе играть в эту игру, иногда меня это даже развлекает. Но в глубине души я уверена, что, если уж я и встречу свою судьбу это произойдет при совершенно невероятных обстоятельствах. Как происходило все значимое в моей жизни, переезд из заснеженной Сибири в Москву, поиск призвания, и многое другое.

Ада

У меня есть еще одна подруга, с которой мы дружим с самого детства, сейчас ее зовут на французский манер мадмуазель Одетт, но для меня она просто Ада. Живет она в Париже, и привела ее сюда очень интересная история, о которой я расскажу позже. Мы подружились еще в школе, но даже сейчас ближе и роднее человека в этом мире у меня нет. Хотя мы очень разные, возможно именно в этом кроется секрет нашей дружбы, нам не было ни секунды скучно друг с другом. Ада самая настоящая цыганка, а отец ее самый настоящий цыганский барон, к сожалению, этот титул не оградил любовь ее родителей, они были из разных миров и медленно, но верно эти миры отдалялись друг от друга. И тогда, мудрая мама Ады, поставила условие, она не будет препятствовать общению отца и дочери, но что такое табор Ада узнает не раньше восемнадцати лет. А в пятнадцать лет они с мамой переехали в Москву, важно было подумать о будущем. Аду по большому блату, не без папиного, видать, участия зачислили в нашу, элитную по тем временам, школу с углубленным изучением французского языка. И как две самые странные девочки в классе мы сразу стали закадычными подругами. С ее появлением мне открылся увлекательный мир «жизни не по правилам», в котором было единственное условие – быть собой.

Мы нещадно прогуливали уроки, забирались на чердак и в оборудованном лежбище, читали запрещенные нашему возрасту книги. Особенно Ада любила французов: Мопассана, Жорж Санд, Француазу Саган, Экзюпери. Видимо именно они через много лет привели ее в маленький домик на Сент Эжен, где она живет и сейчас.

В школе к нам относились с опаской, сначала как к прокаженным, детская чуйка видимо подсказывала как «страшно далеки мы от народа». Но потом, когда мы стали гастролировать с ансамблем и побеждать на международных танцевальных турнирах появился интерес пополам с завистью. И все равно, невидимая стена отделяла нас от большинства сверстников.

Родители наши работали допоздна и весь день мы были предоставлены сами себе. Сначала мы по очереди тусовались то у нее, то у меня. Адина мама прекрасно готовила и пару раз в неделю мы устраивали адский пир, вываливая из холодильника на стол все в подряд, мороженое и макароны, творог и соленые огурцы, все шло в ход. Именно тогда я поняла, что испытываю удовольствие от необычных сочетаний вкусов, хитом наших застолий все же была жареная картошка, которую мы макали в пломбир, запивая томатным соком.

Но вскоре стало понятно, что домашнее окружение тяготит нас все больше и больше, наша любовь включать громко музыку и без удержу скакать, изображая первобытные пляски дорого обходилась родителям, которым раз от разу становилось все тяжелее улаживать споры с соседями. И куда-то надо было девать секретный гардероб, хипповатые потертые джинсы и яркие блузки, в которых цыганская кровь Ады давала себе волю.

Тут и подвернулся нам дворник, дядя Сева, на самом деле он был художником абстракционистом, но поскольку жить ему было не где, он подрядился подметать наш двор и пару соседних, взамен получив ключи от каморки рядом с лифтерской. Мы часто забегали к нему, посмотреть новые шедевры, рисовал он в основном пейзажи или лица людей, но в специфичной манере, искажая пространство и пренебрегая пропорциями. Нам он часто рассказывал о своей жизни в Средней Азии, откуда он сбежал в Москву во времена распада Советского Союза.

Так вот, однажды мы рассказали Севе о том, что хотим устроить себе «дом на дереве» тайное местечко, где можно зависнуть. И он, просияв ответил, что кажется знает, что нам предложить. Долго копался по карманам и потом вытащил связку ключей и двинул к лифту, мы посеменили за ним. На девятом этаже он поднялся еще пол пролета и стал открывать дверь чердака. Мы ввалились в просторное чердачное пространство и шурша гравием, рассыпанным по полу, двинули исследовать его и вскоре увидели еще одну дверь.

– Вот тут можете расположиться – Сева указывал на вход в будущее наше «царство свободы».

Территория свободы представляла из себя квадрат примерно три на три метра, гравия не было, пол был выложен таким же покрытием, которым укрывали крыши. Мы быстро обжили пространство, приволокли матрасы и полки для книг, старый проигрыватель и даже торшер, который мама все равно уже давно грозилась выкинуть.

С этого дня у нас появилась тайная жизнь, о которой было известно только нам двоим и это объединило нас еще больше.

Подруги

Вскоре, в нашем укромном лежбище было все необходимое для зависания, даже библиотека, на полках которой «Мастер и Маргарита» соседствовала с Кафкой, а «Капитал» Маркса с «Камасутрой», последняя, кстати, была привезена бабулей из очередной поездки в Индию и представляла из себя очень редкое издание с гравюрами известного мастера 19 века. Маму мою хватил бы Кондратий, увидь она хоть краем глаза, чем занимается ее примерная дочь в свободное от зубрежки время.

К счастью, родители соблюдали правила неприкосновенности нашей личной жизни в те три-четыре часа, которые мы проводили между школой и домом, это в последствии и сформировало наш взгляд на свободу и взаимоотношения с окружающими. Даже самым близким не дано быть допущенными в святая святых внутреннего мира. Весь остальной мир был отрезан невидимой чертой и пароль для входа знаем только я и Ада. Мы с тобой одной крови…

Еще одной страстью, скрашивающей наше существование были танцы. В районном дворце культуры известная, в те времена, спортсменка Изабелла Юрьева открыла свою школу и мы, как говорят сейчас, пройдя жесточайший кастинг, влились в первый состав коллектива. Как примам балета нам досталось по партнеру. Меня поставили в пару с долговязым Костяном, который имел, конечно, танцорскую фактуру, но двигался пока как бревно. Аде достался опытный танцор, Гарик в шесть лет уже стал лауреатом всячески премий у себя в Армении, но родители переехали в Москву и здесь предстояло все начать с нуля, чему он был признаться не очень рад и всячески давал нам понять, что мы с ним не одного поля ягода и он здесь на долго не задержится. Мудрая Белла сделала ставку на то, что только ровный характер и стать Ады могут утихомирить его и, действительно, уже через полгода влюбленный Гарик бегал за ней хвостиком, всячески выказывая знаки внимания. Ада всерьез это, конечно, не воспринимала и частенько подтрунивала над ним, припоминая времена, когда заносчивость Премьера сильно нас доставала.

В один из приездов бабушка Ады подарила ей старую книгу, которая тут же перекачивала в нашу библиотеку. Книга называлась «Все о шоколаде», сборник рецептов, написана она была на французском языке. Не знаю почему, но Ада часто листала ее, задумчиво перебирая страницы и казалось, едва задерживая внимание на том, что на них было написано. Возможно, она вспоминала бабушку, по которой сильно скучала. А возможно уже тогда предвидела, какую роль сыграет книга в ее судьбе.