Шатуны

Начну с главного: я совершенно ничего, просто ни капли, не понял из слов "метафизических" философов. Все их разговоры ускользали от меня в даль все ближе к концу книги, и я читал их моно- и диалоги уже скорее механически. То ли я дурак (что, без шутки, возможно), то ли это все сделано специально. Ну черт с ними. Язык же прекрасен, напомнил мне Платонова местами. Попадаются странные эпитеты, но все совершенно в рамках, созданных автором (какие рамки-то? нет их). Яркие персонажи — два слова и ты уже представляешь их как родных. Ну и куротруп, конечно. Куротруп — лучший момент этой книги.

Что это было?!? Нет, серьезно, автор, ЗАЧЕМ нужно было это писать??? И более того, ЗАЧЕМ нужно было издавать ЭТО в виде книги??? Такие вещи надо печатать где-нибудь у себя в блоге и рассылать истинным ценителям своего "гения". Но зачем же вот так в массы?..

Я люблю всё нестандартное в литературе, книги о наркоманах, о грязи, крови и смерти, но это... К 50-й странице меня уже просто мутило от мерзости и отвращения. ИМХО, но это не должно было пройти цензуру еще в издательстве.

Представьте себе Москву 60-х, Гагарин только что полетел в космос, советские граждане вот вот будут жить при коммунизме, Че Гевара и Фидель Каcтро бросают вызов капитализму, Хрущев ссорится с Мао, в Далласе убивают Джона Кеннеди. В это время в Москве тихонько сидит советский писатель Мамлеев и пишет про убийство еще не рожденных детей с помощью члена их отца и аккуратно складывает листы рукописи в стол не надеясь на их публикацию. Сложно поверить, что пока твои бабушка и дедушка хохотали над выступлениями Райкина, где-то сидел и выдумывал свои дикие зарисовки Юрий Мамлеев. В этом несоответствии времени и идеи и затаилась одно из главных преимуществ книги: читая ее сейчас удивляешься написанному, забываешься, смотришь на обложку, чтобы найти там фамилию Сорокин. Книга интересна с…

Такое чувство, что ты видишь страшный и противный сон в самых ужасных подробностях. И убежать из этого сна нельзя до самого конца. Абсолютное зло, которое напоминает нам, что мир этот иррационален, и наша псевдорациональность может в любой момент быть растерзана Зверем. Тупым, диким Зверем, ведомым жаждой смерти. И становится страшно.

Книга-сон. Книга-напоминание. Пей, малыш, кофе, ешь гамбургер. Когда придут крошить черепа, пожаловаться некому будет. Зачем они придут? Почему именно ты? Эти вопросы в никуда. Просто будь готов самому стать Зверем, чтобы защищаться. Шатуны рядом.

Слово "метафизический" со своими производными, формами и т. д. в этой, на самом деле, очень короткой книге, употребляется 49 раз; слово "трансцендентный" -- 15 раз; слово "водка" -- 26. И в этом весь Мамлеев, вернее, все "Шатуны", потому что больше ничего не читал. Поначалу кажется, что это нечто в духе Масодова: такой более-менее высокохудожественный треш, но по ходу повествования становится ясно, что "Шатуны" ни много, ни мало -- роман идей. Или идеи. Смерть, ситуация столкновения со смертью, иным, духовный поиск, родственный болезненному богоискательству Достоевского, но с какой-то другой, темной стороны -- идейный костяк романа, поверх которого наложены персонажи, к слову, очень колоритные. Мне определенно нравится язык Мамлеева: очень сочные образы, при, казалось бы, вопиющей…

Подмосковный Мальдорор. О "Шатунах" Мамлеева Роман "Шатуны" не должен был увидеть свет никогда. Обычно, когда у писателя заведомо нет никакой надежды на издание своей книги, он или бросает ее, не оканчивая (вспомним того же Кафку), или же продолжает работу, все меньше и меньше заботясь о вопросах самоцензуры. Смысл стесняться писать о чем-либо, если все равно никто это читать не будет? "Шатуны" представляют собой именно этот случай патологически искреннего нефильтрованного текста. Если быть точным, то изредка чтения "Шатунов" все же проводились где-то в подмосковных лесах. Кое-кто из особо впечатлительных, рассказывают, блевал. А на отдельных небезызвестных деятелей эти мероприятия, по их же словам, произвели впечатление совершенно неигладимое.

*** - Садитесь, Николай. Рассказывайте... - Что вам рассказать? - улыбнулся Николай. - Как это что? - в свою очередь улыбнулся профессор Мамлеев - рассказывайте о впечатлениях! Николай задумался. Еще вчера, собирая и раскладывая сопли по банкам, он и не думал, что столкнется с таким интересным субъектом. Когда он взял в руки труд "Шатуны", он надеялся на сорокинскую школу, зная о том, что Мамлеев был учителем, но односторонним в процессе преподавания. - Я, в общем, долго думал... Знаете, это как взять и оторвать голову кошке, а потом выпить ее кровь. Интересно, но... - Ну как это но? Было же там и такое? - перебил профессор. - Да было, было. Вопрос скорее такой: точно ли это было? Или это всего лишь вопрос осознания своего Я? Разумный эгоизм? Или гипербола разумного эгоизма? - Вы слишком…

Первая часть книги была очень вкусной чернухой, однако дальше начался бред и дочитывать не хотелось.

Фигура первая, традиционная

Итак, после релаксационного лета я врубил режим хардкор-метафизики и расчехлил давний хтонический список мастридов. Эта замечательная книга – первый русскоязычный метафизический роман, написанный аж в 1966 году. Главный герой романа – простой сельский парень Фёдор Соннов. В охватившем родную страну безвременье Фёдор мечется, пытаясь найти высший смысл бытия, дабы не прожить бессмысленную наполненную бесполезными мещанскими радостями жизнь. В этом ему помогает молодая московская интеллигентка Аннушка, приехавшая в деревню из города, дабы приобщиться к корням, припасть к истокам русского самосознания, затерявшимся среди безликих серых городских бараков. Фёдор и Аннушка остро чувствуют родство душ промеж собой и находят-таки этот смысл жизни в…

Фигура вторая,…

Начиналось всё как "Жизнеописание Чикатило и его лоботомированных друзей", потом плавно перетекло в метафизические теории, щедро разбавленные шизофреническим бредом... Из интересных моментов - радовало парадоксальное поведение героев и совершенно безбашенный, наполненный первозданной пустотой, сюжет. В общем, все вроде бы умерли, хотя никто так и не успел родиться... Шибейя!