Единственное, чему я доверяю, – моя грудь. Я люблю свои груди. Потому что ими нельзя никого убить. Ведь и руки, и ноги, зубы и язык, и даже взгляд – это оружие, способное убить и нанести вред. А груди на такое не способны. У меня есть две такие круглые груди, и значит, все нормально. |
|
|
"В искусстве – личное спасение, но в нем не может быть спасения для всего человечества" |
|
|
Мы есть то, что мы говорим. |
|
|
Внезапно мне открылось, что я всегда был одинок, что никогда не мог рассчитывать ни на родителей, ни на Бога, чтобы переложить на их плечи ответственность за своим проблемы. С возрастом, размышляя о жизни или принимая решения, я привык опираться, словно на костыли, на смутные представления,… Развернуть |
|
|
- Тогда сначала посмотрим "публичный дом". В словаре "Эспаза", да. |
|
|
Люди, которые были вместе и достаточно близки, встречаясь через много лет, ищут ту ушедшую близость, хотя стали уже совсем другими, это можно сравнить с водой, которая была в вазе, а потом стала паром или дождём. |
|
|
Проблема в том, что, когда тебе все понятно, это еще не значит, что все становится ясно. |
|
|
Верный своей репутации великого сфинкса, глава государства разрешил премьер-министру объявить трехдневный национальный траур, но сам хранил молчание. Его позиция вполне соответствовала определению политики, которое он несколькими годами ранее, еще на пути к вершинам власти, дал в одном ныне почти… Развернуть |
|
|
«Черт, откуда у них столько денег? – привычно дивился Саша на дорогие машины, из которых выходили молодые люди в хорошей одежде. – Одна эта машина стоит столько, сколько мать моя не заработает за сто сорок лет. Она что, плохо работает?.. Или я опять задаю глупые вопросы?» |
|
|
За все за это, за посредственность, вознесенную на пьедестал, мы заслуживаем смерти. Все мы: журналисты, критики, читатели, издатели, писатели, общество – все. |
|
|
Ничто так не пугает, как необъяснимые явления, вписывающиеся в реальность: их следует опасаться, не выдвигая успокоительных версий насчет миража или неадекватного восприятия, потому что они не только мешают нам увидеть разные, в том числе и самые омерзительные лики реальности, но и не дают понять,… Развернуть |
|
|
Сама жизнь бунтует против претензии расследования на всеохватность. Я сейчас говорю о жизни только в ее внешних проявлениях, которые могут стать объектом расследования. Потому что психологию человека, жизнь его духа, жизнь его души, его внутреннюю загадку расследовать нельзя. Чтобы получить… Развернуть |
|
|
Возможно, быть выдающимся писателем – значит всего-навсего умело скрывать случаи плагиата и непрямого цитирования […]. |
|
|
– Не знаю, есть ли еще у меня желание знать, кто такой был этот Элиман. К любимым художникам не надо подходить слишком близко. Восхищаться ими надо издалека, молча: вот хороший тон. Тебе так не кажется? Мне достаточно «Лабиринта бесчеловечности», хоть он и не закончен… Но я понимаю, тебе хочется… Развернуть |
|
|
Близкие друзья умеют ссориться и мириться и знают, что не надо говорить друг другу все до конца. Возможно, потому, что твой друг может в ответ дать тебе затрещину. |
|
|
Я как наяву видел Мусимбву, который в одиночестве сидит в недостроенном колодце. |
|
|
Он излагал мне свою жизненную философию, которую можно вкратце изложить так: у реальности нет альтернативы, все, что происходит с человеком, происходит в реальности. |
|
|
Но нет, это я зря: нельзя низводить Мадага до роли эквивалента или африканского двойника Рембо, нельзя копаться в литературных ассоциациях, пытаясь подобрать аналогию, потому что у каждого человека – собственное одиночество, от которого не отделаться. |
|
|
С трудом пробираясь по узкой дороге, я задавался вопросом: что же такое могло быть написано давным-давно, чтобы сегодня я отправился в деревню Элимана, расположенную по соседству с моей; в деревню, откуда, быть может, вышел «Лабиринт бесчеловечности», который я открыл для себя далеко отсюда, как… Развернуть |
|
|
Когда-то конголезец Мусимбва занимал нишу «молодого африканского писателя с большим будущим». Он на три года старше меня и уже написал четыре книги, которые были с восторгом приняты не только нашим «гетто», но и критикой во внешнем мире. После успеха первого романа он бросил работу бармена, чтобы… Развернуть |
|
|
Шарль Элленстейн вспоминал своего друга. Они расстались, толком не попрощавшись. Он жалел об этом. Вот почему он возвращался в Париж: чтобы исправить прошлую ошибку (Элленстейн принадлежал к тем людям, которые считают это возможным). |
|
|
Любая книга, притязающая стать абсолютом, заранее обрекает себя на поражение; но именно сознание неизбежности поражения вдохновляет того, кто берется за такое. Жажда абсолюта, уверенность в грядущем фиаско: вот уравнение творчества. |
|
|
Я хочу сказать: ничто так не печалит человека, как воспоминания, даже счастливые. |
|
|