Новинки Донны Харауэй

Антропоцен, капиталоцен, плантационоцен - имена периодов, связанных, согласно Донне Харауэй, с человеческим и многовидовым вымиранием. «Хтулуцен»‎ - посреди них. Но это - смутный мир, мир «‎на ощупь»‎: «‎Чтобы оставаться со смутой, не нужно выстраивать отношение со временами, называемыми "будущими". Чтобы оставаться со смутой, нам требуется научиться быть подлинно в настоящем, но не в качестве исчезающей точки между ужасающим или же райским прошлым и апокалиптическим или же спасительным будущим, а в качестве смертных тварей, вплетенных в мириады незавершенных конфигураций мест, времен, материй, значений и смыслов.»‎ Жизнь в хтулуцене - это искусство обращения с тентакулярными сущностями, запутанностями человеческого и нечеловеческого. Книга Харауэй - экспериментальное переплетение философии и фантастики ради обнаружения смысла в условиях ухода от метафизики антропоцентризма и властных иерархий к восстановлению неустойчивых, кочевых, прекарных форм страннородства: «‎Заводи сородичей, а не детей!»‎ Её радикальные сценарии - мутации, экспериментальные генеалогии, межвидовые гибриды, отказ от воспроизводства себе подобных - могут вызвать неприязнь и непонимание у сторонников идеи человеческой исключительности. Но у такого подхода есть важное преимущество: понимание существования не как индивидуального и обособленного, а как «‎совместного-с»‎, вплетенного во множество других существований. Такой подход делает необходимыми политики заботы. Забота - не власть и контроль, но - восстановление поврежденной Земли и новые союзы родства, где равный доступ получает прекарные, квирные, экстравагантные и другие обесцененные способы существования. Забота, таким образом, преодолевает границу данного, скрепленного ложным союзом прошлого и будущего, и открывает ценность множества практик жизни и умирания.

Modest_Witness@Second_Millenium.FemaleMan_Meets_OncoMouse explores the roles of stories, figures, dreams, theories, facts, delusions, advertising, institutions, economic arrangements, publishing practices, scientific advances, and politics in modern technoscience. The book's title is an e-mail address. With it, Haraway locates herself and her readers in a sprawling net of associations more far-flung than the Internet. The address is not a cozy home. There is no innocent place to stand in the world where the book's author figure, FemaleMan, encounters DuPont's controversial laboratory rodent, OncoMouse.



This 20th anniversary edition includes a new interview with Haraway, as well as a teaching guide and discussion questions updated for the 21st century.

В одной из своих важнейших статей Харауэй утверждает, что всякое знание несет на себе отпечаток того места/позиции/ситуации, в которой оно производится. Это не значит, что при этом оно становится неизбежно субъективным и относительным. Наоборот. Только в том случае, если мы откажемся от того, чтобы играть в God’s trick, размещая себя в качестве бестелесных субъектов-наблюдателей, парящих в высотах абстракции и незаинтересованно окидывающих мир своим всевидящим взором, становится возможной объективность. Ситуационная, частичная, политическая. К тому же, как замечает Харауэй, лучше смотреть не с надмирных высот, а снизу, со дна, из…

Haraway’s ‘Cyborg Manifesto’ is a key postmodern text and is widely taught in many disciplines as one of the first texts to embrace technology from a leftist and feminist perspective using the metaphor of the cyborg to champion a socialist, postmodern, and anti-identitarian politics. Until Haraway’s work, few feminists had turned to theorizing science and technology and thus her work quite literally changed the terms of the debate. This article continues to be seen as hugely influential in the field of feminism, particularly postmodern, materialist, and scientific strands. It is also a precursor to cyberfeminism and posthumanism and perhaps anticipates the development of digital humanities.