Лучшие книги Кирилла Викторовича Рябова

В древние времена было принято считать, что Вселенная состоит из трех миров: Неба, Земли и Преисподней. Почти все религии учат, что Бог обитает на небесах, поэтому, обращаясь к нему, люди воздевали руки вверх. Однако были и другие, которые в попытках достучаться до Всевышнего взывали к тому, что находилось под их ногами. Объясняли они это просто: земля крутится, и то, что считается низом, может вполне быть и верхом. Важен был сам посыл - с какой страстью и с какой искренностью исходил он от человека. Получалось, Бог был в небесах и под землей, в высоком и низком, в чистом и грязном, везде. Он был в самом человеке, но вряд ли человек об этом догадывался.
Эта книга и есть та Вселенная, состоящая из трех миров. Они кружатся, меняясь местами, и непонятно, какой из них низок, а какой высок. Каждый сможет сделать свой вывод, но вряд ли он окажется правильным, если читатель не заглянет, как в зеркало, внутрь себя. Например, гак, как это сделал Кирилл Рябов, назвавший книгу своим псевдонимом, ставшим культовым в сети Интернет.

Кирилла Рябова сравнивают с Хармсом и Камю, говорят, что он Балабанов в современной литературе, называют главным писателем своего поколения. Роман «777» подтверждает эту репутацию. Внезапное счастливое событие — ошибка банкомата, выдавшего главному герою баснословную сумму, — запускает череду событий, насколько страшных, настолько же и смешных. Гай Ричи с инъекцией…

Потеряв жену, теряя с каждым шагом все больше и больше, главный герой повести «Пёс» оказывается вынужден удивительным образом обрести внутренние силы, смысл и цель, которые помогут спасти и спастись от демонов этого мира, сгореть, чтобы среди абсолютной тьмы обрести свет и покой. В рассказе «Безумный, безумный, безумный день» герою тоже предстоит путь к свету, но…

Сборник малой прозы составили две повести и рассказ — это жанры, самые органичные языку и фантазии Кирилла Рябова. В них его изобретательность, искусство построения диалогов, звучащих правдивее, чем в реальной жизни, берут новую, доселе еще не достигнутую высоту. Ужас, таящийся в повседневности, дойдя до предела, оборачивается то гротеском, то хоррором, через…

«Фашисты» Кирилла Рябова — сборник рассказов, в которых главному герою неминуемо приходится столкнуться со злом и, столкнувшись, вступить с ним в схватку. Здесь нет обещания победы и торжества добра, даже обещания остаться в живых нет, но есть одно главное и непременное условие: как бы ни было трудно, необходимо остаться человеком, защитив и сохранив собственную душу.

Новый роман Кирилла Рябова посвящен тяжелой судьбе русской женщины: среди бытовой неустроенности, всеобщей энтропии и общего абсурда русской жизни главная героиня этой книги ищет личное счастье — ищет и находит. Но это не точно.

Новый роман Кирилла Рябова — пронзительная история о мучительной любви и пагубной зависимости, ведущих душу художника по современным станциям крестного пути через мрачный, мистический город.

Мир Кирилла Рябова - это сверкающий нуар. Как в новогоднем шаре из ниоткуда рождается метель, так на страницах задувает то, что Курцио Малапарте называл "черным ветром". Комнаты, квартиры, подъезды, дворы, набережные, плешивые городские заросли - почти дистопический пейзаж, по которому слоняются странные люди с едва различимыми чертами обветренных лиц

Тут невозможно говорить о реализме: хотя стиль Рябова предельно реалистический, бесстрастный и сухой, но сквозь каждый фрагмент текста пробивается, как радиопомехи, которые невозможно заглушить, неведомый шорох, образующий нездешнюю мелодию, страшную и завораживающую. Как будто ты одновременно предвкушаешь праздник и переживаешь горечь его угасания.

Кирилл Рябов мастерски владеет жанром рассказа. Вековое царствие романа в литературе привело к тому, что очень небольшое количество современных писателей понимают, что такое рассказ. К рассказу всё больше принято относиться как к анекдоту с понятным сюжетом и неожиданным закруглённым финалом либо же как к синопсису романа, на который не нашлось сил, чтобы его расписать. Кирилл Рябов строит ткань своего повествования из набора будничных и на первый взгляд бессмысленных событий, наполненных яростью мира. При ближайшем рассмотрении эти точно выбранные и вырезанные из жизни эпизоды выстраиваются в очень важное высказывание, некий иероглиф, который нельзя заключить в трюизм вроде «добро должно победить зло» или наоборот, но который переворачивает что-то внутри тебя.

Стилистически рассказы наследуют американскую классику: Шервуд Андерсон, Раймонд Карвер. Лаконичное повествование, отказ от ненужных красивостей, точность в деталях, сочувствие герою без сентиментальности. С другой стороны, кафкианский клаустрофобный язык и влажный, гниющий Петербург создают совсем иную, северную эстетику, постоянное дыхание смерти и мамлеевская метафизика выводят эти рассказы на какой-то мистический уровень, куда страшно заглянуть. Словно раскопанная могила, сырое дыхание этих текстов приглашает тебя куда-то, сообщает что-то важное на древнем языке, который ты понять не можешь. Эти рассказы — тяжёлый наркотик и яркое сновидение, которое отпечатывается в памяти. Важно не нарушать дозировку и поглощать их медленно, с перерывами на собственный быт. С опытом прочтения начинаешь видеть что-то новое и важное в наборе нелепостей собственной жизни.

Книга продолжает серию «Кинороман» и дает ей неожиданное направление. Прямая экранизация здесь невозможна, количество трактовок зависит только от вашего воображения. По-прежнему существуют вещи и чувства, которые не описать словами, которые не визуализировать. По-прежнему автор расширяет границы того, что нам кажется дозволенным.

«Повесть называется «Щель», но это скорее надрез, сделанный скальпелем: аккуратное продольное сечение, через которое мы можем наблюдать дыхание гниющего тела, как будто это болезненно спящий вулкан. Читатель (зритель) берёт книгу (приходит в кинотеатр), но там нет текста (не показывают кино), и он перелистывает пустые страницы (видит бесконечные вступительные титры и не узнаёт имён), в том время как автор вдумчиво пишет его жизнь, наблюдая через глазок под потолком. Бесконечный бэкстейдж, вечные сумерки рабочего дня, который не заканчивается даже во сне. Дальше — с произошедшей в XXI веке отменой подлинности смерти — мы вынуждены корчить из себя homo faber перед ряженой старухой с косой. Изображать людей, наделённых какими-то важными навыками, хотя наша жизнь — просто бесконечная дрочка. Во всяком случае, так считает режиссёр-постановщик, последний из великих»

— Женя Алёхин, куратор серии «Кинороман».