Цитаты из книг — Жанар Кусаинова
По популярности
Нелюбимая женщина любимого человека. Она ему интересна, как бывает интересна книга, точнее справочник, энциклопедия.
Годы спустя я понимаю, что имена из прошлого порой и есть то самое, что делает меня - мной, когда я умру, они не исчезнут, пока я существую, и после моей смерти останутся. Пачка пожелтевших конвертов. И имена, от которых - больно, жарко, радостно и печально, от них хочется скрыться, их - хочется найти. Имена, услышанные в…
— А почему люди живут? — Живут, потому что любят, им тогда все легко — и работу работать, и учебу учить, и дышать. Знаешь, как легко дышится, когда любишь?..
Это ж какую силищу внутреннюю надо иметь, чтобы жизнь прожить в нашей стране и на старости лет вот так, легко, едва ли не танцуя, на каблучках. И в здравом уме и в светлой памяти!
Как странно устроен мир, нет в нем мира и порядка. На север пойдешь, там волка бьют, на запад, там коту больно, на восток взглянешь, там лиса убивают... Нет в мире добра: иди на все четыре стороны, и всегда найдется тот, кому горестно. И мне сейчас тяжело дышится.
— Не плакать! Не ныть! Как ты понять не можешь, чучело, что, если ты ляжешь, ты сдохнешь? Двигайся, чучело! Двигайся, не сдавайся!
Он научил меня приезжать на вокзал, когда хочется побыть между прошлым и будущим, между настоящим и выдуманным. Быть между и не бояться.
Хорошо, что мы встретились на перекрестках, прикоснулись друг к другу и дальше отправились жить.
Ужас стать вдруг неинтересной был настолько силен (а значит, опять одиночество), что подстегивал меня все активнее и активнее сочинять истории, рассказывать, находить нечто яркое в жизни - там, где другой человек пройдет мимо, я находила мелочи, трогательные, смешные, разные.
Ояр был родом из Прибалтики, из тех репрессированных прибалтов, которых сослали к нам после войны. Наверное, эстонец или литовец. Не знаю. Не важно. Срок прошел, а он так и не почувствовал, что освобожден. Так и остался. Нет, не прижился, просто вахту не смог оставить. Следил за бараками, в которых был лагерь, за…
Солнце встало значит, пора работать. Солнце село, значит, можно отдохнуть... Жить просто, жить трудно. Быть живым - больно.
Я из вредности ела плов руками, как казахи, а не ложечкой!... И как казахи, пила из пиалы, а не из кружечки.
Если бы Мэри Поппинс не была англичанкой, она была бы татаркой.
А потом дождь закончился, вышло солнце, и слезы высохли, и что-то такое горячее поселилось в моей душе. Я только потом поняла, что это зернышко моего горя. Теперь оно проросло, больно пустило корни сквозь меня, они ушли глубоко в землю, и вот я держусь ими на этой земле и не улетаю в космос как воздушный шар, наполненный…
Знаю никто никогда не найдет то крохотное зернышко беды, что просачивается в тебя вместе с дождем, во врем которого ты оплакиваешь то, что только ты можешь оплакать, что-то из глубины. И вот тогда это зернышко поселяется в тебе, и пускает глубокие корни, и может, когда-нибудь ты и сам поймешь, что эти корни и есть то, на…
Он позвонил еще раз. Трубку я больше не брала. Продолжала крутить свои любимые диски, «Сектор Газа» и пить пивко. Тогда он позвонил мне в прямой эфир. И я по глупости своей взяла трубку и.. Такими словами меня еше не увольняли. Это было первое живое выступление в эфире. Меня всётаки услышали! Виват!
Я молчу, не знаю, что ответить. Смотрю на фикус, а он по-прежнему кривой и довольный жизнью. И, видимо, не против еще по сто. У них, у Корешковых, даже фикусы пьют! Это семейное.
Расстояние между Леной и Сережей - два лестничных пролета, и война, и ее первенец, которого она не выносила, разлука, которая навсегда. И что? А ничего. НИЧЕГО, при встрече даже взгляды пересекутся. НИЧЕГО. Это тот мальчик, ради которого она была готова с крыши.. Это та девочка, из-за которой, как он мне кричал в трубку,…