Эхо забытых чувств. Глава 3. Выбирай варианты продолжения.

Предыдущая Глава 2.

Эхо забытых чувств. Глава 3.

С самого начала жизни нам вживляют холод. Не физический, конечно. Речь идет о генетической сыворотке, которую вводят каждому новорожденному прямо в родильной палате. Этот укол — нечто большее, чем просто медицинская процедура. Он символизирует наш переход от хаотичного прошлого, в котором эмоции разрушали общество, к новому порядку, где чувства стали ненужным и даже опасным грузом.

Каждый день я вижу результаты работы той самой сыворотки, которую вводят младенцам при рождении. Люди ходят по улицам с пустыми лицами, их шаги выверены, бесшумны, как и их мысли. Мы больше не страдаем, не радуемся — мы просто функционируем.

Мы чувствуем холод и жар, голод и жажду — физические потребности остались с нами. Способность анализировать и мыслить тоже никуда не исчезла. Но самое важное — эмоции, которые определяли нашу сущность, были удалены. Ревность, страсть, радость и страх — всё это стало пережитком прошлого.

Мне кажется, что я не такая. Не знаю, почему сыворотка не подействовала на меня до конца, но, кажется, я могу чувствовать. Глубоко, скрытно, как это делают преступники. Никто не должен знать об этом. Впервые это произошло после интервью с парой «эмпатов», мужчиной и женщиной, которых приговорили к гормональной кастрации. Когда я выходила из комнаты для допросов, женщина, её звали Лариса, посмотрела на меня с лёгкой улыбкой. Словно говоря: "Ты всё ещё можешь чувствовать. И ты это знаешь".

От этого взгляда внутри меня словно стукнуло током, вызвав лёгкую дрожь. Она знала. Я не понимала, как, но она почувствовала, что во мне осталось что-то живое, не поддавшееся этой системе. Возможно, именно это и привлекло меня в этой истории —мысль, что эмоции, как бы глубоко они ни были скрыты, всё ещё существуют во мне.

Если бы правительство обнаружило, что я способна на эмоции, меня бы изолировали. Возможно, подвергли гормональной кастрации, а может, и вовсе убили. Пока я скрываю свои способности от всех. Я сама ещё до конца не разобралась в себе.

Моя работа — собирать факты и писать нейтральные статьи. Однако последнее расследование погрузило меня в мир, который я боялась, но втайне искала. Я наткнулась на следы экспериментов, которые велись на людях, таких как я — тех, кто, несмотря на генетическое вмешательство, смог сохранить способность испытывать эмоции. И чем дальше я продвигалась в расследовании, тем отчётливее осознавала, что это была не случайность.

Когда я была маленькой, в интернате, нам рассказывали, что до нашего времени мир был местом хаоса. Люди сражались из-за любви, убивали из ревности, разрушали себя из-за страха и ненависти. Всё это, как нам говорили, было результатом эмоций, которые не поддаются контролю. Чтобы предотвратить дальнейшие катастрофы, учёные создали сыворотку — гениальный, но жёсткий ответ на человеческую природу.

Эта сыворотка, как я позже узнала, воздействует на лимбическую систему. Амигдала, область мозга, которая отвечает за обработку эмоций, подвергается блокировке, что подавляет способность к эмоциональным реакциям. Гиппокамп также модифицируется, что препятствует формированию эмоциональных связей с людьми и событиями.

В результате работы сыворотки человек сохраняет когнитивные способности и логическое мышление, но теряет способность испытывать глубокие эмоциональные переживания и привязанности — ни любви, ни страха, ни радости. Наша жизнь стала прогнозируемой, лишённой хаоса. Всё под контролем, всё упорядочено.

Когда я начала работать над расследованием, я обнаружила, что есть целые группы людей, которые подвергаются дополнительным экспериментам. Они подвергались усиленной обработке, чтобы полностью исключить даже случайные эмоциональные проявления. И тут я задумалась: а что, если уколы, которые получали младенцы, не так эффективны, как нам внушают?

Я встретилась с женщиной, Ольгой, учительницей в интернате, который находился за городом, вдали от правительственных камер и технологий слежения. Она связалась со мной, оставив записку под стеклоочистителем моего автомобиля. Её звали Ольга, и она рассказала, что её ученица — единственная из всех детей, кого она знала, начала проявлять чувства.

"Ее зовут Алиса, она стала улыбаться, когда смотрела на котов, играющих во дворе. Сначала я думала, что это просто рефлекс, но потом она начала громко смеяться, в то время как другие дети сосредоточенно выполняли учебные задания. Она искала мой взгляд, тянулась ко мне, и я поняла, что это невозможно. Они забрали её через неделю, когда узнали. После этого я изменилась, теперь я тоже могу чувствовать. Я хочу найти ее", — голос Ольги дрожал, но она старалась держать себя в руках.

Мне не нужно было задавать лишние вопросы. Я знала, что произошло дальше. Дети, у которых сохранялись признаки эмоциональной активности, исчезали. Их отправляли в спецучреждения, где их подвергали дальнейшему "лечению". Слово "эмоция" в нашем мире стало чем-то вроде диагноза.

— Я читала ваши статьи, — продолжила Ольга, — вы часто бываете в закрытых зонах, собираете данные об эмпатах. Помогите мне найти Алису!

Ольга показала мне фотографию, на которой была запечатлена голубоглазая девочка с улыбкой — настоящей, искренней, полной радости и жизни. В этом был весь ужас ситуации. Девочку просто стерли из системы, как будто её никогда и не было.

Прошло две недели с тех пор, как я встретилась с Ольгой. Её слова до сих пор эхом звучали у меня в голове. В ту ночь, когда мы встретились, я чувствовала, что Ольга не просто нарушила правила — она рисковала своей жизнью. Тогда я не думала, что всё может раскрыться так быстро.

Ольга исчезла из поля зрения. Я пыталась ее найти. Её дом был запечатан. В интернате она не появлялась. Официальных новостей не было, но я знала, как работает система. Любой, кто проявляет признаки эмоциональной активности или же осмеливается скрывать правду, сразу становится целью.

Однажды я увидела короткое сообщение в ежедневном коммунике Министерства юстиции. Это было уведомление для прессы: «Ольга С. подверглась гормональной кастрации за нарушение режима контроля».

Моё сердце замерло. Кастрация означала окончательное подавление любой способности чувствовать. Её превратили в одного из тех безликих людей, которых она так боялась. Это было предупреждение и для меня: если я продолжу расследование, меня ждёт то же самое.

После встречи с Ольгой я стала замечать кое-что странное. Это было как тихий шёпот в темноте — я начала получать информацию о группе людей, которая называла себя "Чувствующие". Это были те, кто осмеливался быть собой в мире, где эмоции стали незаконными. Они действовали в тени, осторожно скрывая свою идентичность, чтобы избежать репрессий со стороны властей.

Эти люди находили друг друга в самых неожиданных местах — через книги, старые записи, скрытые намёки. Они обменивались письмами, кодами, которые невозможно было разгадать тем, кто не испытывал эмоций. Их цель? Восстановить мир, где чувства снова могли бы быть частью человеческой жизни.

Чем глубже я погружалась в расследование, тем яснее становилось: правительство знало о существовании таких людей. Оно не просто блокировало эмоции через сыворотку — оно пыталось искоренить саму возможность того, что люди могут снова начать чувствовать.

Однажды я получила электронное сообщение, которое изменило всё. Видео было размещено в зашифрованном файле, и для доступа требовалось ввести пароль. У меня было всего три попытки, потом доступ к файлу был бы утрачен. Я ввела своё имя «Анна» — неверно. Я решила подождать — возможно, тот, кто прислал запись, передаст сообщение о том, как её открыть. Вечером, открывая дверь в свою квартиру, я нашла записку:

Я колю, но не как игла,
Во мне много боли и зла.
Я рождаюсь, когда кто-то обижен,
Моя сила в тебе неподвижна.
****

Видимо, отгадка и есть пароль к файлу. Я задумалась… Может быть, ответ: ярость? Я подошла к ноутбуку и ввела пароль. Ответ — неверный. Осталась только одна попытка. Отгадка могла быть любой: раздражение, негодование, злость, бешенство. Кажется, я начала понимать, что значит испытывать эти чувства! Вдруг мой взгляд упал на последнюю строчку в записке: ****. Может быть, это не случайно — четыре звёздочки, означают четыре символа. Меня осенило: "гнев". Пароль — это "гнев". Я ввела слово, и файл открылся.

Это была видеозапись, сделанная скрытой камерой. На ней был ребёнок, около трёх лет, равнодушно собирающий пазлы — абсолютно нормальное поведение для нашего общества. Но когда женщина, видимо его мать, погладила его по голове, он внезапно расплакался и потянулся к ней, как будто просил защиты. В записке было сказано, что на следующий день этот ребёнок исчез, и больше никто не знал, что с ним стало.

Теперь я стояла на пороге истины. Я понимала, что проводить опыты над детьми, было жестоко, даже если общество считало это необходимым. Я знала, что, если выведу эту информацию в свет, меня уничтожат. Но страх не мог затмить чувства, которые я испытывала. Чувства, которые я считала своими врагами, стали моим единственным мотивом.

Я должна была решить, что делать дальше. Моя работа, моя карьера — всё могло рухнуть в одночасье. Но одна мысль не давала мне покоя: что, если то, что делает нас слабыми в глазах системы, на самом деле и есть наша самая большая сила?

Я открыла ноутбук и начала писать. С каждой строкой я ощущала, как холодный мир, в котором я жила, начинает трещать по швам. Я писала не ради правды, а ради тех, кто ещё мог чувствовать. Тех, кто был скрыт и боялся, но не сдавался.

Я провела всю ночь за работой. Строчки текста появлялись на экране одна за другой. Статья была рискованной, но я знала, что правда должна выйти наружу. Заголовок — "Эмпатия в мире без эмоций: кто остаётся человеком?" — отражал суть того, что я узнала за последние месяцы. О подпольных группах, пытающихся вернуть себе чувства, о жестоких экспериментах над детьми и о мире, где людей превращают в машины.

Мои пальцы быстро бегали по клавиатуре, вокруг царила тишина. Утро настало незаметно, и, наконец, я поставила последнюю точку. С чувством облегчения я сохранила файл и закрыла ноутбук. Да, я была истощена, но гордилась проделанной работой.

Придя на работу, я открыла свой ноутбук — и моё сердце замерло. Файл со статьёй был на месте, но текста не осталось. Все страницы исчезли, все мои слова стерлись, осталась лишь одна фраза: "Ты не можешь остановить систему в одиночку."

Я едва сдержала испуганный выдох. Мои мысли лихорадочно метались. Кто взломал мой компьютер? Эту статью я никому не показывала. Может, это угрожающий намёк? Спецподразделение Министерства контроля, которое следит за безопасностью цифровых систем. Если это их работа, то мне грозит серьёзная опасность. Холодок пробежал по моей спине.

Вдруг я осознала: может, они уже давно за мной следят!

Тимофей Ким

Предыдущая Глава 2. Следующая Глава 4.

PS. Выберите название для подразделения Министерства контроля, отвечающего за безопасность цифровых систем государства (В подборке "Что дальше?" на Дзен dzen.ru/timofeykim вы можете голосовать - ставить лайки на варианте, который вам понравился в комментариях):

1. Цифроград. Центр цифровой безопасности и контроля

2. Киберщит. Отдел кибербезопасности и предотвращения угроз

3. Омнигард. "Omni" (от латинского "всё") и "Guard" (английское слово "страж" или "защитник"). Спец. подразделение "Всевидящий защитник"