Цитаты из книг — Лариса Миллер

А жизни всё равно, как течь: Беречь нас или не беречь, Лелеять, обращаться дурно, Течь плавно, медленно иль бурно, Иль где-то посреди земли Нас вдруг оставить на мели.

Ах, как ребёнку взрослые мешают: То спать велят, то сладкого лишают: Мол, брось жевать — испортишь аппетит И зубкам вред. А время-то летит. Ах, бывшее дитя, кому есть дело Сегодня до того, что ты надело, Как выспалось, что ело на обед? Ты счастливо, что взрослых больше нет?

Да разве можно так влюбляться В весну и так за жизнь цепляться — За тени, за лучи, за то, За что не держится никто, Что мельтешит, дрожит, двоится И что само пропасть боится.

И я – в единственном числе, И ты. Ты тоже одиночка, Как на пустой странице точка Или как искорка в золе. Как в одиночку выжить здесь? Но мы глагол «любить» спрягаем, Друг другу выжить помогаем, Преображая космос весь.

Спасибо, счастье, что приходишь, Что время для меня находишь: То на заре лучом прильнёшь, То мимо окон промелькнёшь Крылом неведомой расцветки, То вспыхнешь яблочком на ветке.

И боль умеет крыльями плескать И даже петь и даже петь умеет, И страстную мечту свою лелеет Сжать чьё-то сердце и не отпускать, И, трепеща на частоте одной С болящим сердцем, стать ему родной.

Если день сероват, то раскрась его сам И лазоревый цвет подари небесам, А траве и листве подари серебро Предрассветной росы. А ещё где серо? На душе? Но денёк золотой, голубой Непременно поделится счастьем с тобой.

А вдруг в том пространстве, что небом зовётся, Душа моя бедная не приживётся. А вдруг для того, чтоб свободно летать, Ей будет смертельно меня не хватать. Вдруг, тела лишившись горячего, тесного, Она ничего не захочет небесного.

А где же конверт – чтобы с адресом, с маркой? Где лист шелестящий с чернильной помаркой?.. Курсор подведи, затемни, сделай клик… О мир, до чего изменился твой лик! Где почерк корявый? Где буквы с наклоном? Да всё там, где надо, – во времени оном… Запомнил, и кликнул, и в буфер занёс… Но где же письмо, что промокло от слёз?

Я не помню, как я родилась И как я на земле оказалась. Я за мамой сперва увязалась, А теперь вот с тобою слилась. Я совсем не умею одна. Я тебе как спасению рада. Вот бы знать, что такая награда Мне на вечные веки дана.

Я малолетка. Я в Клину. Я у Чайковского в плену. Я тереблю промокший, мятый Платочек. Плачу я над Пятой Симфонией. Пластинку нам Поставили. За дверью гам. В музее людно. День воскресный. А музыка с горы отвесной Столкнула, снова вознесла. Я плакала. Душа росла.

* * * А музыка была. Потом её не стало. Наверное, она звучать внутри устала. А может быть, её в природе не осталось. Осталась лишь одна смертельная усталость. Усталость не звучит. Смогу ли жить немая, Не разжимая губ и глаз не поднимая.

Я на землю попала впервые. Здесь надышано. Рядом живые. И они первый раз на земле И не могут советовать мне, Что мне делать с отпущенным сроком Под небесным невидящим оком.

Нас позабудут, а потом Забудут тех, кто нас забудет, И ветер те следы остудит, Что вьются в мире обжитом. Но вдруг когда-нибудь опять Воскреснет сыгранная нота, Заставив чуткого кого-то Заплакать или просиять.

Да мало ли чего хочу? Хочу летать, а не лечу. Хочу весь год в лучах купаться, И с лёгким сердцем просыпаться, И не бояться за родных, И знать, что и в мирах иных, Тех, из которых нет известий, Мы будем счастливы и вместе.

Счастье есть. Просто где-то оно притаилось. Может, в доме в укромном углу притулилось, Может, спряталось где-то в осеннем саду. Ему просто не хочется быть на виду. Оно верит, что, если кому-то приспичит Отыскать его, тот его тихо покличет, В каждый угол заглянет и в каждый закут, И обшарит весь сад, вопрошая: «Ты тут?»

Да, да, я радости поборник. Я нынче составляю сборник Мгновений светлых. Как адепт Веселья, выпишу рецепт, Чем скрасить горестные миги. Уже написано полкниги

Но жизни смерть никак не отменяет И даже ей в обязанность вменяет Дышать и быть, быть вечно, быть всегда — Какой угодно: хрупкой, как слюда, Крошащейся и ломкой, точно льдинка, Но быть, не прекращая поединка Со смертью, что лишь только и живёт Тем, что угрозой гибельной слывёт, Куражится над жизнью и ярится, И страшно…