Цитаты из книг — Валентин Распутин

Странно: почему мы так же, как и перед родителями, всякий раз чувствуем свою вину перед учителями? И не за то вовсе, что было в школе, — нет, а за то, что сталось с нами после.

Откуда мне было знать, что никогда и никому ещё не прощалось, если в своем деле он вырывается вперед? Не жди тогда пощады, не ищи заступничества, для других он выскочка, и больше всех ненавидит тот, кто идет за ним следом.

Э-эх, до чего же мы все добрые по отдельности люди и до чего же безрассудно и много, как нарочно, все вместе творим зла!

Ну и что? Учительница - так другой человек, что ли? Иногда надоедает быть только учительницей, учить и учить без конца. Постоянно одергивать себя: то нельзя, это нельзя, - Лидия Михайловна больше обычного прищурила глаза и задумчиво, отстранение смотрела в окно. - Иной pas полезно забыть, что ты учительница, - не то такой…

Как мало, выходит, в человеке своего, данного ему от рождения, и сколько в нем от судьбы, от того, куда он на сегодняшний день приехал и что с собой привез.

Смеются: старый да малый, имея в виду, что один выжил из ума, а второй его еще не нажил. Правильно, старый да малый — только они как следует и способны ежедневно и остро удивляться своему существованию, тому, что окружает их на каждом шагу.

Мечтают в девичестве, приготовляясь к жизни, ничего о ней еще толком не зная, а как почал тебя мужик да обзавелась семьей – остается только надеяться. Но и надежды с каждым годом меньше, и она тает, как снег, пока не истает совсем, впитавшись в землю, - и вот перед тобой не надежда, а парком дымящиеся из-под земли…

Невольно создавалось ощущение, словно я подглядываю эту жизнь со стороны, и от стыда и неловкости за себя я еще глубже запахивался в свой кургузый пиджачишко.

Настена никогда не оглядывалась назад, не жалела о сделанном, не спохватывалась, что где-то когда-то надо было повернуть не сюда, а туда. Жизнь — не одежка, ее по десять раз не примеряют. Что есть — все твое, и открещиваться ни от чего, пускай и самого плохого не годится.

Стоило жить долгую и мытарную жизнь, чтобы под конец признаться себе: ничего она в ней не поняла. Пока подвигалась к старости она, устремилась куда-то и человеческая жизнь. Пускай теперь ее догоняют другие. Но и они не догонят. Им только чудится, что они поспеют за ней, — нет, и им суждено с тоской и немощью смотреть ей…

— Нет, так неинтересно, — сказала она, выпрямляясь и убирая съехавшие на глаза волосы. — Играть — так по-настоящему, а то что мы с тобой как трехлетние малыши. — Но тогда это будет игра на деньги, — несмело напомнил я. — Конечно. А что мы с тобой в руках держим? Игру на деньги ничем другим подменить нельзя. Этим она…

Идет беспрерывная и масштабная на всю страну работа отупления человека, его развращения и озверения. Больше всего преуспевает в этой работенке, разумеется, телевидение, но не слишком отстают и издательства. Вместе с радио, газетами и шоу-бизнесом. Это сплетшийся воедино отвратительный змеиный клубок, беспрерывно…

И хоронют оне нас плачут… оне плачут не об нас, кого в гроб кладут, а кого помнют… какие мы были… И жалко нас… потому что себя жалко. Оне видят, что сотарются, нисколь не лучше нас будут. А без нас оне скарей старются. Про себя оне нас раньше похоронили. Вот тогда бы и убраться, скараулить тот миг. А мы все за жизнь…

Он-то, конечно, недостоин и Тани, но этот грех он бы на свою душу принял. Таня и без того обижена, а потому можно обижать ее дальше. «А доведись – зачем бы тебе ее обижать?» – спросил он себя. Затем, что вина требует вины, пропащая душа ищет пропасти поглубже. Он бы, наверно, не сумел иначе, ему постоянно нужны были бы…